Страница 41 из 228
— Трахнуть они ее хотели, ты хочешь сказать? Эка невидаль! И у них не получилось, я так понимаю.
— Не получилось, потому что я помешал. А так бы твой дурачок отлично бы поразвлекся.
— Да что, у тебя глаза не видят, олух ты здоровый? Этот друг даже штаны не может снять без посторонней помощи, так в них и делает под себя. Он этого ничего не понимает. Уж мне-то поверь, я с первого взгляда вижу, на что мужик способен. Случайно он там оказался. Девок он любит, правда. Сестра у него была, померла об прошлом годе от передозы. Вот он ее и ищет, подходит ко всем девкам на дискотеке, берет за плечи и нюхает, мол не она ли.
Динго скривился. И это было неправильно. Все, что принесло бы ему хоть какое-то облегчение, было тошнотворно неправильным. Дурачок Веник радостно таращился на него круглыми глазами с сине-черного лица.
Динго поднял бутылку, отвинтил крышку, глотнул, развернулся и побрёл прочь. Хватит с него компаний на сегодня! В пекло всех!
Старуха взяла его за рукав.
— Ты вместо того, чтобы скакать по лесам и стоить из себя мстителя, лучше бы пошел к ней, к своей крале. В первый раз всегда страшно. И больно. Даже если дело до конца не довели. Это я уж знаю. Не понаслышке. Думаешь, от того, что ты убьёшь и раскромсаешь на куски тех двоих, ей станет легче?
— Мне станет легче.
— Вот о том и речь. Тут не любовь, дружок, и даже не месть. Это просто жалость к себе. Про себя думаешь, про нее - нет.
— Что ты мелешь?
— Ты ее не уберег. Или почти не уберег. Это задело, как это говорят, твою мужскую гордость — и теперь ты себя жалеешь.
— Ты с ума сошла, старая ведьма? Ее могли покалечить, убить, бросить там, в лесу…
— Так какого же хрена ты не с ней? После всего этого ты бросил ее одну, шугаться в тишине, минуту за минутой, дергаться от каждого шороха? Каков молодец! Все вы, мужики, одинаковые. И ты, и он вот, — она кивнула на Веника, — гоняетесь за призраками, прячетесь, как пацаны, от жути одиночества, где придется: за бутылкой, за кулаком, за женской юбкой. И вам в голову не приходит, что не в юбке дело. А в голове. Тебе теперь надо спасать твою девочку не от этого вот убогого. Уже спас. Теперь тебе надо гонять тараканов, что в ее же голове и сидят — вся боль всегда зависает там, в памяти. И не тяни. Это — как зараза — расползается мгновенно. Промедлишь — потеряешь ее. Спрячется в себя и никому больше не поверит. Или, напротив, пойдет по рукам — и так бывает… Оставь бутылку, тебе нужнее.
Динго, огорошенный такой отповедью, не нашел ничего, что бы он мог еще сказать. Старуха взяла Веника за руку и повела его к магазину. Идиот теребил ее за плечо и радостно гудел. Динго подхватил свой жбан с вином в одну руку, ром — в другую и пошел к дороге, что виднелась из-за леса.
Солнце начинало клониться к закату. Хмельная голова Динго прокручивала, как пластинку, старухины фразы, образы Гвеннол, распухшее, улыбающееся лицо Веника… Он допил ром и хватил бутылку о сухое дерево. Стекляшка разлетелась вдребезги. Один осколок отлетел и поцарапал Ван Вестингу руку. Динго вытер кровь о штаны, закурил — в кармане почему-то осталась только одна пачка, чтоб ее… Кусты цепляли его за волосы, задевали ожог на лице. Дьявол, что за выходной — просто сказка…
Он открыл вино и, игнорируя собственные мысли о том, что от такой смеси точно потом станет плохо, пригубил и его. Пойло стало колом в горле… «Любовь. Чтобы сделать вино, нужна любовь», — вспомнил он. Динго поперхнулся, сплюнул кислятину на землю, вышел из леса и, пошатываясь, побрел по дороге.
Солнце садилось. Все небо словно охватило пожаром — страшной смесью малинового, алого, розово-сизого и оранжевого. Закат причудливо отражался в блестящих, словно натертых воском, листьях магнолий, растущих неподалеку от гостиницы. Вот уже близко.
Динго тащился так медленно, что закат успел перетечь из малинового в чисто алый, потом в оранжевый. Да, его персональный рыжий ад. Ад снаружи, ад в голове. А в гостинице — Гвендолин... Боже, может лучше сразу в пекло? Похоже, преисподняя настигает его и тут…
Вот и вход в треклятую гостинцу. Закат отражался в вымытых начисто дверях, рдел пламенем в двойном зазеркалье. Не доходя до дверей, Динго дрожащими руками вытащил сигарету, закурил.
«Не буду слушать никаких шлюх. Мне надоело спасать. От себя бы спастись. Пойду и завалюсь спать. Если дьявол — мужчина, он все же ниспошлет сон моей разрывающейся голове.»
Динго затушил окурок в горшке с чахлыми цветами, нащупал в кармане ключ от номера и двинулся ко входу, споткнувшись о ворсистый коврик с надписью: «Мы вам рады!». Двери мерзко, надсадно заскрипев, открылись. Прямо перед ним, на углу дивана, виднелась тонкая фигурка в белой майке с пылающим ореолом блестящих пушистых волос. Она обернулась, и вся решимость Ван Вестинга ушла куда-то, растаяла в догорающем закате. Девочка смотрела на него, испуганно и виновато. За его спиной, открываясь и закрываясь, чавкала беззубой пастью дверь.