Страница 4 из 228
Она стала по вечерам изучать себя в зеркало в гостинице. Зеркало играло с ней разные шутки, но всегда сугубо злые. Гвендолин казалась себе то толстой, как бочка на кривых ногах, то плоской, как аллигатор с бесцветной, вытянутой мордой. Да еще и этот вечный ненавистный пожар на голове! К тому же, одна грудь была почему-то больше другой. И как же жалко торчали острые коленки…
В море глумиться и зубоскалить было некому, и она ныряла от души, плескалась в теплой солоноватой воде, лежала на спине, давая волнам качать себя и слушала, как где-то вдалеке играла бодренькая музыка и как старательно перекрикивала ее недовольная, проголодавшаяся чайка. Изредка ног касались медузы, колыхаясь рядом своими странными прозрачными телами. Гвен вздрагивала от их прикосновений и ныряла, чтобы взглянуть на них снизу, из воды. Вода была удивительно прозрачной.
Вынырнув в очередной раз, Гвендолин почувствовала запах сигареты и обернулась к берегу. Сердце упало от мысли, что ее нашла тетка и сейчас ее будут корить за побег и снисходительно попрекать за то, что она купается в таком виде, что придется терпеть унижения прилюдного одевания, что тетка увидит ее почти голой и что она скажет о ее кривой плоской груди что-нибудь вроде: «Да-а, Линда, ты вся в отца, как жаль. Одни коленки и локти. Твоя мать, помнится, уже была сложена как женщина, когда мы с ней в наши шестнадцать вместе отдыхали на море. Пожалуй, стоит купить лифчик и Эйрин, у нее грудь уже чуть больше твоей…» — и в этом духе.
Гвен, как побитый щенок, осмелилась поднять взгляд на пляж, удивленная тем, что ее до сих пор не окликнули. На берегу, отвернувшись в сторону, стоял телохранитель Роя, тот самый, что конвоировал ее каждый вечер до гостиницы.
Девочки из ее класса называли таких «брутальный» и хихикали. Гвендолин недоумевала, почему такой типаж кто-либо может находить привлекательным. Почти двухметрового роста. Ручищи, как наковальни, вечно в карманах. Обычно на выступлениях кузена он ходил в костюме, что выглядело до смешного нелепо. Умненькая Гвен, впервые увидев его, подумала, что больше бы ему подошел байкерский прикид, вроде кожаной косухи и черных штанов, а уж в комплекте с ботинками «говнодавами» получилось бы удивительно гармоничное сочетание с внешностью. Если такое в принципе можно назвать гармоничным. Сейчас, впрочем, он был весь в «дениме», что больше соответствовало его личности. То был домашний вечер, важных персон не было, и только поэтому хозяйка допустила такую небрежность наряда. Волнистые длинные темные космы, как обычно, закрывали лицо.
В первый день, когда Гвендолин только приехала на море, она обратила на эту привычку внимание и спросила у Роя, чем это вызвано. «Пытается скрыть свою отметину — чересчур страшную, чтобы ее демонстрировать. Девки на концертах делают под себя, когда видят его лицо. Так забавно на них смотреть, что я специально прошу его убрать волосья. Немного веселья никому никогда не вредило… Надо попросить его показать и тебе свою рожу. Посмотрим, какие у тебя нервишки». Случай, впрочем, представился сам собой: как-то ветер откинул сальные пряди телохранителя, и Гвен обмерла от увиденного. Лицо словно было разделено пополам – ровной полосой ото лба до подбородка шел чудовищный бугристый цвета сырого мяса шрам от давнего ожога, спалившего и темную бровь и часть ресниц с правой стороны. Этот располовиненный лик, больше походящий на странную туземную маску, напомнил Гвен о манекене, демонстрирующем структуру мускулов, что она рисовала на уроке анатомии в художественной студии. И среди всего этого красного ужаса неправильно сросшихся тканей горели невыносимой, какой-то волчьей злобой темно-серые глубоко посаженные глаза. Впредь Гвендолин благоразумно отводила взгляд, — вроде как ради приличия, но, по большей части, от страха и омерзения, смешанного с жалостью. Что-то подсказывало ей, что ее взгляд отражает чувства, а уж жалости-то этот сумрачный, пугающий человек не потерпит.
Телохранитель носил звучное имя Гэйвен, но Рой за глаза, а иной раз и в лицо называл его именем еще более звучным: «мой домашний Динго». Однажды во время вечернего конвоирования Гвен осмелилась раскрыть рот и спросить, как он относится к подобному прозвищу. Телохранитель ответствовал на диво спокойно, что лучше животные, чем люди, что нет ничего на свете гаже и подлей людей. Посему кличка Динго для него ничуть не оскорбительна.
Вдруг он остановился. «Смотри сюда, цыплёнок. Ты думаешь, это звери сделали? — и он откинул волосы от лица. — Люди. Такое только от людей и получишь. Что, красиво? Не опускай глазки долу, смотри, на что способны люди…» И Гвен смотрела. Открыв рот, чувствуя, как по спине струйкой течет холодный пот, кляня себя за дурость и болтливость. «Лишь бы пронесло».
И такого человека тетка наняла охранять звездного мальчика Роя? Да от него самого надо охраняться.
На следующий день Гвен попыталась промямлить свои измышления Рою и отказаться от вечернего провожания. Брат заржал и сообщил матери, что Динго напугал Гвен. Тетка снисходительно пояснила смущенной Гвендолин, что злость такого человека, взятая под контроль деньгами, способна удержать других, ему подобных, от покушений на Роя. «Пойми, дорогая, что зависть и злость кругом безграничны. Кто-то должен оберегать нас. А этот человек свое дело знает…» — улыбнулась тетка.