Страница 195 из 299
Конь вез своего хозяина по дороге мучений и смерти, по обе стороны которой возвышались кресты с изуродованными телами. Повсюду был песок – проклятый песок, бескрайнее желто-оранжевое море. Луций медленно поднял глаза и увидел, как один из распятых мотал головой, тщетно пытаясь отогнать от лица хищных птиц. Вездесущие чайки добираются даже сюда и ждут, расположившись на перекладине, пока человек ослабнет, а некоторые, самые матерые и голодные, не дожидаются и этого. Мотай головой, не мотай – их острые клювы рано или поздно достигнут цели. Вот и сейчас они сидят и смотрят на очередного бедолагу своими безжизненными, стеклянными птичьими глазами, равнодушные к тому, что чувствует распятый. Вскоре он не выдержит и откроет глаза, чтобы посмотреть, улетели чайки или нет, и тогда они сделают свое дело – блеск глаз для них словно сигнал. Последним, что увидит в своей жизни страдалец, будут пернатые твари. Мерзкие создания только издалека кажутся безобидными, но для прибитых к кресту они ничем не лучше казнивших их палачей.
Конь неторопливо шагал. Он уже давно привык к запаху смерти и крови и больше не шарахался в сторону от жутких криков умирающих – он шел спокойно и лишь иногда встряхивал гривой.
– Таранка, – произнес Луций и невольно улыбнулся этому слову.
Так о распятых говорил Ратибор. В его стране – далекой Скифии или, как он сам величал ее, Руси – так называлась небольшая рыбешка, которую солят и вывешивают на улицу подвялиться. Ратибор рассказывал, что она очень вкусная. Луций вновь окинул взглядом людей, висевших на крестах. У некоторых были выклеваны глаза, над мертвыми вились стаи мух, которые, пожирая плоть, облепливали их тела так, что покойники, казалось, шевелились. «Таранка», – снова промелькнуло в голове. Нет уж, спасибо. Может, это и вкусно, но я бы не стал такое пробовать – хватило холодца, который русич когда-то сварил зимой в Германии. Желе из копыт, ушей и костей! Мерзость! Луция аж передернуло при этом воспоминании. Все же дикий народ – эти варвары, а Ратибор, как ни крути, – варвар. Генерал расстегнул шлем, почесал шею и поправил на ней некогда белый шарф.
– Луций! Луций! – раздался грубый голос русича, и до ушей генерала быстро донесся топот копыт его лошади. Ратибор улыбался во весь рот, и белизне его зубов можно было только позавидовать. Окровавленный топор, как обычно, висел у него за поясом, кольчуга была забрызгана кровью, руки крепко сжимали поводья запыхавшейся лошади. Что не говори, а он был прекрасным наездником. А как он стрелял из лука! С ним мог поспорить в меткости только Ромул. Кстати, где же он?!
– Луций, послушай!
– Долго жить будешь.
– Ты это о чем?
– Так, к слову пришлось. Я весь во внимании.
– Там Понтий отбирает пленников, приговоренных к смерти.
– Как понять, отбирает? Куда отбирает?!
– Не знаю. Меня Мартин к тебе послал. Он там, с ним, они ругаются. Ты бы решил вопрос, а?
– Ладно, поехали! А ты Ромула не видел?
– Нет. Я думал, ты его куда-то послал.
Удары молотков звучали со всех сторон. Неподалеку стояла когорта Черного легиона, знаменосец держал штандарт с эмблемой – золотым орлом на серебряном черепе, под которым восседали еще три орла, добытые в Германии. На аквилифере[1] красовался шлем в виде львиной головы с угрожающим оскалом, поверх которого была накинута волчья шкура. Когорта стояла неподвижно, охраняя пленных, еще две центурии занимались казнью. Ни те, ни другие не проявляли никаких эмоций: одни стояли, словно статуи, обливаясь потом, вторые слаженно исполняли приказ. Здесь работали только солдаты Черного легиона, Аппоний вежливо уклонился от роли карателя под предлогом того, что его люди будут прочесывать окрестность, где в последний раз видели войска Такфарината. Среди связанных пленников шнырял Понтий с несколькими солдатами. Переводчик расспрашивал приговоренных, после чего некоторых из них отвязывали и сгоняли в сторону, где уже стояло человек десять. Мартин с недовольным видом наблюдал за этим процессом, сидя верхом на лошади, и иногда бросал что-то оскорбительное в сторону своего друга. Понтий делал вид, что ничего не слышит, и продолжал отбирать людей. За их спинами вдоль дороги то и дело взлетали вверх натянутые на веревках кресты. Казнь не останавливалась ни на секунду. Вскоре к ним неспешно подъехали Луций и Ратибор. Мартин, увидев их, выпрямился и недоуменно показал жестом руки на Понтия.
– Понтий, позволь узнать, чем ты занят? – спрыгнул с лошади Луций.
– Распять столько народу – это, конечно, хороший способ показать, кто тут главный! – продолжил заниматься своим делом Понтий.
– Правда? Я рад, что ты по достоинству оценил мое решение. Так для чего тебе понадобились эти смертники?
– Послушай, Луций! – Понтий подошел к генералу. – Ты притащил меня сюда против моей воли. Мне хватило чертовой Германии с ее комарами, холодом, сыростью и тупыми варварами. Я хочу большего, чем просто быть у тебя на побегушках! Может, это устраивает остальных, но вот меня вообще никак не прельщает! Понял? И раз я командую солдатами, помогая тебе прославляться, то и сам хочу что-то иметь от этого! Я заберу этих рабов с собой и перепродам их в Карфагене, может, в Риме. Считай, что это твоя плата за мои услуги!