Страница 3 из 30
– Привет, – раздался из сумрака нижней полки тоненький неуверенный голосок. – Нам пора выходить?
– Привет, – ответил Аллейн. – Нет. Спи.
– У меня сна ни в одном глазу. Если честно, я почти всю ночь не спал.
Аллейн, искавший рубашку на ощупь, пошатнулся, оцарапав голень о край чемодана, и беззвучно выругался.
– А что же тогда ты одеваешься? – не унимался голосок. – Мы ведь еще не выходим.
– Чтобы быть готовым, когда нужно будет выходить.
– Понятно, – сказал голосок. – Мама тоже готовится выходить?
– Пока нет.
– Почему?
– Рано еще.
– Она спит?
– Я не знаю, дружище.
– Тогда откуда ты знаешь, что она не готовится?
– На самом деле я этого не знаю. Я лишь надеюсь, что она спит.
– Почему?
– Хочу, чтобы она отдохнула, а если ты еще раз спросишь «почему» – я не отвечу.
– Понятно. – Наступила пауза. Внизу тоненько хихикнули. – Почему?
Аллейн с досадой заметил, что надел с трудом обнаруженную рубашку наизнанку, и теперь переодевался.
– А если, – не унимался голосок, – мое «почему» будет по делу, ты ответишь?
– Оно должно быть по исключительно важному делу.
– Почему ты собираешься в темноте?
– Я полагал, – произнес Аллейн с укоризной, – что все маленькие мальчики крепко спят, и боялся их разбудить.
– Но ведь теперь ты знаешь, что они не спят, тогда почему?..
– Ты абсолютно прав, – признался Аллейн. Поезд повернул, и мужчину качнуло к двери. Он зажег свет и взглянул на сына.
Рики выглядел так, как выглядят маленькие мальчики утром в постели, – словно заново родившимся. Темные волосы живописно растрепались по лбу, глаза блестели, от щек и губ будто исходило сияние. Про Рики можно было бы сказать – «он такой новенький – даже краска не успела высохнуть».
– Мне нравится ехать в поезде, – сказал он. – Так классно еще нигде не было. Пап, а тебе нравится поезд?
– Да, – ответил Аллейн. Он открыл дверь туалета, где автоматически зажегся свет. Какое-то время Рики молча наблюдал, как отец бреется.
– Где мы сейчас? – заговорил он.
– У моря. Оно называется Средиземным. Утром, когда рассветет, мы увидим его.
– А сейчас поздняя ночь?
– Не совсем. Очень раннее утро. Там, снаружи, все крепко спят, – не слишком уверенно предположил Аллейн.
– Все?
– Почти все. Спят и храпят.
– Все, кроме нас, – с удовольствием отметил Рики. – Ведь мы очень ранним утром в классном поезде совсем не спим. Да, пап?
– Да. Скоро мы будем проезжать мимо дома, куда я завтра отправлюсь. Поезд там не останавливается, поэтому мне придется доехать с вами до Роквиля, а потом вернуться обратно на машине. Ну а вы с мамой останетесь в Роквиле.
– А где ты будешь жить, с нами или в том доме?
– Иногда с вами, иногда в том доме. Он называется Шато де ла Шевр д’Аржан, что означает Замок Серебряной Козы.
– Смешное названьице, – сказал Рики.
Из-под вагонных колес во все стороны рассыпа́лись густые снопы искр. Отбрасываемый ими свет заскользил по каменной стене. Поезд начал крутой подъем. Постепенно он замедлил ход настолько, что можно было обстоятельно разглядеть все снаружи, и вот, словно надорвавшись, локомотив почти замер. За окном, примерно в сотне ярдов от поезда, стоял огромный дом, ярко освещенный сияющей луной. Казалось, он вырастал прямо из скалы. Одно-единственное окно, прикрытое тонкой цветной занавеской, светилось тусклой желтизной.
– Кто-то там, снаружи, не спит, – заметил Рики. – «Снаружи» или «внутри»? – задумался он. – Папа, где эти люди? Снаружи или внутри?
– Думаю, для нас они снаружи, а для себя – внутри.
– Снаружи поезда, но внутри дома, – согласился Рики. – А если бы поезд проехал через дом, то тогда они были бы для нас внутри или снаружи?
– Будем надеяться, – угрюмо заметил его отец, – увлечение метафизикой с возрастом пройдет.
– А что такое метафизика?.. Смотри, вон они в своем доме! Мы остановились, да?
