Крокодилова свадьба

– Шлян-понтрян, как-зачем-чегойс?

– Что-что? – люминограф опустил светопарат.

– Пока ничего… Я собирался сказать хорошо.

– А, – Шляпс поднял светоапарт, но тут же опустил. – Вы ничего не слышите?

– Нет…

– Так, хорошо, прекрасно. Это беготня меня доведет…

Вверх рвануло цепкое щупальце дыма, и люминка аккуратно выскочила из прибора. Хозяин дома вручил ее юноше вместе с золотыми монетами.

– Ого! – молодой человек покрутил свое изображение, играющее оттенками негатива. – Спасибо!

«Пожалуйста» и другие вариации этого слова Шляпс, кстати, тоже говорить не любил – ну а смысл? И так понятно, что это подразумевается.

– Молодой человек, – окликнул Диафрагм своего гостя. – А вы точно ничего не слышали?

Юноша замер на пороге.

– Нет, ничего, – потом задумался и добавил. – Кроме вас.

– Вот спасибо, очень полезное уточнение.

Воздух залило густым, перестоявшимся вином с солнечных плантаций – слегка возбуждающим и отрешающим от реальности. Вдыхая, можно было запьянеть. Все вокруг набухло забродившим закатным соком, на смену которого вот-вот должны были прийти душистые и бархатные сны, жителями Хрусталии столь любимые и ожидаемые.

Пьянея с каждым шагом – фигурально выражаясь – Октава Крокодила щелкала малюсенькими каблучками по брусчатке, щурясь не столько от покрасневшего солнца, сколько от искрящихся домов.

Вечерние прогулки были неотъемлемой частью ее графика, который она, благо, не записывала на бумажках и не развешивала по дому, как это делают отдельные, скажем, тихие сумасшедшие, а просто старалась держать в голове. Тяжело забыть выйти на улицу в такое прекрасное время – особенно сейчас, весной, когда распустились эти розовые, как бы они не назывались, деревья, и их пыльца тонкой пленкой заполонила реальность.

Но Октаве просто повезло – у нее не было аллергии.

Сегодня прогулка так и манила, потому что мама опять забегалась со свадебными делами. Девушка вообще не понимала, к чему все эти хлопоты, свечи, церемониймейстеры, и – о ужас! – горящее мороженое. Все же можно сделать в разы проще, на это и сил меньше уйдет, и денег. И вообще, Октаве все идеи Честера Чернокнига казались чересчур уж… вычурными. Но она его прекрасно понимала – в конце концов, трудно делать что-то иное в Хрусталии. Тут все пропитано необычностью, помпезностью и каким-то шиком-блеском, который словно бы закладывается у жителей на уровне генетического кода.

В общем, со всем этим свадебным беспределом самое то было выйти и запьянеть от прекрасной весны – к тому же, мама опять стала говорить… о молодом человеке. Интересно, может, она сама его придумала – и сейчас сидит, да думает, что дочка ходит под ручку с каким-нибудь юношей.

Октава любила действовать поэтапно, с чувством, толком, расстановкой, сначала думая, а потом – делая. И сейчас этап прогулок под ручку с каким-то… ладно, просто с каким-то, еще не наступил. В конце концов, в таких делах все тоже должно идти по определенному графику, притом идти аккуратно, как по очень тонкому, да еще вдобавок и подтаявшему льду.

Всему свое время. А еще лучше, если это самое все разложить по полочкам и контролировать.

Страшные люди эти перфекционисты

От воздуха закружилась голова, и Октава решила сделать паузу. Еще несколько раз глубоко вдохнув и насытив организм закатным вином, девушка зашагала дальше.

Но в нее врезались.

– Слушайте, ну можно хотя бы смотреть, куда идете, – фыркнула она, тут же включив внутреннюю противную, вредную и наглую маленькую девочку в качестве самообороны, хоть такое поведение для дамы было неподобающим. Зато помогало получше, чем ядовитые иглы.

– О, простите, я просто видимо переработал… и передышал воздухом.

И они разошлись в разные стороны – ну а что еще говорить-то? Хотя, будем честны, разговор продолжился – но только в головах, на уровне мыслей и может быть какой-нибудь альтернативной реальности, но в эти сложности мы вдаваться не будем.

