Герой/in

Мы помогли поймать ему такси. Первым на заднее сидение был засунут, именно что засунут, уснувший Крис, на переднее сидение взгромоздился Боцман. «Всем пока, – проговорил он и, повернувшись к шофёру: – Ангарская, три». Водитель вбил адрес в навигатор, включил первую передачу и вдавил педаль газа.

Стоило сигнальным огням скрыться за поворотом, Богдан смачно сплюнул и сказал:

– Уже не первый раз мы с тобой остаёмся вдвоём.

– Один раз – случайность, два – закономерность, три – система, – заметил я, пытаясь сфокусировать взгляд на компаньоне.

–29–

За спиной раздался скрип дверных петель, и на улицу с громким смехом вышли члены группы «Стрела». Она прошли мимо нас, обдав холодным оценивающим взглядом, и пошли в сторону сквера Адама Мицкевича. Где-то на задворках сознания зародилось дурное предчувствие. Оно было сродни погружению в противную загнившую воду, покрытую коростой.

– Сегодня был тяжелый день, брат. Хорошо отдохнуть тебе, – Богдан сжал мою руку и прислонился плечом к плечу. – Наутро пивом не особенно увлекайся.

– Меньше сантиментов, – сказал я и пошёл в сторону того же сквера, в дебрях которого скрылась группа «Стрела». Этот сквер сам по себе небольшой, но, невзирая на погоду и время суток, самое оживлённое место. Так было всегда, но почему-то не сегодня. И фонари, стоявшие вдоль аллей, работали из рук вон плохо – одни не светили, вторые моргали, третьи давали тусклый свет от нехватки напряжения. Прямо как в американских фильмах ужасов.

Я перебежал дорогу, ощущая, как с каждым шагом всё глубже погружаюсь в облако беспокойства, прошёл мимо памятника Мицкевичу, поэту эпохи романтизма, и поплыл по аллее в сторону офиса «Лукойл». Фасад здания в свете уличного освещения был тёмно-рыжим.

Позади меня раздался шорох, треснула ветка.

Оборачиваюсь.

Прямо на меня надвигались пять силуэтов. Присматриваюсь. Приближающимися оказались парни из «Стрелы». Я слишком поздно сообразил, что они шли именно за мной. Удар, и я падаю на землю. Рот наполняется кровью, губа пульсирует тупой болью – алкоголь притупил чувства, надо мной раскачиваются деревья, и ветер нежно шелестит раскидистыми ветвями.

– Как тебе вкус победы? – наклонился надо мной фронт-мен группы.

Сплёвываю кровь.

– Солоноватый какой-то.

– Ох, – парень приложил ладонь к груди, – где же мои манеры! Меня зовут Александр.

– Да похер мне как тебя зовут, – говорю ему и пытаюсь подняться.

– Нельзя нарушать правила этикета, – проговорил елейным многозначительным голосом Александр. – Неподобающее поведение в обществе неприемлемо.

Он подождал, когда я почти приму горизонтальное положение, кивнул кому-то из своих, и новый удар сбоку свалил меня на холодную землю.

На его лице светилась улыбка.

– Может, и ты представишься?

Ничего не говорю в ответ, выжидаю.

– Эх, – вздохнул солист, – что за вшивая культура, как любил говорить мой учитель по физике. – Он убрал руку в сторону, открыв часть торса, и я всадил ногой ему в живот. Охнув, Александр упал на спину и судорожно, как рыба, оказавшаяся на песке, пытался вдохнуть, открывая и закрывая рот. Я вскакиваю и набрасываюсь с кулаками на ближайшего слева от меня противника. Удар в лоб, парень оседает на траву. Следующим идёт тот, кто был за моей спиной. Но в отличие от меня, пьяного, он был трезвым: смог уйти от удара и провёл удачную контратаку прямиком в челюсть. Вспышка перед глазами, я теряюсь в пространстве. Новый удар, и я уже лежу, широко раскинув руки, и смотрю в ночное небо.

Красивое небо, пронеслась одинокая мысль падающей звездой. Наши мысли действительно похожи на метеорные тела, мелькающие на небосводе: правда, одни оставляют после себя в голове различные идеи, а другие вспыхнут, и исчезнут, не оставив после себя ничего. Нет, на самом деле было красиво: надо мной бледный полумесяц, медленно плывущие кучерявые рваные облака, и стремящиеся ввысь кроны деревьев. Для полной идиллии не хватает, разве что, запаха морского бриза и мокрого песка.

Я перевёл взгляд вниз – оторвать голову от земли не было сил. Солист «Стрелы» поднялся, отряхнул куртку, штаны, осмотрел кеды, и подошёл ко мне. Его губы застыли в кривой усмешке.

«Чего он лыбится?»

– Ну-ну, – парень присел возле меня, – что ж ты так некрасиво поступаешь?

Я молчал.

Вдруг его лицо исказила гримаса ненависти и неприкрытой животной ярости. Глаза превратились в тоненькие щёлочки. Он схватил меня за грудки, приподнял и влепил со всей дури под глаз. Голова взорвалась вспышкой ядерного взрыва. Сопротивляться не было силы – предыдущий удар выбил из меня последние силы, которые и так были основательно подточены спиртным.

Затем он нанес ещё один удар, потом ещё один.