Окно их купе оказалось прямо напротив освещенного окна в похожей на скалу стене дома. Размытая тень двигалась по комнате за занавеской. По мере приближения к окну она постепенно разбухала и вдруг превратилась в черное тело, прижатое к стеклу.
Аллейн издал непроизвольный возглас и подался вперед.
– Конечно, папа, ты стоишь прямо у окна, и тебе-то все хорошо видно, – вежливо выразил обиду Рики.
Поезд судорожно вздрогнул, с многоголосым скрежетом прополз через туннель и, набирая скорость, начал спуск к морю.
Дверь купе отворилась, и в проеме появилась Трой в шерстяном халате. Ее короткие волосы были растрепаны и свисали на лоб, точь-в-точь как у сына. Лицо было бледно, глаза потемнели от тревоги. Аллейн быстро обернулся на нее. Трой перевела взгляд с мужа на сына.
– Вы смотрели в окно? – спросила она.
– Я смотрел, – отозвался Аллейн. – И, судя по выражению твоего лица, ты тоже.
– Ты не поможешь мне с чемоданом? – попросила Трой и добавила, обращаясь к Рики: – Я скоро вернусь и помогу тебе одеться, милый.
– Вы что, уходите?
– Мы будем в соседнем купе. И очень недолго, – сказал Аллейн.
– Все-таки в поезде все не так, как дома.
– Мы понимаем, – заверила Трой сына. – Но ведь ты в порядке, правда?
– Правда, – тихонько произнес Рики, и Трой нежно погладила его по щеке.
Когда они оказались в соседнем купе, Трой села на полку и уставилась на мужа.
– Поверить не могу, – сказала она.
– Мне жаль, что ты это видела.
– Значит, мне не померещилось. О боже, как некстати… Но ведь теперь надо что-то делать!
– Боюсь, я не смогу развернуть активную деятельность, передвигаясь со скоростью шестьдесят миль в час. Надо будет позвонить в префектуру, когда мы прибудем в Роквилл. – Он сел рядом с женой. – Не принимай близко к сердцу, дорогая. Возможно, тому, что мы видели, найдется вполне заурядное объяснение.
– Разве может быть другое объяснение?.. Хотя… Расскажи-ка, что ты видел?
– Освещенное окно, задернутое легкой занавеской, – начал Аллейн, стараясь быть точным. – Женщина, приблизившись к нему, упала на занавеску, и та тут же взвилась вверх. Позади женщины, но вне поля нашего зрения, должно быть, находилась очень яркая лампа, которая освещала мужчину в белом одеянии, стоящего в глубине комнаты, справа от нас. Его лицо, как ни странно, оставалось в тени. У него за спиной, справа, находилось нечто напоминавшее колесо. Он стоял, подняв правую руку.
– А в руке?..
– Да, я заметил. Именно этот момент смущает больше всего, – ответил Аллейн.
– А потом туннель. Все было как в старых фильмах: неожиданный кадр, который исчезает слишком быстро, чтобы произвести по-настоящему глубокое впечатление. Картинка мелькнула и пропала. Нет, – продолжала Трой, – я не хочу верить в то, что видела, не хочу думать о том, что сейчас, возможно, творится в том доме. А каков сам дом! Как на гравюрах Доре – образчик дурного романтического вкуса.
– Думаю, мне нужно переговорить с проводником, – сказал Аллейн. – Возможно, он тоже кое-что видел. Вполне вероятно, не мы одни бодрствовали и смотрели в окно, хотя мне кажется, что свет горел только в моем купе. В твоем, кстати, было темно.
– Я опустила штору, подумав, как это странно – подглядывать за жизнью других людей через окно поезда.
– Понимаю, – отозвался Аллейн. – Это похоже на то, будто смотришь в волшебное зеркало.
– А потом увидеть такое! Кривое получается зеркало.
– Не переживай. Я поговорю с проводником, а затем вернусь к себе и соберу Рики. Мы должны быть в Роквиле примерно через двадцать минут. Ты в порядке?
– Лучше не бывает, – ответила Трой.
– «Только на золотом юге вы сможете действительно беззаботно отдохнуть», – продекламировал рекламный лозунг Аллейн, глядя на жену. Затем он вышел в коридор и открыл дверь в свое купе.
Рики по-прежнему сидел на нижней полке. Руки у него были крепко сжаты, глаза широко распахнуты.
– Тебя так долго не было, – проговорил он.