Страница 25 из 35
Став покорной рабыней голубей и их человеческих сторонников, безропотно выполняющей любые приказы, я словно погрузилась в какую-то другую реальность, отдалённую от всего, что происходило в тот момент в обезумевшем мире, что закручивало его в безудержную кровавую пляску. Меня превратили в кого-то вроде питомца. Вроде покорной собачки, не смеющей ослушиваться своих жестких хозяев, которые за неповиновение могли лишить аппетитного куска. Мне это совсем не нравилось. Я судорожно думала, как можно незаметно улизнуть из гадкого местечка, своим видом ней вызывавшего ничего, кроме тошноты, но, что бы ни предполагала, всё бесполезно. Хозяева тщательно наблюдали за пленниками, следили чуть ли не за каждым их движением, вследствие чего любые мои планы оканчивались грандиозными провалами.
Самих узников в этих гнилостных стенах было не так много, как я себе представляла. Но все они выглядели настолько замученными, что, казалось, ещё чуть-чуть — и настигнет их смертный час, скрутив немощные тела в беспорядочных судорогах. Я не общалась с ними, лишь изредка со скучающим видом наблюдая, как усердно старались эти несчастные, и прокручивая навязчивую мысль, что, наверное, скоро меня ждёт похожая судьба.
Поручения, которые мне давали, обычно не отличались сложностью, но были настолько отвратительными, что хотелось скорее умереть, тихонько вскрыв вены где-нибудь в уголке, чем даже браться за их выполнение. Но инстинкт самосохранения был сильнее. Он не давал мне окончательно приуныть. Он подталкивал меня к работе, какой бы мерзкой и нежелательной она ни была. Голубиные ли внутренности или уголки, облюбованные мышами, или другое подобное дело, от которого я невольно морщилась, — всё равно приходилось делать, так как умирать совсем не хотелось.
Настроение моё меж тем с каждым днём становилось всё более мрачным. Мне хотелось только, выглядывая из-за шторы, бессмысленно наблюдать за колышущимися травяными зарослями, теша наивные надежды, что в них внезапно возникнет чудесный спаситель. Но редкими фигурами, которые там появлялись, были вовсе не отважные герои, прибывшие спасти заточенную принцессу, а очередные участники странного объединения, явившиеся на собрание. Замечая их, я обычно отворачивалась, поскорее задвигая портьеры: смотреть на эти отвратительные лица не было никакого желания. Хотя если бы они закрутились в безумной голубиной пляске, сломав все кости, я бы только обрадовалась.
Время казалось таким же вязким, как пол в первой комнате, в котором я частенько застревала. Прошло всего два дня, но у меня, погрузившейся в непроходимую тоску, создавалось впечатление, будто минула вечность. Казалось, этому отвратительному приключению никогда не наступит конец, я так и буду возиться в грязи, периодически слушая бредовые речи своих «хозяев», строивших какие-то грязные планы. Казалось, всё уже кончено — выхода нет.
Всё смог изменить один день, ознаменовавшийся появлением в доме странного вооружённого человека, облачённого в длинный чёрный плащ с капюшоном. Во время проведения одного из собраний он пробрался в дом и, ворвавшись в комнату, где велись обсуждения, начал обстрел. Голубиные сторонники не ожидали нападения. Они тут же всполошились, соскочили с мест и ринулись к облезлому деревянному шкафу, к какому два дня назад привязали меня. Я, тихонько стоявшая в уголке, тут же застыла, не смея пошевелиться, с морозцем на коже представляя, какое кровавое зрелище ожидалось в ближайшие момент.
Уж по чему-чему, а по распотрашённым человеческим телам, истекающим кровью, я совершенно не соскучилась. Конечно, этих уродов было ничуть не жаль, но судьба незнакомца, столь отважно ворвавшегося в жуткий дом, определённо тревожила. Уродов было много, а этот человек, несмотря на вооружение, собирался бороться в одиночку. Поступал крайне опрометчиво.
Как же мне хотелось остановить незнакомца от безумного поступка, сказав, чтобы он бросил оружие и ринулся бежать, пока хозяева не принялись его активно обстреливать со всех углов. Но я была всего лишь рабыней, лишённой права действовать. Всего лишь жалким питомцем, вынужденным смереннно стоять в уголке. Поэтому мне только и оставалось, что наблюдать, невольно ёжась от не слишком приятных представлений.
Но неизвестный, словно прочитав мои мысли, резко опустил оружие. Воспользовавшись всеобщим замешательством, он подбежал ко мне и, схватив за руки, потащил по направлению к выходу. Я совершенно не ведала, кто он и что пытается со мной сделать, но, за отсутствием выбора, покорно последовала за ним, стараясь не оборачиваться и не смотреть на разъярённую компанию.
— Так и знал, что без их вмешательства это дело не обойдётся, — неожиданно произнёс знакомый мне голос, в котором я теперь уже без труда узнала Максима.
— Кто они? — спросила я, судорожно вцепившись в руку своего спасителя.
— Потом расскажу. Сейчас нам нужно как можно скорее уходить.
Тревога одолевала меня, скручивала мысли и сдавливала тело. Теперь я боялась даже Макса. Словно он был таким же врагом, словно также выступал на стороне своих бывших сородичей. Нет. Я не должна была спорить, я просто не могла ни спорить, ни сопротивляться! Я должна идти, покорно преодолевая ненавистные коридоры следом за Максом и приближаясь к заветному выходу.
