Страница 8 из 182
– Ну что, сегодня фартит? – с усмешкой спросил альбинос Толиус Мар’хи, кивнув в сторону Мекета и в то же время проворно сгребая брошенные мною риммкоины под стойку.
Я оглянулся на игорный стол. Брат, пересчитывая выигрыш, выглядел вполне довольным жизнью.
– А ему всегда поначалу фартит. Зато если войдет в раж, то тормозов не знает.
Мар’хи хохотнул, встопорщив серебристые чешуйки над верхней губой, похожие на пышные человеческие усы.
– Ну, это ты загнул. Не припомню такого, чтоб Мекет Динальт спустил в игре больше, чем сам изначально задумал, – заметил мект. – Тут, понимаешь ли, нет такого игрока, кто мог бы мухлевать за столом почище твоего братца.
Только из вежливости к старому Толу я заставил себя улыбнуться. Во всех смыслах слова хозяина таверны были слабым утешением, да и на комплимент не тянули.
Я проверил собственную кобуру, натянул на глаза защитные очки, набросил на голову капюшон и, попрощавшись, вышел на улицу.
Ночи на Семерке частенько случались холодными. За короткий день каменистая поверхность луны не успевала как следует прогреться и с заходом солнца остывала слишком быстро. Вдобавок ко всему, бесконечные сквозняки, циркулировавшие меж угловатых и приземистых построек космопорта, вокруг которого и сформировался местный городишко, поднимали в воздух песчинки и другой мелкий мусор, отчего обыкновенная вечерняя прогулка превращалось в то еще увеселение. Не укрыв хорошенько лицо, любой рисковал не только надышаться пыли, но и здорово поцарапаться.
В небе взошел бледно-голубоватый Авиньон, как обычно окруженный целой свитой мелких и гораздо менее гостеприимных, чем Семерка, спутников. Необыкновенное зрелище считалось единственным достоинством всей звездной системы целиком.
Большего от Авиньона и его так называемых сестер ждать было нечего.
Я торопливо шагал по широким и пустынным улочкам Глосса, кутаясь в полы кожаной накидки и низко склонив голову. Из-за весящего в воздухе облака пыли разбирать дорогу удавалось с трудом. Вопли дерущихся за мусор птиц, сильно приглушенные воем мечущегося меж зданий ветра, слышались то тут, то там. Редкие фонари, торчащие из-под крыш тесно пристроенных друг к другу домов, кое-как просвечивали ночь. Даже огромный бледнеющий в пыльном ореоле планетарный диск мало чем мог им помочь. Идти приходилось скорее по памяти. Благо, до тринадцатого причального дока, где и обосновался на неопределенное время наш с братом звездолет, было рукой подать.
Днем городок выглядел оживленней. Мелкие лавчонки распахивали ставни и развертывали шатры, а их хозяева наперебой предлагали товар на любой, как они сами любили выражаться, вкус. В основном то были всякого рода побрякушки, милые, но все-таки нацеленные на залетных гостей, – единственных, кого могли заинтересовать изделия местных умельцев. И только по ночам все население Глосса как будто вымирало, а на смену честным (в самом общем смысле этого слова) торговцам и путешественникам вылезали мелкие разбойничьи группировки, ведшие постоянные войны за тот или иной квартал. Мекет к этим бандам относился философски, нередко используя их как осведомителей. Брату нравилось держать руку на пульсе, а мне – что он не пытается сделать нас друзьями. И потому, забредая на чужую территорию после захода солнца, я невольно начинал держать ухо востро – мало ли что могло взбрести в голову обколовшимся солями головорезам.
Ветер с каждой минутой крепчал, раздувая полы моей накидки почти параллельно земле. Глубокий капюшон то и дело норовил слететь с головы, так что его постоянно приходилось придерживать рукой. Песок скреб по стеклам очков, снижая видимость почти до нуля.
И все же я заметил квадратную морду курсу, когда та высунулась из-за ближайшего поворота, а мигом позже растворилась в густом облаке пыли. Я бы прошел мимо, если б не примечательный ярко-желтый треугольник, красовавшийся на плоском лбу. До боли знакомый треугольник.
Я застыл. Дурное предчувствие кольнуло сердце тонкой иголкой. Что клану Феб здесь понадобилось?
Недавняя стычка в «Деле о страхе и вилке» неприятно зашевелилась в памяти. Вооружившись столовым прибором на манер кинжала, я как мог отбивался от стаи разумных, но обозленных рептилий с планеты Ним’Ар, пока Мекет пытался вывести старую огианку через черный ход. Каким-то чудом мне удалось проделать несколько дырок в упрямой морде одного из низкорослых големов, но старуху мы, увы, потеряли. От ран, полученных в потасовке, огианка скончалась. А мы вместе с курсу остались ни с чем, и разошлись далеко не друзьями.
Я предупреждал брата, что ответная пакость себя ждать не заставит. Клан Феб тяжко переживал оскорбления, особенно когда они наносились кем-то, кого сами курсу привыкли считать людьми второго сорта.
Вроде меня.
На всякий случай опустив ладонь на рукоятку бластера, я осторожно заглянул за злосчастный поворот и внимательно всмотрелся в густеющий там полумрак.
Никакой ящерицы и близко не наблюдалось, словно она в воздухе растворилась.
Несколько секунд простояв в недоумении, я попытался придумать, куда курсу мог подеваться. Времени добежать до следующего поворота у морды бы не хватило, а карабкаться по отвесным каменным стенам ее вид и вовсе не умел. Идею о том, что наемник попросту привиделся, я даже не рассматривал. Но не потому что был убежденным материалистом. Просто мне никогда не приходилось не доверять собственным глазам. Головорез из банды фебов был здесь – вне всяких сомнений, – высматривал меня, а теперь куда-то пропал.