Страница 4 из 13
Декабрь 1910 года, Москва
Отряхивая шапку от снега, валившего вторые сутки, он почти вбежал в гостиницу и, оглядываясь по сторонам, увидел метрдотеля, руководившего установкой большой елки в передней. Оживление, царившее вокруг, невольно передавалось и ему. Если бы только, черт подери, так отчаянно не хотелось спать! Впрочем, он бы в любом случае не выспался. Даже коли б ночь прошла спокойно, он писал бы статью по египетской письменности в «Знание для всех». Но ночь была совершенно неспокойной! Ни сна, ни статьи.
- Милейший, – окликнул господин Авершин метрдотеля. Тот оглянулся и озадаченно посмотрел на молодого ученого-египтолога, занимавшего нумер на третьем этаже гостиницы Национальная.
- Милейший, не сочтите за труд, - продолжал меж тем ученый, - я спать не могу. В соседних комнатах шумно. Уже которую ночь. Вы уж разберитесь, будьте любезны.
- Это в каком же смысле шумно? Буйствуют? – удивился метрдотель.
- Поют! – ответил Николай. – На французском.
И невольно рассмеялся – пели действительно уже три ночи подряд. Сначала подолгу распевались, потом начинались арии. Голос был средний, но в целом приятный. Но не во втором же часу ночи!
- Вот же! – с досадой бросил метрдотель. – Но вы уж не извольте беспокоиться, Ваше благородие! Все исправим-с!
- Очень на это рассчитываю, - отозвался Николай и, посмотрев на пушистую елку, которую наконец-то установили, снова улыбнулся. Отчаянно захотелось домой – в Петербург, в родительский дом, где на кухне хлопотала старая кухарка, а немка-экономка с поджатыми губами сдержанно поприветствовала бы его, но он знал бы наверняка, что в этом доме его ждала даже она, вечно хмурая и угрюмая. Эта последняя поездка в Каир затянулась на несколько месяцев. Несколько удивительных месяцев, по завершении которых он приехал в Москву для встречи со статским советником Борисом Александровичем Тураевым, одним из первопроходцев в истории Древнего Востока. В конце недели, посетив собрание египетских древностей Музея изящных искусств, он планировал возвращение домой. Домой! Но все-таки в эту неделю следовало хоть немного поспать!
В комнату с горящими глазами вбежала счастливая Жанна.
- Клэр! Пойдем скорее, - схватив подругу за руку, она потащила ее из номера. – В вестибюле ставят елку. Ты должна это увидеть. Она невероятно огромная. Где только они берут все такое… огромное, - щебетала она, спешно спускаясь по лестнице и буквально волоча Клэр за собой.
Они обе попали в Россию совершенно случайно. Одна из актрис каскадного плана заболела, а другая – сбежала с каким-то зуавом прямо накануне отъезда. Впрочем, Клэр дю Вириль всегда была везучей. Покинув без разрешения отчий дом на Джерси, бесшабашная девчонка, с детства мечтающая стать актрисой, не пропала бесследно на дорогах Франции, а благополучно добралась до Шербура, где, как она точно знала, была труппа некоего месье Бержерака, славившегося особенной страстью открывать таланты. И здесь ей повезло снова. Месье Бержерак принял ее.
Так началась карьера юной Клэр. Ей было тогда пятнадцать. Месье Бержерак кое-чему ее научил, но, что было особенно важным, кое с кем познакомил. Уже через два года Клэр оказалась в Париже.
И теперь она, артистка Théâtre des Bouffes-Parisiens, труппа которого приехала в Россию с гастрольным турне, стояла на нижней ступеньке парадной лестницы московской гостиницы и, приоткрыв от восхищения рот, наблюдала, как человек пятнадцать работников наряжают огромную елку.
- Мадемуазель дю Вириль, - донеслось до нее откуда-то сбоку. Акцент присутствовал, но был не настолько ужасающим, чтобы морщить носик. – Мадемуазель дю Вириль, у меня к вам вопрос конфиденциального характера.
По лестнице к ней спешил метрдотель, обмахивавшийся платком.
- В чем дело, месье? – удивленно спросила Клэр, отойдя от подруги.
- Постояльцы не могут спать. Говорят – в вашем нумере поют! – растерянно, с трудом подбирая слова, проговорил метрдотель и развел руками.
- Это какие же постояльцы не могут спать? – пожав плечами, поинтересовалась мадемуазель.
- Из соседнего нумера. Большой ученый, смею заметить. Вы уж потише, они все труды свои пишут.
- А! Месье из соседнего номера, – весело воскликнула Клэр. – Так он по другой причине ночами не спит. Он всегда возвращается к себе с раскрашенной девицей. Каждый вечер с новой, - доверительно прошептала она метрдотелю. – У них царит такой шум, что я всю ночь глаз сомкнуть не могу. А у меня по утрам репетиции! – жалобно добавила она.