Между тем сзади послышались оглушительные выстрелы, звуки которых тут же смешались с тяжёлыми шагами, направлявшимся в нашу сторону. Голубиные сторонники, не на шутку разъярённые, начали погоню, жаждая пробить нам всё, куда только попадёт свистящие пули, насладившись монотонным капаньем падающей на пол крови.
Вот скрипнула дверь, мы ступили на пол, напоминавший кусок мёда, и тут же увязли в нём, сильно замедлившись. «Быстрее, прошу!» — шёпотом молила я, подталкивая Макса, пытавшаяся выбраться из густой липкой кисеи.
Компания, следовавшая за нами, была уже близка. Их мутные фигуры уже вырисовывались в полутьме предыдущей комнаты, а грохот выстрелов с каждой секундой становился всё громче.
Рывок, скрип двери — и свобода. Святая, долгожданная свобода, по которой я так соскучилась за эти два дня! Мы всё-таки сумели выбраться, резким движением отворив дверь и вырвавшись на скользкую, размытую недавним дождём тропу.
Я хотела было разразиться благодарностями, начав восхвалять Макса за проявленноё им недюжинное геройство, однако тот, всё ещё остававшийся напряжённым, меня остановил, жестом напомнив, что мы ещё не совсем выбрались из гадкого местечка и что за нами всё ещё гнались безумцы, вооружённые огнестрельными пистолетами.
Я побежала настолько быстро, насколько могла. Кажется, в один миг я стала и спортсменкой, и бегуньей, и марафонщицей, несмотря на то что раньше никогда не занималась спортом. Последнее не помешало, совсем не помешало, как и ужасная усталость, как и скользкая дорога.
Преодолев злосчастную дорожку, отделявшую свободу от неволи, и отворив скрипучую гнилую калитку, мы вырвались в какой-то лесок, пестревший корявыми, неухоженными деревьями.
Взглянув на эту мрачную картину, я сразу же вспомнила рассказ Ани о её судьбоносной оплошности, благодаря которой ей теперь приходилось жить за счет камня. То ли от голода, то ли от страха у меня засосало под ложечкой, и я ещё крепче вцепилась в руку спасителя, казавшегося теперь единственной надежной опорой.
А на небе, остававшемся пасмурным, меж тем всё теми же грузными клочьями вздымались вязкие тучи, готовые в любой момент разразиться пронзительным громом и ослепительными змееобразными вспышками молний. Дул прохладный ветер, развевая мои спутанные волосы. Деревья зловеще скрипели, бросая на сырую землю жуткие перекошенные тени и нагнетая и без того напряженную атмосферу.
Максу, который, несмотря на накал, сохранял флегматичное спокойствие, явно не было дела до вида окружающей природы, а вот мне смотреть на всё это, предаваясь очередному порыву паники, совершенно не хотелось. В тот момент я даже пожалела, что не умею управлять погодой — иначе бы сразу смела эти мерзкие тучи, открыв спрятанную за их пеленой ясную голубизну.
Обогнув раскидистые заросли и пройдя несколько серых улочек, утонувших в хмуром однообразии, мы незаметно достигли города, по условиям которого я, уставшая от грязи и гнилостных запахов, жутко соскучилась.
Выстрелов, леденящих кровь, уже не было слышно, что, конечно, радовало: те мерзкие люди отстали, не сумев догнать нам с Максимом и вернуть меня к себе в рабство. Конечно, последнее они могли сделать позже, но, получившая печальный опыт, я не собиралась даже допускать ничего подобного. Теперь я решила, что всегда буду носить с собой оружие, внимательно следить за тем, что творится вокруг нас и, конечно, ни на шагу не отставать от друзей, вместе с которыми была не столь беззащитна.
Подумав об орудии, я тут же невольно взглянула на небо, облепленное яростными фырчащими тучами. Ни голубей, ни полос, расползающихся неестественно ярким огненным багрянцем, на нем не было. Кажется, первая волна птичьего наступления закончилась, и в городе, лишившегося значительной части жителей, вновь воцарилось непоколебимое спокойствие, нарушаемое лишь протяжными звуками непогоды. Нет, это было определенно недоброе спокойствие. Скорее нечто вроде кладбищенской тиши, которая в любой момент могла огласиться звуками чьих-то судорожных рыданий.
— Куда мы теперь пойдём? — испытующе спросила я, когда Макс отпустил мою руку, показав этим, что мы уже в относительной безопасности.
— В Анину квартиру. У меня есть серьёзный разговор.
— Э. А она ещё жива? — Я глупо вздёрнула брови, осознав смысл этого вопроса.
— Жива, — угрюмо откликнулся Максим, чем несколько удивил меня, ожидавшую услышать от него очередную колкую иронию. Впрочем, по нему было видно, что переделка, из которой мы только что выбрались, сильно его утомила, отчего его невозмутимое спокойствие обратилось безразличием.
— А что с этой Эльвирой? Что с камнем? — начала было я, но тут же замолчала, решив, что лучшим местом для обсуждения таких вопросов будет не грязная городская улочка, на которой периодически возникали фигуры испуганных прохожих, а квартира, наполненная подходящей атмосферой.
— Всё прошло почти удачно.