Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 56 из 228

Гвен допила кофе и уныло откусывала яблоко маленькими кусочками. Недозревший плод был до одури кислым, и после сладкого, жирного кофе от него сводило челюсти. Пока она ждет — боже, и еще это платье! — можно позвонить маме.

Мешок с бельём, к счастью, уже был собран, и валялся за дверью комнаты. Кстати, коль скоро ей-таки навязали Гэйвена в шофёры, можно было попросить его захватить ей лекарства из его комнаты…

Гвен отложила яблоко и набрала мамин номер, висевший на «быстром вызове» под номером один. В течение учебного года Гвен должна была регулярно отзванивать матери, иначе та начинала бесконечно набирать сама, нервничать — это было себе дороже. Гвен было так жаль мать, что она предпочитала позвонить лишний раз и убедиться, что та не задается вопросами, жива ли еще Гвен, или ее сбила машина, не похитил ли дочь маньяк, не напоили ли друзья в подвале и прочее. После пары раз, когда она по каким-то пустяковым причинам забывала сообщить, что задерживается, мать уже ждала ее дома после школы — с разросшимися до немыслимых размеров синими кругами под глазами и с потерянным взглядом. Кларисса Грамайл не имела привычки кричать на детей, она даже голос редко повышала — просто садилась на диван, включала телевизор, который отродясь не смотрела, и упиралась в экран невидящим, остекленевшим взглядом, а в руках с дикой скоростью мелькал клубок ниток, который она перематывала из фабричного мотка. Гвен сидела напротив, бормоча уже ненужные извинения и слушая это чуть различимое ухом «шшух-шшух» — на каждом следующем обороте шерстяной нитки вокруг клубка. С того времени этот шуршащий звук намертво приклеился к образу матери в восприятии Гвен — ей казалось, что где-то там, прикрываемые тяжелым надсадным молчанием, в голове у матери, как змеи, носятся воспаленные, горькие и безумные мысли… Шшух-шшух…

В трубке загудело. На втором гудке мама подошла к телефону.

— Привет, солнечный лучик.

Гвен ненавидела, когда мать звала ее так, но сказать про это как-то не решалась.

— Здравствуй, мам. Как ты?

— Спасибо, лучше. Простуда, кажется, прошла. Голова еще только побаливает. Завтра, наверное, поеду в офис. Оттуда звонили про какие-то бумаги твоего отца… Говорят, без меня не разберутся… Ты лучше скажи, как ты. Час назад со мной связалась Сесили, сказала про твое падение с лошади. Я хотела перезвонить тебе сразу, но подумала, что лучше дать тебе додремать. До школы осталось две недели — спи, пока можно. Так что там с лошадью случилось? Рассказывай.

— Да ничего страшного, мам. Я отбилась от группы, птица напугала лошадь, та скинула меня и ускакала. Ты же знаешь, как у меня было с верховой ездой… Я ударилась спиной — там большой синяк, сбоку, и еще я поцарапала лицо веткой. Меня нашел телохранитель Роя и отвез в гостиницу. Я потом весь день проспала после этого. Потом выпила лекарство, что ты мне положила в сумку - то, болеутоляющее, - и намазала синяк мазью в желтом тюбике. И все. Сегодня уже гораздо лучше.

— Я попросила Сесили показать тебя врачу. Мало ли, чем ты ударилась.

— Ах, это твоя работа?

— Ну конечно. Там куча внутренних органов, может, ты что-то себе повредила, кто знает. Я знаю, ты не любишь врачей, но потерпи. Лучше все проверить… Я не выдержу, если еще и с тобой что-то случится, ты же знаешь.

— Ничего со мной не случится, мам! Ладно, хватит об этом. Ты-то как?

— Ну, а что я? Пока не заболела, все сидела в офисе — допоздна. Вчера говорила с твоим братом по телефону. У него какая-то новая девушка. Говорит о ней с придыханием…

Гвен словно слышала, как у матери на губах при этих словах появилась улыбка, легкая, как перышко, что падает утром на пол возле кровати, каким-то непостижимым образом выбравшись из подушки. Как же она любила эту полуулыбку, как скучала по ней…

— Как хорошо! Будешь с ним говорить, предавай от меня привет! И девушке тоже!

— Обязательно! Если он только не сменит ее до следующей недели… А, еще звонила нашим малышам. Брайди ходит в группу по фехтованию, представляешь? Тетка твоя сказала, она довольна страшно и делает успехи…

— Ха, мам, ты же ее знаешь… Она там всех продырявит…

— Да уж. Вы так непохожи. А ты там чем занята? Про лошадь я уже поняла…

— Ну, мам… Ничего особенного. Купаюсь. Гуляю.

— С кем-нибудь подружилась?

— С кем тут подружишься? А, сегодня утром болтала с одной занятной бабулей — с соседкой по комнате. Она, по-моему, очень интересная…

— Хм, и это все? Хорошо. А как там у тебя с Роем?

— Да все отлично, мам! У меня вообще все хорошо, я же говорю.

— Да? Ты как-то странно об этом говоришь, и голос у тебя какой-то, ну, другой. Твой, но только взрослее, что ли.

— А я и вправду выросла — видимо, вширь. Сегодня не влезла в джинсы, ну знаешь, те, что с вышивкой на колене. Еще и порвала их, пытаясь застегнуть…

— А что ты хотела? Этим джинсам два года. Удивительно, что ты в них еще до сих пор втискивалась. Приедешь — пойдем по магазинам.