Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 32

Она прожила здесь всю жизнь. В этом городе, небо которого вечно затянуто куполом. Город растил её, как свою дочь, вместе с другими детьми, что лишились родителей. Их всех собрали здесь, в центре города. Дали им хлеб и кров, дали дом. Кто-то лишился родителей в детстве, кто-то уже в юном возрасте. Кто-то смирился с потерей, найдя здесь семью и друзей. Кто-то нет и их стремление к мести уходило от нас вместе с ними, уже не возвращаясь назад. Таких детей было мало, но всё же. Никто из нас не знал, что с ними стало. Редкие взрослые, что навещают нас – не говорят. Те, с кем мы встречаемся в городе когда покидаем свой дом – не знают о них ничего. Мы однажды пытались искать паренька, что сбежал среди ночи с ножом, но в ответ нас лишили еды на два дня. И с тех пор это табу. Искать тех, кто ушёл.

Я росла под присмотром безжизненных глазков камер и воспитателей, тоже выросших здесь. Да, нам дают право на знания и мы можем учиться здесь, а потом сдать экзамены, поступив в ВУЗ или колледж, но всегда часть нас должна оставаться здесь и растить тех, кто попал сюда после нас. Нам разрешают дружить, нам разрешают любить. Но пока мы не вышли за стены дома – нам запрещено вступать в связь с остальными людьми. Те кто получил здесь специальность и смог покинуть нас – стали свободны во всём. Но не мы.

Где-то там, наверху, есть Империя. Так учили нас. Где-то там, далеко, есть пустыня, а в ней есть города. Так они говорили нам. Но тем кто там побывал уже незачем возвращаться. Мы знаем, что они живы. Знаем, что они счастливы. Нам разрешают встречаться на территории города, но они никогда не придут к нам. Их уровень доступа запретит им проход. А бездушная техника остановит.

Мы как колония города, что существует сама по себе. Как наша планета – колония. До которой нет дела Империи. Мы живём сами с собой, мы никому не нужны. Всем нужны наши знания, навыки, опыт, но… Порой я смотрю на машины, что нам помогают с уборкой. На дронов, что чинят наш дом. И в этот миг понимаю, что они много сложнее того, что мы учим, что нам никогда не понять их. Но вот упал неуклюжий малыш, а двое не поделили игрушку и я уже вновь вся в делах и заботах о них, а мысли о мире ушли, словно схлынуло наваждение.

Нет, мы ни в чём не нуждаемся. У нас просторные светлые комнаты. Много разных игрушек и книжек. Нам есть где гулять, у нас есть спорткомплекс. Мы можем жить полноценно, не чувствуя себя ущемлёнными, но… Мне здесь грустно. Я смотрю на детей, я смотрю на подростков. Они беззаботно играют, читают, общаются. Учатся. Но я знаю, что всё идёт по программе. Я училась учить их. И в тот момент поняла, что всё это – лишь блеф. Нас лишили свободы. У нас нет права выбора. Есть программа и методы, как загнать всех детей в её рамки. Мы должны стать такими, такими и такими, а всё иное – дефект, отклонение. И либо мы, воспитатели, выправим их, либо детей заберут в никуда. Нигде не сказано, что с ними станет. Никто не знает, что будет их ждать. Но я уже поняла. И смирилась.





Недавно начались беспорядки и нам запретили покидать дом. Запретили встречаться с людьми. А во всех комнатах дроны монтируют странные ящики под потолком и мы без понятия, что это. Нас отрезали от связи с миром. А несколько дней назад в крыле воспитателей, в отдельной комнате, началась установка капсул виртреальности. Мы не знали, зачем они нам. Нам всегда запрещали играть в эти игры. Мы знали из книг и уроков, что есть технология связи, на базе которой все миры Империи могут играть в эти игры на одном сервере, но это были лишь сухие строчки текста на белом фоне экранов. А затем пришёл он. День, что я никогда не забуду.

Я сидела в комнате своего старого друга и плакала. Он вырос вместе со мной, мы знали друг друга с детства. Мы стали больше, чем просто семьёй. Я наверно… любила его? Я не знаю. Нам было не до того. Мы не обращали внимания на эти чувства, проживая бок о бок все дни. А вчера он бросился с криком на шумных детей, стал орать, угрожать им, хотел схватить нож. Прежде, чем мы осознали всё это, прежде чем попытались вмешаться – дроны скрутили его и запихнули в вирткапсулу, захлопнув крышку как крышку гроба. Как это случилось? Он был всегда тихим, спокойным и терпеливым. Никогда не кричал и решал споры игрой, сводя все ссоры на нет. Он был опорой для нас, образцом выдержки и подражания. А теперь его нет и глухой страх, что может постигнуть всех нас поселился в сердцах. Что с ним случилось? Он просто сорвался? Не верю. Не хочу верить. Все наши комнаты… здесь везде стоят капсулы. Дроны знают. Они готовятся. Они – ждут.

Ждут, когда мы лишимся рассудка. Ждут, чтобы нас спеленать и упрятать по капсулам. Через день ещё одна из нас сорвалась, а дети ударились в панику. Они боятся нас. Избегают. Прячутся по углам и просят не подходить. Они тоже всё поняли, сложив воедино фрагменты событий. Безумие добралось до нас. Оно пришло к нам, пройдя сквозь закрытые двери. И оно ждёт, спрятавшись в тёмных углах, когда мы допустим ошибку, чтобы вцепиться в нас мёртвой хваткой и запереть в наших капсулах.

В эти тревожные дни к нам привели одну девушку. Ей лет шестнадцать, она старше почти всех детей, но ей выдали комнату и просто бросили здесь, среди нас. Бритая налысо, нелюдимая, замкнутая в себе. А вместе с ней пришла кошка. Пушистая, белая кошка, словно сошедшая со страниц сказок и книг. Она пришла вместе с той девушкой и живёт в её комнате. Я волновалась, что она не выходит из комнаты и отнесла им еду. Боялась, что она тоже отринет меня, но любопытство к пушистому зверю меня пересилило. Уже заходя в её комнату, я видела краем глаза детей, что с любопытством смотрели мне в след, спрятавшись за углом.