– Ого, как она ловко всех отталкивает, – подумал Глиццерин. – И какая симпатичная.

– Ого, он тоже любит этот пьянящий воздух, – подумала Октава. – И какой симпатичный.

Случайные столкновения на улице – штука до ужаса уморительная и до того же самого ужаса жуткая. Они, столкновения эти, могут нести только два вида последствий: люди либо накликают на себя беду и приключения на одно место, которых ох как не ждали, либо влюбятся – ну, так, по-дурацки, даже не с первого взгляда, а просто.

Ну а что произошло в этом случае – думайте сами.

Честер Чернокниг походил на заводной механизм, который завели при рождении, и с тех пор он либо научился подзаводить себя сам, либо просто никогда не останавливался.

Церемониймейстер не мог сидеть без дела. Именно поэтому, вернувшись домой, он успел, во-первых, как следуют смазать усы апельсиновым маслом, а во-вторых, сделать все, что только можно было.

Честер протер пыль там, где ее нашел, расставил чашки, свечи, лампы и прочее наполнение дома, хотя оно и так было в идеальном состоянии. Когда приводить в порядок стало уже нечего, Чернокниг выглянул в окно – на улице практически сомкнулся занавес дня, и настало время этакого антракта для всего живого. Ночь наступала неспешно, потихоньку тушив свет.

Тогда лучший свадебный церемониймейстер семи городов приготовился сделать то, чего при свете дня как-то побаивался, да и просто не хотел.

Честер щелкнул пальцами – и желтые магические лампы в спальне погасли.

Теплый весенний воздух непрошенным гостем залетал в окно, принося с собой крупицы тьмы, которые пылью оседали вокруг, и совсем скоро в комнате стало достаточно темно – не глаз выкали, конечно, но вполне достаточно

Чернокниг вытащил из кармана небольшой ключик, притом с такой аккуратностью, словно этот предмет – магический, и в нем заточена смерть Чернокнигова. Или, в конце концов, этот ключик из желтого металла может открыть незримую дверь в кукольный театр с обратной стороны коморки. Ну, хотя бы портал в другой мир – на крайний случай.

Но ничего этого, конечно, ключ не делал. Честер просто боялся уронить его.

Двигаясь так, как это обычно делают перед первым свиданием – осторожно и неуклюже, что было не в стиле Чернокнига, – церемониймейстер открыл небольшой ящичек в прикроватной тумбе. Один из тех, где обычно хранят книжки, чтобы читать перед сном, или масла́, бальзамы, а иногда даже какие-то документы.

Но Честер Чернокниг вытащил оттуда небольшую ампулу, закупоренную деревянной пробкой – в таких обычно дети хранят пойманных светлячков.

Свадебный церемониймейстер покрутил сосуд. Осколки тьмы продолжали собираться в густую массу, и вскоре за окном – как и в комнате – стемнело окончательно.

Честер потряс баночку. Там, внутри, за стеклом, словно проснувшись, что-то засветилось – что-то, не имеющее четкой формы, но двигающееся и источающее призрачно-зеленый, с нотками белого, свет. Маленький огонек несколько раз ударился о стенки сосуда.

Чернокниг поднес баночку к губам и прошептал:

– Ничего, осталось потерпеть еще немного. Совсем чуть-чуть, и ты сможешь полетать, – потом церемониймейстер замаялся и добавил с опаской. – Что бы ты ни было.

А после наступила ночь, по волнам которой плыли аморфные сны, штурмуя головы спящих и рождая новые идеи, новые образы, новые видения и все, что только сны могут создать.

В высоком окне высокого и узкого дома Честера Чернокнига мерцал маленький призрачно-зеленый огонек, который можно было разглядеть, только очень-очень внимательно вглядевшись в окно.

Но разве подглядывать в чужие окна – это прилично?

Глава 3. Сон в весеннюю ночь

Где-то в бескрайних просторах космоса – если вы в его существование вообще верите – сталкиваются кометы, разлетаясь на сотни мерцающих и шипящих осколков, шарами для боулинга с грохотом ударяются друг о друга астероиды, фейерверками из непостижимых цветов взрываются галактики, кубиками конструктора рассыпаются созвездия. Список можно продолжать долго, но сократим до простого – там же происходит остальная красота, которую так часто можно увидеть на картинках.