Страница 131 из 228
Воин ничего не стыдится,
Воин знает, где путь, потому что слушает силу,
Воин ничего не решает, потому что всё решено.
Вильгельм Телль всегда попадает в цель,
Вильгельм Телль никогда не садится на мель,
Вильгельм Телль один ложится в постель —
Вильгельм Телль.
Воин ни к чему не стремится,
Воин ничего не избегает,
Воин ничем не владеет, потому никогда не теряет,
Воин вручил себя силе и всегда помнит о смерти.
Ольга Арефьева (Ковчег) — Вильгельм Телль
Ливень почти кончился, небо посветлело, и даже появился какой-то намек на то, где находилось солнце. Гэйвен, не спеша, завел Демона в стойло, где его забрал хлипкий служащий конюшен. Конь слегка подмок, но, похоже, был очень доволен, что его наконец вывели погулять. Что, в конце концов, значит дождь по сравнению с тоскливым стоянием в крохотном закутке день и ночь? Курить хотелось до невыносимости, поэтому Гэйвен вышел на улицу, потрепав на прощание жеребца по мокрой челке. Ему тотчас накапало за шиворот с почти плоской крыши, на которой, казалось, собралась половина дождя, выпавшего в последние полчаса — и вся эта вода решила пролиться именно в тот загребучий момент, когда он прикуривал. "Какая, впрочем, разница — и так весь мокрый", — уныло подумал Ван Вестинг.
Справа от конюшен Сесили наконец упихала детей в лимузин и теперь раздраженно оглядывалась в поисках кандидатуры в мальчики для битья. День был испорчен: прогулка длилась от силы двадцать минут, дети ныли. В особенности, был недоволен Финли, что не успел даже выехать на берег и покрасоваться перед всеми в своем новом статусе «мужчины на большом коне». Рой, демонстративно отвернувшись от всех, что-то строчил в своем телефоне. Приятели его уже смылись — ну, еще бы, после такой-то сцены. Интересно, рассказал ли его подопечный матери, что именно произошло на дюне? Гэйвен полагал, вряд ли. Он и сам толком не видел, что там было: до места происшествия он доскакал, только когда большинство участников покинуло сцену. Понимал лишь то, что Гвеннол вдруг расхрабрилась до ужаса — поцелуи ей, что ли, дали в голову? — и, похоже, наговорила Рою каких-то колкостей, а тот, сам питая неуправляемую страсть к издевкам, был патологически ранимым и обидчивым, что, в общем, было неудивительно. А затем — это Гэйвен видел уже отчетливо — девчонка каким-то образом подняла свою серую лошадку на дыбы, а у суперпородистого коня Роя была та же особенность, что и у хозяина — несмотря на горделивую осанку и внешний лоск, он был пугливым и дёрганым. Гнедой тотчас же рванул так, что Рой чуть не грохнулся мордой в мягкий песок. Выглядело это презабавно, и если бы Ван Вестингу не полагалось, вообще-то, следить за мальчишкой, он бы поаплодировал и Гвеннол, и ее маневру — и гнедому дурню, заодно. Впрочем, Рой чудом удержался в седле — бросив на девочку такой взгляд (который она, похоже, в своём триумфе амазонки даже не заметила), что Гэйвен призадумался, вспомнив о словах горничной.
Все-таки у Гвеннол были совершенно пичужьи мозги. Любой ее отпор неизбежно повлек бы за собой ответную реакцию — а униженный перед друзьями пакостный садист уж наверняка, как истинный змееныш, затаил злобу. Гэйвену хотелось самому треснуть вздорной девчонке по затылку. Ну почему ей именно сейчас приспичило устраивать тут бунт? Ему пришло в голову, что, вероятно, знай она то, что ему рассказала горничная, Гвеннол бы поостереглась дразнить гаденыша, но и насчет этого он был отнюдь не уверен. Ей была важна ее победа: сейчас, здесь, а что будет дальше — наплевать. Гэйвен будто ощущал ее настроение: море по колено, горы по плечо. Он уже отведал его на себе в конюшне — и то, что он почувствовал, ему не понравилось. Она была сейчас, бесспорно, хороша — как молния в грозу — но на себя была не похожа и, вероятно, казавшись себе безумно опасной, на самом деле была, как и всегда, слаба и уязвима. Даже больше, чем обычно, потому что в своём порыве вседозволенности скинула обычные доспехи, что до сей поры успешно ограждали ее от неприятностей: неразговорчивость, смущение, застенчивость, вежливость. Глупая, храбрая его Гвен…
Рой с приятелями уже доехали до кромки леса, когда их всех накрыло дождем. И тут началось что-то невообразимое. Откуда-то неожиданно вылезла вся эта история с планами злокозненной Сесили — Гвеннол куда-то сунула свой нос и теперь знала, что ее собираются выдать замуж за поганца. Тут же стало ясно, почему ее так разбирает. Ситуация просто прижала ее к ногтю. Все это была одна сплошная истерика —Гвеннол отбивалась почти вслепую, не зная, от кого и от чего. В разговор каким-то образом попало то, что и он знал про готовящиеся каверзы Сесили. Видимо, это самое женское чутье, черти бы его забрали. Да и что говорить, местами Гвен читала его как книгу — когда доверялась инстинктам. Когда девочка пыталась анализировать его, исходя из собственного разума и опыта — почти всегда промахивалась. С кем она его сравнивала — с братом, с одноклассниками? По возрасту Гэйвен был ближе, скорее, к папане, не говоря уже о багаже за спиной. Да и знала ли она своего отца? У девочек вечно какие-то иллюзии, сказки в голове. Рыцари, драконы… Ну, а он, похоже, прямо на глазах превращался из гребаного рыцаря в самое настоящее чудовище — вот он, меткий взор инстинкта!