У метрдотеля отвисла челюсть. А когда у него достало сил вернуть ее на место, он только выдохнул по-русски:
- Ядрена кочерыжка!
А потом забормотал извинения, сбиваясь с французского и не зная, куда деть глаза – какой пассаж! Желтобилетные! И в таком-то заведении!
Следующие два дня он усердно следил за тем, в котором часу и с кем является домой господин Авершин. Покуда не был пойман с поличным под дверью молодого ученого.
- Вы что-то позабыли, любезнейший? – поинтересовался Николай, распахнув дверь и обнаружив почтенного метрдотеля склонившимся в три погибели к замочной скважине.
- Нет, нет, Ваше благородие, - пробормотал тот, схватившись за поясницу, - спину ломит, скрутило.
И тут же отшатнувшись чуть в сторону, заглянул в комнату за спиной господина Авершина.
- И все-таки вы что-то ищете, - заметил ученый.
Метрдотель разогнулся и, наконец, приняв самое скорбное выражение лица, проговорил:
- Ваше благородие, я вынужден задать вам вопрос очень личного свойства…
Спустя две минуты бледный метрдотель мчался по лестнице вниз, в переднюю, чувствуя себя как-то по-новому, как не бывало раньше – по-дурацки. А уже вечером, в нетерпении потирая руки, он наблюдал, как господин ученый, направлявшийся из Британского клуба на втором этаже в ресторацию на цокольном, столкнулся в двери с госпожой актрисой, только недавно вернувшейся из театра и спешившей на ужин туда же.
Клэр уплетала уже третий десерт, который здесь великолепно приготовляли, запивая его горячим шоколадом, и радостно поглядывала по сторонам. День выдался тяжелым. Репетиция, два спектакля. И хотя публика была в восторге, мадам Кора осталась недовольна. Около получаса, не давая труппе разойтись после вечернего выступления, она возмущенно вычитывала им обо всех неточностях, которые были допущены. Когда, наконец, они стали свободны, Жанна убежала на прогулку, сказав, что ей нужно развеяться. А Клэр решила найти успокоение души в сладостях.
- Сударыня, вы позволите пригласить вас…
Она удивленно взглянула на молодого господина, оказавшегося рядом и обращавшегося именно к ней.
- Простите, месье, я не говорю по-русски, - улыбнувшись, сказала она.
Он отчего-то растерялся. Наблюдал за ней по вечерам в ресторации вот уже несколько дней. А теперь растерялся. Сейчас, столкнувшись с этой прехорошенькой барышней на входе, он неожиданно решил, что именно в этот вечер обязательно предпримет хоть что-нибудь, чтобы, наконец, познакомиться. Она чаще всего бывала здесь с другой молодой особой, а он все удивлялся, отчего с ними не было никого старше, и отчего две девушки жили в гостинице в одиночестве. Впрочем, это решительно его не касалось.
- Я хотел пригласить вас на танец, - обратился он к ней уже на французском. – Здесь прекрасный оркестр.
- Давайте потанцуем, - легко согласилась Клэр. – Оркестр здесь, действительно, прекрасный.
В этот вечер все казалось легким. Настроение, которое было теперь совсем уже праздничным, музыка, доносившаяся со сцены, женщина в его руках. Теперь везде танцевали вальс-бостон. Она красиво вытягивала шею в изящном повороте головы так, что ему был виден ее полупрофиль. А он все думал, что бы сказать ей веселого, но придумать ничего не мог. Она казалась ненастоящей, как любимая куколка его младшей сестры, Зизи. Светлые золотистые локоны, убранные в высокую прическу, длинные темные ресницы, бледное лицо с румяными щечками, конечно, чуть подкрашенное. В его доме в жизни ни одна женщина не красилась! Впрочем, никто в его доме не ездил в Каир. От нее пахло анисом, а он так не любил анис, но вместе с тем именно сейчас был уверен, что ей это подходит. Любые другие духи были бы для нее слишком неестественны.
- Вам нравится Москва? – проговорил он, надеясь, что этот вопрос прозвучит уместно, но вместе с тем, желая говорить о чем-то совсем другом.
- Я ее почти не видела, - виновато улыбнулась Клэр, - ужасно холодно гулять. И столько снега!
Молчание с ним совсем не тяготило. Но и услышать его голос оказалось приятным, и было совершенно неважно, что именно он говорит. Хоть о Москве, хоть о лошадях. После десертов и вальса с умелым партнером прошедший день больше не казался таким безнадежно ужасным. Она повернула к нему голову и увидела близко от себя его глаза. Невероятно зеленого цвета. И к чему мужчине такие глаза!
