Страница 38 из 87
Прямо над нами на краю оврага стоял человек. Яркое полуденное солнце, висящее за ним, слепило и не позволяло увидеть деталей. Но то, что удалось разглядеть, повергло нас в панический ужас. Голова человека была скрыта под старым оцинкованным ведром, в руках он держал эмалированный таз, в который нещадно и монотонно колотил огромной палкой. Грохот стоял чудовищный! Из-под ведра начали вырываться жуткие булькающие звуки, похожие на нечто среднее между кашлем туберкулёзника и кваканьем болотной лягушки. В соседних дворах неистово залаяли собаки, а где-то в лесу протяжно завыли волки. Майские птицы дружно захлопнули клювы, решив перенести брачные игры если не на следующий год, то уж точно на многие километры от проклятого места. Для всей остроты ощущений не хватало, разве что, полной луны, быстро скрывающейся за тяжёлыми чёрными тучами на фоне полночного неба.
Вовка после первого удара по тазу не сдержался и коротко, но очень громко вскрикнул, отпрыгнув назад на добрых два метра. Я было дёрнулся бежать, но Вовкин ор совсем уж вогнал меня в ступор, оставив на месте. Мы молча стояли с каменными лицами, в ожидании неминуемой гибели, безропотно покоряясь коварной судьбе.
Наступила тишина. Человек перестал колотить по тазу и поднял палку над головой… Точнее, над ведром! Затем из-под него снова раздались звуки, на этот раз более разборчивые:
– Басурмане! Ироды!
Дед Прохор ещё что-то кричал, но его уже не было слышно. Вовкин мат был куда более отчётливым и громким. Я же просто упал спиной на землю и благодарил небеса за то, что до сих пор лежу живой и даже в сухих штанах.
На подмогу прибежала Оля, услышавшая жуткие отзвуки шаманских игрищ своего предка. Она в очередной раз рассыпалась в извинениях за поведение старика, сняла с седой головы ведро и отняла таз. Прямо как у классика: «И коня на скаку остановит, и в горящую избу войдёт».
– А ну вылазь! Вылазь, кому говорю! – не унимался дед, разгорячаясь всё сильнее. – Лезуть, куды не просять! Вылазь, паразиты бестолковые!
Мы переглянулись, посмотрели на Олю, которая изобразила на лице умоляющую гримасу, и нам не оставалось ничего, кроме как смиренно выбраться из оврага и вернуться во двор.
По дороге она поблагодарила нас за то, что пошли ей навстречу и прекратили поиски. А дед Прохор так и остался на огороде, присев на край оврага и, казалось, теперь не собирался оттуда уходить.
Когда обед был готов, и в ароматный домашний борщ упала первая ложка густой сметаны, я, с трудом отвлекаясь от соблазнительного блюда, напомнил о старике.
– А дедушка как же? Он, что, так и будет там сидеть, пока мы тут борщи поглощаем? Может попробовать привести его как-нибудь? – испытывая вину за произошедшее, спросил я.
– Серёж, лучше не трогайте. Пусть успокоится. Да и кушает он мало. Проголодается – придёт. Не ребёнок же, в конце концов.
– Вообще-то, мы это… – замялся Вовка. – Ну, водки ему обещали, чтобы он в нас из пулемёта не стрелял. Может он обиделся, что мы без магарыча в его огород ринулись?
– Не выдумывайте, ребят, ничего не надо. Он скоро спать ляжет, пойдёте дальше работать.
Однако старик, вопреки всем надеждам и Олиным заверениям, никуда уходить не собирался. Начинало вечереть, и шансы на то, что сегодня удастся продолжить поиски, становились всё меньше. После двух безуспешных попыток уговорить протестующего вернуться в дом, Оля сдалась и дала добро на приобретение огненной воды, а уже через пятнадцать минут мы с Вовкой торопливо вываливались из местного сельпо с двумя литровыми ёмкостями самой дорогой из имеющейся там водки.
Когда мы вернулись, на деревню уже спустились густые сумерки. Из лесу теперь доносились звуки гитары и чьё-то нестройное пение, а запах шашлыков сменился еле уловимым ароматом походного кулеша. По огороду и лежащему за ними зелёному лугу, стелился лёгкий белый туман, создавая впечатление, что дед Прохор сидит на облаке, разливающемся краями далеко за горизонт, и медитирует.
Послом от нашей малой археологической группы был избран ваш покорный слуга. Меня вооружили приобретённым алкоголем, свежими огурцами, варёными яйцами и двумя гранёными стаканами. Благословили и отправили в тернистый путь к вожделенному оврагу, надёжно охраняемому ведроголовым витязем.
– Прохор Матвеевич! – несмело начал я, но медитирующий дедушка не шелохнулся.
Я подошёл поближе и присел рядом. Глаза его были закрыты, лицо воздето к горизонту. Ноги свисали с обрыва, сухие кисти рук покоились на коленях, а косматая вьющаяся борода смешно торчала вперёд. Моё присутствие он упорно продолжал игнорировать. Может, и вправду медитирует? Или уснул сидя?
– Прохор Матвеевич! – уже чуть громче повторил я.
Имея горький опыт общения с темпераментным старичком, я ожидал чего угодно, и даже всерьёз готовился увернуться от его клюки, но, к счастью, опасения не подтвердились. Он просто открыл глаза и очень тихо сказал:
– Пришёл-таки, барбос. Ну, наливай тады, коли стаканами звенишь.
Когда он говорил тихо, то не шепелявил. Произносил каждое слово отчётливо и спокойно, не меняя позу и даже не поворачивая в мою сторону головы.
Я разлил водку в стаканы, один из которых протянул ему, вложив в другую руку огурец. Тот, всё так же не оборачиваясь и продолжая всматриваться мутными глазами в угасающий горизонт, взял свою порцию и тяжело вздохнул: