Страница 52 из 95
- Рад тебя видеть, - сказал Харальд, протягивая ему руку. - Значит, держишься еще?
- Больше половины моих людей погибло, - усталым голосом проговорил молодой ярл, махнув рукой. - Что там, теперь всюду не лучше. Возле Торгового Двора еще дерутся...
- Сейчас выручим их, - Харальд воодушевился, как всегда бывает с теми, кто получает, хотя бы кратковременно, цель, за которую стоит бороться. Но тут же задумался: - А куда потом? Нечисть кругом...
Тем временем королева Ингрид пристально вглядывалась вдаль, пытаясь найти хоть пятнышко земли, не оскверненной войной и пожаром. Но тщетно: все вокруг было залито черным и багровым - цвета ночи и отгоревшего пламени, цвета смерти, крови и пламени... Только впереди небо как будто чуть-чуть посветлело - до самого моря протянулась длинная полоса, становясь все более заметной.
- Священная Роща! - указала она в ту сторону торжественным и слегка насмешливым голосом. - Наши боги еще сильны, и не много возомнившей о себе колдунье взять над ними верх! Скорее, туда! Мы сможем отдохнуть и перевязать раненых.
Ничего другого и не оставалось делать. Среди уцелевших горожан много было женщин, детей и стариков, а мужчин, прикрывавших отступление, гораздо меньше, и многие были ранены. Нужна была передышка, чтобы подготовиться к новой битве. Все понимали, что, не будь Священной Рощи, никто из жителей Сванехольма не пережил бы эту ночь.
Снова Рольф затрубил в большой рог, созывая всех, кто мог идти, к Священной Роще. Туда уже стекались разными дорогами много людей. Близость солнечного света придавала сил измученным людям, будто впереди были ворота Асгарда. Странное это было зрелище - будто в черном покрывале зияла дыра, и сквозь нее видны были деревья с опавшей листвой, святилище богов, огражденное деревянным забором, черно-синее море впереди, корабли, вытащенные на берег, и небо, еще сияющее розовым на востоке. И это было все, что осталось племени фьордов от прежней, яркой и свободной жизни.
Вернувшись спустя два бывших дня, теперь именующихся восходами луны, Стирбьерн со спутниками застали на месте Сванехольма пепелище. Еще издалека, со скалистого возвышения, виднелось лишь громадное выжженное пятно; в лунном свете отчетливо различалось, что там совсем не осталось снега. Вместо него чернели груды обгорелых обломков, и тучи пепла носились по воздуху, подхваченные неустанным штормовым ветром.
- Что это? - Стирбьерн глухо вскрикнул и начал головокружительный спуск с обрыва чуть ли не в самом высоком месте, не дожидаясь, последуют ли за ним спутники. - Сванехольм сожжен... Вот почему им надо было выманить меня! Проклятье! Вечное проклятье Золотой Змее и всем, кто совершил это!
Ослепленный гневом и скорбью, он не сразу заметил, как что-то похожее на обгоревший пенек, шевельнулось, сбрасывая маскировочный плащ, и обернулось самым настоящим карликом. По пояс Стирбьерну, но в плечах и груди не уступая ему, в полном доспехе, карлик легко вращал в руках массивный топор. Из-под закрывающего лицо шлема доносился хриплый смех, больше похожий на скрежет:
- Да-да, твой Сванехольм сдох! Его не будет больше, и вы, люди, скоро все подохнете, и тогда все станет, как должно быть! Все эти земли принадлежали нам, Другим Народам, пока боги не позволили людям, своим любимым игрушкам, занять все. Теперь они, похоже, забыли про вас, и мы вернулись. Королева Морна вознаградит нас за все века изгнания! И тебе скоро придет конец...
Карлик замахнулся топором, целясь в ноги высокому противнику, сосредоточенно, будто рубил дерево, только его длинная борода плясала поверх кованого нагрудника. Уклонившись от удара, Стирбьерн тщательно высмотрел застежки шлема; зная, как прочны доспехи карликов, он не был уверен, что сможет их прорубить, кроме как в соединениях.
- Раньше нас сдохнешь ты, со своей Морной! - воскликнул он, вложив в этот удар всю свою ярость и наблюдая, как голова карлика отлетела прочь, крутясь в воздухе и рассыпая брызги крови.
Но навстречу Стирбьерну уже бежали новые враги - видимо, это был пограничный отряд. С десяток карликов, таких же крепких и воинственных, как первый, два крупных тролля, облизывающиеся длинными красными языками, и трое йотунов, по одному из каждого клана. Как и следовало ожидать, все трое вождей требовали для своих подданных равных отличий, не давая другим хоть в чем-то взять верх, а потому и на любое задание приходилось посылать сразу троих. Первый из них, на бегу превращаясь в волка, бросился на грудь Стирбьерну, но тот перехватил его, сам рыча едва ли не громче зверя. Этот йотун, несомненно, был одним из тех, кто совсем недавно разорил и сжег Сванехольм, он, может быть, убил его жену, если только ее не ждала участь похуже... В глазах у Стирбьерна плясали кровавые сполохи, когда он, не помня себя, стиснул оборотня руками, ломая ему ребра. Завопив от боли, волк превратился снова в человека, и Стирбьерн впился зубами ему в горло.
Задержавшийся на скалистом гребне Йорм протер себе глаза: в лунном свете ему померещилось, что он видит на месте Стирбьерна медведя - самого настоящего матерого медведя медно-рыжего окраса, легко расправляющегося с хищником помельче. А в следующий миг стало некогда размышлять: спутники Стирбьерна лавиной обрушились на врага, и Йорму пришлось не отставать от них. Задержавшись на мгновение, он застрелил взмывшего в воздух оборотня-орла, и тот упал на землю, раскинув руки, как крылья. А вокруг уже кипел бой.