- Меня зовут Клэр, - зачем-то сказала она.
- Николай Авершин. Магистр истории Императорского Санкт-Петербургского университета, - официально представился он. Слишком официально для этого танца и для этой женщины. Но вместе с тем он не умел делать ничего наполовину. Она ему нравилась. С первого взгляда, а теперь и с первого слова. И даже запах ее духов с ароматом аниса казался ему самым прекрасным на земле.
- О-ля-ля! – вырвалось у нее. – Впервые вижу живого магистра.
- Вам повезло. Любуйтесь, - подмигнул он ей. – А вы… Вы путешествуете? Одна?
Он едва не прикусил себе язык, думая о том, что таких вопросов задавать ей не следовало – это неприлично. А она любовалась. И даже если бы он не позволил, она бы все равно любовалась. О приличиях Клэр имела весьма размытые понятия.
- Не совсем путешествую и совсем не одна, - рассмеялась она. – У нашего театра гастроли в вашей стране.
- Театра? – он удивленно приподнял брови и едва не оступился. Актриса. Она актриса. Всего лишь актриса-француженка. Как же он сразу не догадался. Часть третьего этажа, где жил и он, занимала французская труппа. Его предупреждали, когда он только приехал, а он и позабыл совсем.
- Вот оно что… - растерянно пробормотал Николай по-русски и продолжил уже по-французски: - После Москвы вы возвращаетесь назад или едете дальше?
- У нас еще несколько спектаклей в Петербурге, месье магистр.
- Я бы с удовольствием посетил… если бы располагал временем, - медленно произнес он, а потом вдруг решился – к черту! – Впрочем, время найдется. Я, знаете ли, в конце недели еду в Петербург.
- Мы будем выступать в Аквариуме, - озорно сверкнула глазами Клэр.
- Я запомню. У меня довольно неплохая память, мадемуазель.
Он открыл, было, рот, чтобы еще что-то добавить, но в этот момент мелодия прервалась. И они оба замерли. Следовало взять ее за руку и отвести на место, как делали все вокруг, но он не чувствовал в себе сил отпустить ее. Надо же… актриса…
Наконец, взял ее ладонь, они вернулись к столику, он отодвинул стул, чтобы помочь ей сесть.
- Пожалуй, мне пора, - мягко сказал Николай. – Надеюсь, вы не откажете мне в просьбе поужинать завтра вместе?
Уж коли «дуэньи» при ней все равно не было.
- Не откажу, - улыбнулась она. Ей было немного жаль, что он уже уходит.
- В котором часу?
- Думаю, не раньше одиннадцати…
Прикинув, что в это самое время ему уже будет решительно нечем заняться, он решительно пообещал:
- Прекрасно, я буду ждать вас, мадемуазель.
Поклонился и пошел прочь из ресторации.
Клэр хлопнула ресницами и проводила его взглядом. Сегодня ей будет, что рассказать Жанне. И передумав заказывать еще один десерт, она поспешила за ключом.
В следующие десять минут метрдотель гостиницы Национальная наблюдал премилую сценку у конторки портье.
Сначала туда явился господин русский египтолог и попросил ключ от своего нумера на третьем этаже. Потом туда же подошла мадемуазель французская актриса. И попросила свой ключ, когда историк не успел еще далеко отойти и прекрасно расслышал, что за нумер она запросила.
Он резко обернулся и оглядел француженку. Потом посмотрел на ключ в своих руках. Молча вернулся к ней и показал нумерок на ключе.
- Так это вы поете ночами, тогда как я вожу к себе женщин? – сдержанно спросил он.
- Могли бы сами сказать, что вам не нравится, как я пою. Вместо того, чтобы жаловаться на меня метрдотелю, - фыркнула Клэр и, не оглядываясь, прошла к лифту.
Он сердито передернул плечами и наверх помчался по лестнице.
Их встречи возле дверей комнат метрдотель, к сожалению, так и не увидел.
Николай успел к тому моменту, когда она вставляла свой ключ в замочную скважину.
- Могли бы догадаться, что во втором часу ночи постояльцы могут пытаться уснуть! – теперь уже рассерженно рявкнул Николай.
- Так вы свои труды пишете во сне, месье магистр? Потому как метрдотель уверял меня, что по ночам вы работаете, - рассмеялась Клэр. – Уж лучше бы, право, водили женщин.
И прежде, чем скрыться в номере, добавила:
- Спокойной ночи! Обещаю, сегодня я не стану петь.
Она действительно не пела этой ночью. И последующие несколько ночей тоже.
В следующий вечер Николай Авершин вместо ресторации отправился спать пораньше, заказав ужин в свои комнаты. И до отъезда труппы в Петербург египтолог и актриса избегали друг друга.