Страница 24 из 52
Собственно, ей идти-то было – сто шагов, до конца коридора. Где у самого выхода на пожарную лестницу располагалась лингафонная аудитория, упакованная по последнему слову современной техники и мировых стандартов – подарок областной администрации к юбилею университета.
Шла Катерина Дмитриевна и думала вовсе не о предстоящем зачете и, конечно же, не о переводе Бальмонта, который ждал ее на кафедре, и уж тем более не о концерте, о котором она и думать забыла, потому что и согласилась пойти только из-за той малолетней курицы – талантливой помощницы ресторатора, имевшей наглость даже сюда явиться!
Думала Катерина о том, что одиннадцать лет назад занесло старосту их группы в малоизвестный, а потому доступный по бюджету вчерашним студентам ресторан с креативным названием «Pizzar House», где и отметили они получение своих дипломов. Да так здо́рово отметили, что явилась Катерина домой поздним утром, а если быть точным, то к обеду, и под строгим надзором молодого хозяина этого самого ресторана. Маман, наблюдавшая возвращение блудной дочери с балкона, вместо приветствия выдала: «Что за громила?» - и совершенно серьезно поинтересовалась его паспортными данными и наличием документа об образовании. Причем маман как-то сразу была уверена, что у «этого» и аттестат-то вряд ли имеется.
Увещеваниям маман не поддавалась. К ней присоединился и папа́. Сергей же принципиально не желал ничего слушать. Справедливости ради, это продолжалось недолго.
Почти сразу после свадьбы Катерина оказалась в декрете, где благополучно писала свою диссертацию. Мелкий, к огромному удивлению обоих родителей, не доставлял больших хлопот и потому можно было не озадачивать «еще слишком молодых» бабушек-дедушек. Это было самое мирное время в их семье. Катьке было некогда обращать внимание на рассудифилис маман и согласного с ней папа́ о важности высшего образования, а ревность Писаря благополучно отдыхала, не имея ни малейших поводов к собственным извержениям.
Но ничто не длится вечно. Декрет закончился, Катерина вернулась на работу, защитила кандидатскую диссертацию, принялась строчить монографии, сын как-то незаметно пошел в школу, а основным камнем преткновения оставался чертов диплом, вернее, его отсутствие. Держать оборону перед Нарышкиными-старшими становилось все сложнее. Катерина срывалась и начинала нудеть их песню в собственном доме. В то время как муж вторил ей расспросами о том, за каким дьяволом по вечерам его жене звонит совершенно потерявший совесть некий Иван Викторович или Виктор Иванович, или «он не обязан всех их помнить по именам».
Кризис приключился, когда больше не стало необходимости «помнить всех». Эфир оказался заполнен Аскольдом. И теперь в ответ на мужнино: «Ты можешь ради меня хотя бы дома с ним не общаться?», ему прилетало: «Ты же не можешь ради меня хотя бы заочно выучиться!»
Спустя два года подобных препирательств Сергей Сергеевич Писарев сделал ход конем – решил стать переводчиком с персидского, от чего пришибло даже Нарышкиных-старших. Но ситуацию это не улучшило. Просто изменило. Катерина понимала, что это было сделано ей назло, и открыто сердилась, а Сергей, раззадориваемый постоянным присутствием рядом с женой гениального отрока, делал все, чтобы рассердить ее еще сильнее.
Нет, ругались они редко. Чаще молча разбредались по комнатам – каждый сожалеть о своем. Он о том, как было бы хорошо снова устроить Катьке декрет, и пусть пишет свою докторскую, лишь бы подальше от Аскольда и ему подобных. Она же порой всерьез задумывалась, что надо было давно «купить» ему любой диплом, лишь бы родители отстали. В конце-то концов, если ей все это до лампочки, то какое им дело! Но если бы только они не съедали ей мозг…
- Уйду в декрет, - проговорила она негромко и зашла в аудиторию. И теперь в голове вертелось единственное: «Придет или не придет». И сама не знала, что ей понравится больше.
Он – пришел. Стоило ей сесть за стол, как дверь распахнулась снова, и в кабинет ввалился ее «студент». Лохматый, запыхавшийся, все еще багровый. И с какими-то совсем дикими глазами. Такими, какие она помнила у него раз в жизни – когда родился мелкий Сережка, а Писарь толком не понимал, с какой стороны за него взяться.
