Страница 75 из 87
Не заметили призывники-добровольцы из-за той песни, как немец над идущим составом пролетел и сбросил на них первую бомбу. Взрыв громыхнул в хвосте поезда. Вагон резко дёрнулся и те, кто ехал стоя, повалились на пол. Гармошка смолкла, а слова песни так и застряли в горле.
Ещё один разрыв, и ещё, и ещё! Один из них ударил в боковую стену вагона, и ошмётки толстых досок, влетев внутрь, калечили, ломали крепкие молодые тела.
Снаружи выли моторы самолётов, кружащих в воздухе как огромные шершни. Крики раненых не стихали. Состав, ещё даже не успев как следует разогнаться, начал медленно останавливаться.
На землю из вагонов стали сыпать мужики и бежать к лесу, в надежде найти там укрытие от бомбёжки. Самолёты атаковали их пулемётными очередями. На глазах у деда в мгновения исчезали целые семьи, дворы, улицы односельчан.
Что-то кричали командиры, сопровождавшие эшелон, но их уже никто не слышал. Люди просто бежали вперёд. Вот только до леса не добежал ни один.
Когда поезд полностью остановился, он пролез под вагоном и побежал в другую от леса сторону, укрываясь в ещё зелёном пшеничном поле. Это и спасло.
Дождавшись, когда гром бомбёжки и стрёкот пулемётов стихнут, дед выбрался из укрытия и вернулся к поезду. Везде были трупы, оторванные конечности, кровь и огонь. Едкий дым валил отовсюду. Вагоны горели, рельсы были искорёжены и изорваны, будто были сделаны вовсе не из стали, а из мягкого олова.
– Я, внучки, свого племяша по частям збырав. Там нога лежала, а там рука… Голова у ярку. Хожу и шукаю яво, кличу по имени Семёном, как вроде услышит меня он. Так руку-то яво левую и не нашёл. Часы в него на руке были, я ему за неделю до того на восемнадцать годов подарил, в день рождения, значится, о-о-от… От таки дела, внучки, от така беда тута была. Так я в вас и спрашиваю потому, може вы тута нашли чаво? Може были какие-то часы наручные, чи документы али ищё чаво?
Дед шмыгнул носом и вздохнул, туша самокрутку. Я смотрел на него, не в силах отвести взгляд, и видел перед собой молодого парня, бродящего среди разорванных тел с такими же как сейчас влажными от слёз глазами…
Он поднялся, с трудом выпрямляя спину, достал из кармана большой целлофановый пакет и, попросив придержать, отсыпал половину собранных грибов из корзины.
– Берите, внучки, хай мамка картохи с грибочками поджарит. Добрые у нас грибы в ентом году, большие. А вкусные какие! Вы таких ещё не кушали.
Не говоря ни слова, мы с Вовкой закивали и стыдливо спрятали глаза.
– Как звать-то вас, внучки? – улыбаясь, спросил дед.
– Я Вова, а он Серёга, – представился за обоих друг.
– А меня дедом Прохором кличут. Прохором Матвеичем. Ну, бывайте, внучки, – выдохнул он и медленно поплёлся в сторону леса, осматриваясь по пути, как будто продолжал поиски руки племянника.
Я долго смотрел вслед деду Прохору, пока тот не скрылся за густыми лапами сосновых веток, а когда опомнился, увидел Вовку, спешно выгребающего найденные патроны из карманов и сбрасывающего их в специально выкопанную ямку.
– Ты как хочешь, Серый, а я отсюда ничего не возьму, – пробормотал он и принялся загребать патроны лопатой.
Я выгреб всё, что у меня накопилось в карманах, и тоже отправил всё в ту же ямку. Последней опустил ременную бляху со звездой. Бережно опустил, аккуратно. Как будто это был не кусок холодного металла, а частичка чьего-нибудь разорванного сердца.