Страница 25 из 95
Ну а его племянника с того дня все Племя Фьордов стало почитать побольше, чем иных опытных воинов. Имя же драккара, на котором он совершил свой первый подвиг, стало его собственным.
С тех пор прошло много лет. Стирбьерн был давно уже живой легендой Племени Фьордов. Скальды складывали о не меньше песен, чем об иных из древних героев, каждый подрастающий мальчишка мечтал вырасти похожим на Стирбьерна, все викинги мечтали быть принятыми на "Молот Тора" - так, в честь своего божественного покровителя, назвал он новый драккар, самый большой и прочный из всех, что бороздили морские просторы. Однако брал в свою команду Стирбьерн лишь самых отчаянных, готовых посвятить опасным приключениям остаток своей жизни, и кого не ждали на берегу. То и дело в битвах с чудовищами и с вражескими армиями, в штормах на море погибали спутники Стирбьерна. Но такова была слава легендарного предводителя, что никогда не переводились желающие следовать за ним.
И, надо сказать, сидеть без дела им не приходилось. Если не участвовали вместе с людьми конунга в очередном набеге или не приходилось отражать нападение не менее воинственных соседей, то Стирбьерн уходил на "Молоте Тора" куда глаза глядят, охотиться на морских троллей и чудовищ, желая, как он сам говорил, очистить от них морские дороги. А когда зимние шторма закрывали даже от него море, Стирбьерн со своими людьми уходил на много дней охотиться в горах и лесах. Возвращался обычно оборванным и исхудавшим, с новыми шрамами, зато приносил в Сванехольм то когтистые лапы тролля, то лохматую голову горного великана или целый десяток истребленных им злокозненных карликов, что заманивали проходящих путников в пещеры, в жертву своим богам... За эти подвиги люди почитали Стирбьерна еще больше, но ему самому новые победы, казалось, не приносили удовлетворения. Что-то постоянно гнало его, не давая покоя, посылало искать все новые опасности. Потому-то конунг Харальд и назвал Стирбьерна безумным. Особенно если подумать, чего тот мог бы добиться при желании... Харальд не сомневался, что, пожелай племянник занять его место, очень многие в Земле Фьордов приняли бы его сторону. Всем хочется следовать за сильнейшим. Правда, Стирбьерн до сих пор не давал ему никаких причин для подозрений, был в хороших отношениях и с сыновьями Харальда, своими двоюродными братьями, и все же он оставался для конунга загадкой. И теперь он смотрел на приближающийся к берегу длинный корабль Стирбьерна, размышляя, что сулит его возвращение, такое же внезапное и неожиданное, как все, что предпринимал его беспокойный родич.
Драккар подходил все ближе. Теперь уже все ясно видели укрепленную на его носу резную фигуру могучего бога, заносящего громовой молот над угрожающе ревущими, будто кипящими в громадном котле волнами. Мастер изобразил Тора в момент яростного напряжения битвы, готовым сражаться до конца даже с самым коварным противником.
Стоявший на носу драккара воин в полном вооружении выглядел таким же могучим и несокрушимым, как изображение Бога Грозы. Он был огромного роста, на голову выше любого из викингов, собравшихся за его спиной. Шлем оставлял открытым суровое, обветренное лицо с крупными чертами, казавшееся высеченным из камня, да еще кем-то, кто лишь начерно представлял свою работу, и прекратил ее, не успев обтесать и сгладить, облагородить получившееся творение. Дальнейшие штрихи проводила уже сама жизнь, полная опасных приключений: на лбу и на виске у Стирбьерна белели пять продольных полосок - следы когтей рыси, полученные еще в детстве, а щеку рассекал гораздо более поздний шрам от ножа морской ведьмы. Впрочем, эти отметины не уродовали его, они, как священные руны, рассказывали историю его побед яснее самых красноречивых песен скальдов, и без них Стирбьерна было не представить.
Из-под шлема виднелись длинные, до середины спины, темно-рыжие волосы великого викинга, и такого же цвета борода. Близко посаженные янтарные глаза его обыкновенно смотрели грозно, но сейчас, при виде скал Сванехольма, в них светились золотые огоньки.
В тяжелом литом панцире его могучая фигура казалась еще крупнее, но и без того в каждом его движении угадывалась невероятная сила. Достаточно было взглянуть на огромную секиру за спиной Стирбьерна - вдвое больше тех, какими обычно владели викинги. Секира, она же и боевой молот - ее рукоять завершалась острым навершием, способным пробить толстую шкуру тролля и проткнуть ему сердце. Вряд ли в Земле Фьордов кто-то, кроме Стирбьерна, смог бы орудовать такой секирой.
Впрочем, сейчас топор мирно дремал в заспинных ножнах, а ее владелец поднял белый щит, знак мира. Возвращаясь домой, Стирбьерн был готов ко всему, что могло произойти в Сванехольме за более чем два года его отсутствия, особенно после того, что успел увидеть на обратном пути. Но теперь, разглядев собравшихся на берегу людей и вытащенные на берег драккары, убедился, что здесь пока еще все остается по-прежнему. И сообщил всем, что идет с миром.
На берегу уже собрались люди, оживленно толпились, переговаривались и ругались, стараясь пролезть вперед. Весь Сванехольм был уже оповещен, что знаменитый вождь викингов, которого давно считали погибшим, вернулся. Помимо любопытства, в сердцах людей теперь проснулась и надежда: уж если Стирбьерн вернулся, то он-то сумеет прогнать обратно распоясавшихся чудовищ, чтобы не досаждали людям, он снова сделает землю и море безопасными для людей, а, если они не смогут прокормиться у себя дома, с таким предводителем, как Стирбьерн, они всегда завоюют и славу, и добычу!