- Извините, - пробормотал он. – Можно?
- Можно, - кивнула Екатерина Дмитриевна. – Проходите.
Он быстро прошел перед кафедрой и уселся за первую парту – место, занимаемое им именно на ее парах. Законное, между прочим, место – чтобы носом к носу. Но на нее не смотрел. В упор – больше не смотрел. Завозился, доставая из сумки для ноута потрепанную тетрадку, в которой велся конспект лекций по всем предметам. Оттуда же выдирались листы для контрольных работ. Сейчас Писарь зашелестел страничками, будто бы тетрадка хоть чем-то могла ему помочь.
Беда пришла откуда не ждали. Староста, обаятельный разгильдяй Хуртенко, неожиданно выдал:
- Катерина Дмитриевна, можно просьбу?
- Что у вас, Игорь, на этот раз? – вздохнула Нарышкина.
Он вскочил с места и широко улыбнулся. Писарь головы по-прежнему не поднимал. Притих – тревожно и странно.
- У нас по расписанию пара по английскому в пятницу еще. Можно зачет перенести? У нас сегодня уже Гаврилов был – жесть!
То, что преподаватель основ спецификации научных исследований и еще целого ряда смежных дисциплин Артем Витальевич Гаврилов – жесть, Катька знала не понаслышке. Этот монстр много лет назад, во времена ее второго курса, занимался тем же – пил кровь из студентов, превращая безобидные дисциплины в нечто совершенно ужасное.
Она подперла голову рукой и скорее рассуждала, чем спрашивала:
- А вы, Игорь, думаете, что учеба – это поход в ночной клуб? Развлечение?
- Было бы неплохо! – вздохнул Игорь почти серьезно, и по аудитории разлетелись негромкие смешки. Хуртенко обернулся к группе и добавил: - Но это не только моя просьба!
- Ну да, не только… - Катерина посмотрела в окно, где снова набежали тучи, и первые капли дождя опять застучали по стеклу и подоконникам. – Хорошо. Кто готов – может сдать сейчас. Остальные – готовьтесь к пятнице. Но учтите, отговорок не приму. Даже если у вас будет два зачета у Гаврилова.
Группа зашумела, перебивая унылый стук. В отличие от унылого монотонного дождя, их шум был радостным. Разве что в ладоши не хлопали.
- Это чего? Уходить даже можно? – выкрикнул кто-то с конца аудитории.
- Оставшиеся будут сдавать зачет.
- Катя Нарышкина the best! – услышала она в ответ. Персоведы между собой называли ее просто Катей. Это все знали.
- Могу передумать, - предупредила она, опровергая провозглашенный лозунг.
- Уже не получится! – возразила Рая Майкова, открывая дверь – она везде была первой. Даже в смысле того, чтобы первой удрать. Но ее тыл прикрывала теперь кучка таких же, как она, самых шустрых. Остальные складывали вещи. Оставаться на сдачу зачета, кажется, вовсе никто не собирался. Только Писарев у самого ее носа продолжал увлеченно листать тетрадку.
- А бонусы тем, кто сегодня останется, будут? Или вы за равноправие? – поинтересовалась отличница Оля, все еще сомневавшаяся, последовать ли примеру одногруппников или все-таки сдать сейчас.
- Ну уж от вас такое услышать, - усмехнулась Катерина Дмитриевна, - совсем неожиданно.
- Извините, - смутилась барышня и живенько подхватилась со стула, сгребая конспекты и косясь на Писарева. Надо отдать ей должное. Она была последней, замыкающей в дружном строе выходивших. А вышли все. Все, кроме угрюмого бородатого недоразумения за первой партой.
Дверь грюкнула, закрываясь. И Сергей резко поднял глаза, уставившись прямо на Катерину.
Она тоже смотрела на него, смотрела и молчала.
Писарь медленно разжал пальцы, выпуская из рук конспект. Шумно перевел дыхание. И ровно проговорил:
- If you leave me now, you'll take away the biggest part of me.
- Не городи чепухи! – вспыхнула Катька. – Иди. Ты же тоже хотел, чтобы я зачет перенесла. Я перенесла.
- Это из песни. В голове крутится. Самая дурацкая на свете песня, - Писарев мрачно усмехнулся и чуть мелодичнее речитатива, но едва ли попадая в ноты, напел:
If you leave me now, you'll take away the very heart of me.
