Перекресток Теней

– И что же в нем хранилось?

– Так, побрякушки, – небрежно ответил Венсан. – Но это мелочи. Главная ценность – это архив Ордена! И Гишар увез его подальше от Парижа и любопытных глаз.

– Полный архив Ордена?!

– Именно, Северин! За двести лет существования. И там, я уверен, есть сведения о Ковчеге!..

– Так это же меняет дело! – воскликнул Северин. – Надеюсь, Гишар – надежный малый?

– Я доверяю ему, как самому себе. И в ближайшее время жду от него весточки.

– А ты уверен, что никто не проследил за Гишаром?

– Следят за мной, – сказал Венсан, глядя на Северина. – Причем, давно следят люди короля. Я это знаю так же хорошо, как и то, что со мной захотят расправиться, как только я найду то, что нужно и Филиппу, и мне! И я позвал тебя на помощь, брат. Им не одолеть нас двоих!

– Но им и не найти Ковчега! – воскликнул Северин. – Я уверен, что наши предшественники как следует позаботились о его сохранности. Зачем же тебе предпринимать какие-то попытки, если ты хорошо знаешь, что за тобой следят? Это нелогично, Венсан! Ты сам становишься инструментом в чужих руках. Ты сам наводишь чужую стрелу на мишень.

– М-да, ты прав, – согласился Венсан, почесав подбородок. – Вот видишь, со стороны виднее. Не зря я тебя все-таки позвал в Париж!

– Наверное, не зря, – ответил Северин. Он помолчал, потом добавил с прежней рассудительностью: –  Так ты говоришь, что за тобой следят? А что если нам поиграть с ними в "кошки-мышки"?

– Что ты имеешь в виду?

– Кажется, я придумал, как навести ищеек Филиппа на ложный след.

– Так расскажи!

– Слушай. Как ты думаешь, брат, где сейчас больше всего ушей?

Венсан де Брие взглянул на Северина и на мгновение задумался. В его глазах мелькнула догадка.

– Ты имеешь в виду то место, где дует бриз?

– Именно! Так давай дадим этим ушам то, что они хотят услышать!

***

В начале мая, когда в Атлантике открылся новый сезон активного мореплавания, в тихой гавани Ла-Рошели началась бурная жизнь. Норманские кнорры с вызывающе поднятыми штевнями, венецианские крутобокие и неуклюжие нефы, ганзейские высокобортные когги – теперь им было тесно в бухте Эгюйон. Десятки торговых и военных судов, преодолевая неприветливые воды Бискайского залива, практически ежедневно приходили сюда из всех уголков Европы и Северной Африки и уходили отсюда – привозя во Францию и увозя из неё самые разнообразные грузы.

В эти горячие дни в харчевне возле Старого порта было многолюдно и от этого шумно. Моряков самых разных мастей и кровей можно было увидеть тут: от бесцеремонных и кичливых пиратов с красными лицами и бегающими глазами до молчаливых и деловитых купцов, у которых животы пухли с тою же скоростью, что и кошельки; от жилистых, загорелых греков с обветренными лицами до светловолосых и флегматичных скандинавов или рыжих ирландцев, иногда веселых и разговорчивых, а иногда обидчивых и драчливых. Для каждого в заведении Эмильена-левши находилось угощение и вино по вкусу, и совершенно не имело значения – на каком языке разговаривали матросы с разных судов. Конечно же, большинство из них довольно сносно изъяснялось на французском, но был для всех и один общий язык – язык морской стихии, не однажды покоренной ими, язык жестов и мимики, понятной всякому моряку.

Человеку, случайно попавшему в эту обстановку, могло бы показаться, что каждый из разношерстной компании был давно знаком с каждым, настолько компанейски по отношению друг к другу вели себя моряки с разных судов и стран, не смотря на то, что могли познакомиться здесь всего несколько минут назад. Хорошее вино и общие интересы способствовали налаживанию отношений. Случалось, правда, что чрезмерное количество этого вина, плохое настроение из-за каких-то временных неудач или давние счёты – приводили к ссорам и даже дракам. Когда слова оказывались неубедительными, в ход шли не только ножи, которые каждый моряк непременно носил на поясе, но и бутылки из-под напитков, мебель и всё, что только попадалось под руку разгоряченным спорщикам.

Справедливости ради нужно заметить, что к харчевне в Старом порту Ла-Рошели большинство моряков относилось с какою-то детской привязанностью, а к ее хозяину, старому тамплиеру – с давним уважением, поэтому любые конфликты, коль скоро они время от времени возникали, столь же быстро и заканчивались, а недавние драчуны тут же распивали мировую и братались.

В один из погожих майских дней, ближе к полудню, в шумное и душное заведение Эмильена-левши вошли двое странствующих монахов-францисканцев. Оба были высокого роста, но длинные коричневые манто из грубой шерсти с широкими рукавами хорошо скрывали статные фигуры вошедших, а низко опущенные шапероны – их лица. Монахи были не в диковину в этих краях: немало их братии – не только францисканцев, но и бернардинцев, цистерцианцев, картезианцев, иоаннитов – скиталось по суше и морю в поисках лучшей судьбы, а то и просто куска случайного хлеба. Моряки относились к монахам дружелюбно, чаще всего помогая мелкой монетой или угощением, а иногда даже, то ли спьяну, то ли по наивности просили странников об исповеди.

Свободного стола в харчевне в этот дневной час не нашлось, поэтому оба монаха, попросив у хозяина по кружке самого дешевого вина, остались стоять у шершавой дубовой стойки, неторопливо отпивая из своих кружек.