Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 44 из 95

- Вели казнить меня, госпожа, это я не доглядела! - призналась одна из них, обнимая ноги королевы Ингрид. - Остальные все ушли сюда, смотреть, я одна осталась. Отвернулась, чтобы заварить для госпожи лечебное питье - а ее уже нет! И ведь до того лежала спокойно, я думала, она спит... А вышло вот как; и не догнать ее было, не остановить.

- Значит, это не твоя вина, Элла, - ответила королева еще более холодным, отчужденным голосом. - Судьба Герды - уйти вслед за Хельги. Так для нее лучше. Пусть она вместе с ним уйдет в последнее плавание...

И вот, наконец, "Серебряная русалка" вздрогнула и медленно отчалила от берега; ее длинные весла в последний раз взрезали бурные волны. За ней последовали еще десять драккаров. Не за богатой добычей вышли они в штормовое море, под погасшим солнцем, но чтобы проводить в последний путь Хельги, сына Харольда.

Ветер, на их счастье, был южный, тот, что приносит из более теплых земель дожди и туманы, но и попутный для мореплавателей, выходящих из Сванехольм-фьорда. Впрочем, все знали коварство ветра и не полагались на него, особенно теперь. Но, как бы там ни было, он позволил всем благополучно миновать опасное место. Братьям Хельги, еще потрясенным только что произошедшим, этот путь даже показался слишком коротким. А между тем, вот оно - открытое море, жилище чудовищ, скрытое зловещей тьмой, ворочает впереди огромные валы, выше мачт драккаров. А с берега видны были лишь огоньки, маленькие, точно светлячки. И такие же огоньки светили оставшимся на берегу - укрепленные на корме факелы.

Уже пора было поджечь "Серебряную русалку" и уходить, уже Стирбьерн, развернув "Молот Тора", поставил его бок о бок, готовясь принять на борт всех живых, только никто из них не решался поднести факел к хворосту. Каждый нет-нет суеверно поглядывал на застывшие, восковые лица Хельги, Герды и Хаука, будто те могли ожить. Никто не произносил ни слова, но каждый про себя надеялся, что почти святотатственное дело совершит другой.

Наконец, Ульв Черный решился первым прекратить это самоистязание. Суровый, с глубокой складкой между бровей, он взял факел и поджег первую связку просмоленного хвороста. Та сразу вспыхнула, за ней другая и третья. Огонь побежал по борту "Серебряной русалки". Ветер обрадованно взвыл, рассыпая снопы искр. Люди, бросив весла, перепрыгивали на "Молот Тора", спасаясь от жара. Только родные братья, Сигурд и Гутторм, на мгновение задержались проститься со старшим.

- Скорее! Огонь сейчас перекинется! - торопил их Стирбьерн, быстро затаптывая первую искру, брошенную на деревянный настил внезапным порывом ветра.

Но юноши покинули горящий драккар, лишь когда он был уже весь охвачен пламенем. Их волосы уже начали скручиваться, лица были черны от копоти, когда их, хватающих ртом воздух, втащили на борт "Молота Тора".





С берега охваченная огнем "Серебряная русалка" казалась огромным костром, поначалу еще сохраняющим стройные очертания драккара, но вскоре осевшим, разрушающимся, постепенно поглощаемым огнем и водой. Огню было все равно, что пожирать - хворост, или доски драккара, или мертвую плоть людей и животных. Это было великолепное зрелище - ужасное, как извержение огненной горы, но и не менее прекрасное.

Но на других кораблях некогда было любоваться пламенем. Ветер, до сих ор союзник викингов, предал их, обрушившись теперь с северо-востока, будто хлестнул огромными крыльями. Он подхватил горящий драккар и увлек далеко в море, но и живым грозила теперь та же опасность. Кормчие и гребцы на каждом из них прилагали все усилия, чтобы держаться ближе, не дать шторму себя разбросать. Но это было совсем не просто. Волны вздымались и опадали, как брюхо спящего чудовища, и можно было догадаться, что они норовят оттащить корабли как можно дальше в открытое море. Только по кормовым факелам можно было еще определить, что все десять драккаров пока живы и борются. В остальном же царила кромешная тьма.

Уроженцы Сванехольм-фьорда, по крайней мере, могли идти по памяти, зная даже невидимое направление и все подводные скалы. Но и им приходилось совсем не просто. Гостям же, провожающим в последний путь конунгова сына, было еще труднее вернуться. Один из драккаров подхватило встречным порывом ветра, сломав мачту и смяв парус, как тряпку, а затем швырнуло вперед, прямо на Собачью Пасть. Раздался удар и скрежет, заглушивший на миг даже ревущий шторм, а потом слабый в сравнении с ним человеческий крик. И над подводными скалами встал почти прямо черный силуэт птицеголового драккара, различимый в свете факелов с ближайших кораблей. Появился - и рухнул, переломившись пополам, вздымая волны, будто кит. Кто видел его, узнали "Морской ястреб" ярла Рагнара из Виншён-фьорда, одного из самых влиятельных соратников конунга Харальда. Ту же судьбу едва не разделили и два меньших сванехольмских драккара; в последний момент их гербцы успели свернуть, разглядев, куда их несет.

Сквозь налетевший шквал на гребне волны пролетел еще один драккар. Догорающий факел высветил резную фигуру великого Аса, заносящего молот, будто грозя разбушевавшимся волнам...

- Могучий Тор, пошли нам свою молнию осветить путь, чтобы мы не блуждали во тьме! - произнес Стирбьерн, внимательно вглядываясь перед собой, чтобы не пропустить ни одну из мелей-ловушек, которым изобиловал Сванехольм-фьорд. Но с тем же успехом он мог бы завязать себе глаза. Вокруг - только волны и бешеный ветер. А на берегу, и словно бы недалеко, - спасительные огни, вот только добраться до них...

Но вот наверху пророкотал гром, сначала чуть слышно, затем громче и громче. Сразу стих, будто испуганно притаился, ветер, упали волны. Тор все-таки отозвался на молитву Стирбьерна! Со страшным грохотом ударила молния, распоров завесу тьмы, как нож прорезает ткань. Всего одна молния, длинная и ветвистая, как дерево, осветила весь фьорд холодным сине-белым сиянием. Но этого было достаточно, чтобы разглядеть верный путь. В следующий миг снова стемнело, но теперь уж никто бы не сбил викингов с толку.