Uh-uh-uh-uh, no baby please don't go,
Uh-uh-uh-uh, girl, I just want you to stay!
- Издеваешься?
- Нет. Давай уже проводи свой зачет и поехали домой. Я устал. Правда. Главбух свалила в отпуск. Адриана накладные по закупке мяса чуть не растеряла. Пустой конверт отправила в центр занятости – письмо у меня в кабинете, а эта дура запечатала и отправила… Потом выручку в левый банк отперла. Вечером корпоратив у какой-то дохрена телезвезды на Набережной, придется ехать… А еще курсовая. Почти доделал.
- А у меня собрание на кафедре в два.
- И не закосить?
- Попросить, чтобы перенесли на пятницу? – улыбнулась Катерина.
- Не проканает, да?
- Неа. Поезжай!
- Кать…
- Что?
- Я подумал… я тебе самое главное никогда не говорил… Если когда-нибудь вздумаешь меня бросить… неважно почему… я теперь без тебя разучился. На куски развалюсь.
- Ты… ты всерьез думаешь, что я могу тебя бросить?
- Я не знаю. Просто как представлю… Кать, я Адриану держу, только чтоб ты ревновала, а ты не ревнивая, оказывается.
- Твоя Адриана меня бесит! – буркнула Катька. – И ты меня бесишь, когда с ней сюсюкаешь.
Он неожиданно улыбнулся. Как-то совершенно по-детски и глупо. Чуть подался к жене для того, чтобы спросить:
- Очень бесит?
- Очень!
- Здо́рово! – не скрывая радости, констатировал Писарь.
- Отправлю на пересдачу, - рассмеялась Катерина.
- Типа первый раз! – он вскочил со стула, вышел из-за парты, обошел ее стол и оказался рядышком. Присел на корточки возле нее и совершенно проникновенно выдал: - Я тебя люблю. И у нас еще минут сорок. И дверь можно запереть – нас здесь нет. А?
- Вот правильно мама говорит: громила ты необразованный! – смеялась она. – Уйди с глаз моих!
- Я хоть раз в жизни тебя послушался с того дня, как кантовал твою тушку с выпускного? – черная бровь чуть изогнулась, а ее обладатель мягко улыбнулся.
- Ну послушайся… хоть раз в жизни, - она запустила пальцы в его лохматую шевелюру и мягко провела ногтями. – Езжай в свой ресторан, построй своих администраторов, чтобы они сами встречали твою телезвезду. А мы уедем вечером на дачу, а?
Писарев прикрыл глаза и разве что не замурчал от удовольствия, как гигантский черный котяра. Устроил ладони на ее коленях и пробормотал:
- Я там курсач не доделаю, Катька. Там интернета нет.
- Вот и хорошо!
- Что ж хорошего – быть громилой необразованным?
- Хорошо, что интернета нет. Другим займемся.
- Английский к пятнице подтягивать будем?
- Оно тебе надо?
- Кать, я все, что делаю, я для тебя делаю… даже когда через жопу.
- Вот поедем на дачу и будешь делать.
- Чего делать, преподша моя?
- Не «чего», а «кого». Девочку делать будешь. Ты же хочешь девочку? – рассмеялась Катька.
Он судорожно вдохнул и резко поднял взгляд на нее. Что искал – черт его знает, но, видимо, нашел. Потому что, с облегчением улыбнувшись, так же быстро и стремительно уткнулся ей в шею. И совершенно по-детски забормотал:
- Катька… Хочу. Больше всего хочу. Я даже слушаться буду. И стараться. И чертов диплом получу, если надо. Правда!
- Не жизненно важно, - улыбнулась она и, чмокнув Сергея куда-то в ухо, выбралась из его рук. Поправила пиджак, одернула юбку и строго проговорила: - У меня кафедра, у тебя ресторан. Жду тебя дома… - она глянула на запястье, где на изящном браслете сверкнули не менее изящные часы – подарок любимого мужа, с дурацким, но ужасно милым сердечком, выгравированным на обратной стороне корпуса, - через четыре часа и сорок семь минут.
- В некотором смысле это совершенно бесчеловечно! – вдохновенно и абсолютно счастливо ответил Писарь.