Страница 68 из 110
– Но я ведь ничего не знал! – воскликнул де Брие. – У меня с отцом накануне был серьезный разговор, мы даже повздорили. Но я не думал, что он примет решение так быстро! О том, что отец приказал тебе уйти, я узнал от него только ближе к полудню. Тебя тогда уже не было в нашем доме…
– Теперь это не имеет никакого значения, – сказала Ребекка. Она собралась с мыслями и продолжила свой рассказ. – Я шла по дороге на Трюво и плакала, потому что совершенно не знала, куда мне идти. Вскоре мне повстречались крестьяне с телегой, муж и жена, они везли большую копну сена. Я попросила их о помощи, и несколько лье мне удалось дать отдых ногам. Пока ехали, я разговорилась с женщиной и рассказала свою историю. Она посоветовала идти в Париж – там больше возможности отыскать жильё и работу. Но я ведь никогда не работала. Когда был жив мой отец, он содержал меня, а когда его убили разбойники, меня под свою опеку взял Гийом де Брие, ваш отец, сеньор. Мне тогда было двенадцать лет.
– Да, я помню: мой отец дружил с твоим, поэтому и взял тебя на содержание, – сказал де Брие.
– Это была не дружба, сеньор. У них просто были какие-то общие дела…
– Да, вероятно. Мне тогда было всего четырнадцать, и я плохо разбирался в делах отца. Но мы с тобой действительно стали как братья и сестра, ты помнишь? Между нами не было разницы…
– Я все помню, сеньор…
– А что же было дальше? – с трепетом спросила Эстель.
– Дальше? Несколько дней я брела по дороге, спрашивая у местных крестьян направление до Парижа. Ночевала, где придется – два или три раза в поле, еще столько же на каких-то постоялых дворах. У меня были мелкие деньги, иногда удавалось что-то положить в рот. Но вот на шестой или седьмой день моего скитания я почувствовала такую смертельную усталость, что уже просто валилась с ног. И я испугалась, что рухну прямо посреди поля и умру в придорожной канаве. Наверное, так бы и случилось, если бы мои молитвы не услышал Господь. Он послал мне спасение в виде еще одной телеги, на которой меня, полностью обессилевшую, довезли до постоялого двора в Клюи, неподалеку от Парижа. Там надо мной сжалилась какая-то местная женщина и приютила у себя в доме. Она покормила меня, дала чистую одежду. А когда я рассказала, что беременна, моя спасительница без колебаний предложила оставаться у нее, пока не родится ребенок. Я согласилась, и прожила в этом доме целых пять месяцев…
Ребекка замолчала. Было видно, что воспоминания даются ей с трудом.
– Эстель, милая, принеси мне воды, – попросила она.
– Да, сеньора! – Девушка вскочила со скамьи. – Только вы пока ничего не рассказывайте! Я не хочу пропустить ни единого слова!
Она метнулась в капеллу, схватила в трапезной большую глиняную кружку и вернулась во дворик. Там, зачерпнув прямо из ручья чистой, как слезы ребенка, воды, подала кружку Ребекке.
Венсан де Брие тем временем хмуро молчал, глядя в сторону.
– Когда родился ребенок… – продолжила женщина.
– Это была девочка? – вырвалось у Эстель.
– Да, девочка. Она родилась крепенькой и здоровой, с огромными черными глазищами. Когда мне подали ее для кормления, я заметила в этих глазах грусть…
– Это невозможно, – тихо сказал де Брие.
– Это было именно так, – ответила Ребекка.
– А потом? Что было потом? – торопила Эстель.
– А потом случилось то, что случилось. Моя любезная хозяйка, чьим добрым расположением я пользовалась так долго, предложила мне сделку. У нее с мужем своих детей не было, вот они и придумали дать мне немного денег на первое время, чтобы я могла где-то устроиться самостоятельно, а мою девочку оставить у них.
– И ты согласилась!? – воскликнул де Брие.
– А что мне оставалось делать? Мне ведь нужно было где-то найти работу, как-то устроиться. Как бы я это сделала с грудным ребенком на руках? Я согласилась, но только при условии, что иногда буду приходить и видеться с дочерью. Но… все сложилось не так, как я хотела… Поначалу я работала прачкой в одном доме. И все бы ничего, если бы ко мне не стали приставать мужчины… А потом… А потом уже совсем другая история…
– Сеньора… – тихо позвала Эстель. – И вы больше никогда не видели свою дочь?
– Никогда, – с невыразимой печалью в голосе ответила Ребекка. – И никогда не могла себе этого простить. Потом, уже находясь в монастыре, долгие годы я вымаливала у Бога прощения для себя, но видно Он так и не услышал меня. Или не захотел простить…
– Сеньора, это действительно было в Клюи? – уточнила Эстель.
– Да, там.
– В доме напротив молочной лавки?
– Да, но… откуда…
Ребекка встрепенулась и застыла на полуслове, пристально вглядываясь в лицо девушки.
– И женщину, приютившую вас тогда, звали Аделайн, а ее мужа Клод Оди?
Венсан де Брие, до этого смотревший в ручей, повернул голову и уставился на Эстель.
– Они назвали меня Эстель, – дрожащим голосом сказала девушка.