Страница 4 из 17
- Хотел бы я знать, carino, что ты там видишь, - сказал он однажды, переведя взгляд от книги на Артура, который вот уже больше часа лежал на мшистой земле и не сводил широко открытых глаз с блистающих в вышине гор и голубого простора над ними.
Решив переночевать в тихой деревушке неподалеку от водопада Диоза, они свернули к вечеру с дорогими поднялись на поросшую соснами гору полюбоваться оттуда закатом над пиками и вершиной Монблана. Артур поднял голову и как зачарованный посмотрел на Монтанелли:
- Что я вижу, padre? Словно сквозь темный кристалл я вижу в этой голубой пустыне без начала и конца величественное существо в белых одеждах. Век за веком оно ждет озарения духом божиим.
Монтанелли вздохнул;
- И меня когда-то посещали такие видения.
- А теперь?
- Теперь нет. Больше этого уже не будет. Они не исчезли, я знаю, но глаза мои закрыты для них. Я вижу совсем другое.
- Что же вы видите?
- Что я вижу, carino? В вышине я вижу голубое небо и снежную вершину, но вон там глазам моим открывается нечто иное. - Он показал вниз, на долину.
Артур стал на колени и нагнулся над краем пропасти. Огромные сосны, окутанные вечерними сумерками, стояли, словно часовые, вдоль узких речных берегов. Прошла минута - солнце, красное, как раскаленный уголь, спряталось за зубчатый утес, и все вокруг потухло. Что-то темное, грозное надвинулось на долину. Отвесные скалы на западе торчали в небе, точно клыки какого-то чудовища, которое вот-вот бросится на свою жертву и унесет ее вниз, в разверстую пасть пропасти, где лес глухо стонал на ветру. Высокие ели острыми ножами поднимались ввысь, шепча чуть слышно: "Упади на нас!" Горный поток бурлил и клокотал во тьме, в неизбывном отчаянии кидаясь на каменные стены своей тюрьмы.
- Padre! - Артур встал и, вздрогнув, отшатнулся от края бездны Это похоже на преисподнюю!
- Нет, сын мой, - тихо проговорил Монтанелли, - это похоже на человеческую душу.
- На души тех, кто бродит во мраке и кого смерть осеняет своим крылом?
- На души тех, с кем ты ежедневно встречаешься на улицах.
Артур, поеживаясь, смотрел вниз, в темноту. Белесый туман плыл среди сосен медля над бушующим потоком, точно печальный призрак, не властный вымолвить ни слова утешения.
- Смотрите! - вдруг сказал Артур. - Люди, что бродили во мраке, увидели свет!
Вечерняя заря зажгла снежные вершины на востоке. Но вот, лишь только ее красноватые отблески потухли, Монтанелли повернулся к Артуру и тронул его за плечо:
- Пойдем, carino. Уже стемнело, как бы нам не заблудиться.
- Этот утес - словно мертвец, - сказал юноша, отводя глаза от поблескивавшего вдали снежного пика.
Осторожно спустившись между темными деревьями, они пошли на ночевку в шале.
Войдя в комнату, где Артур поджидал его к ужину, Монтанелли увидел, что юноша забыл о своих недавних мрачных видениях и словно преобразился.
- Padre, идите сюда! Посмотрите на эту потешную собачонку! Она танцует на задних лапках.
Он был так же увлечен собакой и ее прыжками, как час назад зрелищем альпийского заката. Хозяйка шале, краснощекая женщина в белом переднике, стояла, уперев в бока полные руки, и улыбалась, глядя на возню Артура с собакой.
- Видно, у него не очень-то много забот, если так заигрался, сказала она своей дочери на местном наречии. - А какой красавчик!
Артур покраснел, как школьник, а женщина, заметив, что ее поняли, ушла, смеясь над его смущением.
За ужином он только и толковал, что о планах дальнейших прогулок в горы, о восхождениях на вершины, о сборе трав. Причудливые образы, вставшие перед ним так недавно, не повлияли, видимо, ни на его настроение, ни на аппетит.
Утром, когда Монтанелли проснулся, Артура уже не было. Он отправился еще до рассвета в горы помочь Гаспару выгнать коз на пастбище.
Однако не успели подать завтрак, как юноша вбежал в комнату, без шляпы, с большим букетом диких цветов. На плече у него сидела девочка лет трех.
Монтанелли смотрел на него улыбаясь. Какой разительный контраст с тем серьезным, молчаливым Артуром, которого он знал в Пизе и Ливорно!
- Ах, padre, как там хорошо! Восход солнца в горах! Сколько в этом величия! А какая сильная роса! Взгляните. - Он поднял ногу в мокром, грязном башмаке. - У нас было немного хлеба и сыра, а на пастбище мы выпили козьего молока... Ужасная гадость! Но я опять проголодался, и вот этой маленькой персоне тоже надо поесть... Аннет, хочешь меду?
Он сел, посадил девочку к себе на колени и стал помогать ей разбирать цветы.
- Нет, нет! - запротестовал Монтанелли. - Так ты можешь простудиться. Сбегай переоденься... Иди сюда, Аннет... Где ты подобрал ее, Артур?
- В самом конце деревни. Это дочка того человека, которого мы встретили вчера. Он здешний сапожник. Посмотрите, какие у Аннет чудесные глаза! А в кармане у нее живая черепаха, по имени Каролина.
Когда Артур, сменив мокрые чулки, сошел вниз завтракать, девочка сидела на коленях у padre и без умолку тараторила о черепахе, которую она держала вверх брюшком в своей пухлой ручке, чтобы "monsieur"(*13) мог посмотреть, как шевелятся у нее лапки.
- Поглядите, monsieur! - серьезным тоном говорила она. - Поглядите, какие у Каролины башмачки!
Монтанелли, забавляя малютку, гладил ее по голове, любовался черепахой и рассказывал чудесные сказки. Хозяйка вошла убрать со стола и с изумлением посмотрела на Аннет, которая выворачивала карманы у важного господина в духовном одеянии.
- Бог помогает младенцам распознавать хороших людей, - сказала она. - Аннет боится чужих, а сейчас, смотрите, она совсем не дичится его преподобия. Вот чудо! Аннет, стань скорее на колени и попроси благословения у доброго господина. Это принесет тебе счастье...
- Я и не подозревал, padre, что вы умеете играть с детьми, - сказал Артур час спустя, когда они проходили по залитому солнцем пастбищу. Ребенок просто не отрывал от вас глаз. Знаете, я...
- Что?
- Я только хотел сказать... как жаль, что церковь запрещает священникам жениться. Я не совсем понимаю почему. Ведь воспитание детей - такое серьезное дело! Как важно, чтобы с самого рождения они были в хороших руках. Мне кажется, чем выше призвание человека, чем чище его жизнь, тем больше он пригоден в роли отца. Padre, я уверен, что, если бы не ваш обет... если б вы женились, ваши дети были бы...