Тени холодного солнца

________________________________________________________________________________ 1. Фредерика Бремер (1801-1865) шведская писательница. Основные произведения: "Очерки будничной жизни";" Жизнь Сестёр"; "Семья в новом свете". Выступала за свободу женщин от тирании общества и мужчин.

________________________________________________________________________________

Сейчас вторая половина девятнадцатого века а не глухое средневековье. Что бы сказали эти героические женщины, узнав что я недостойно бежала испугавшись какой-то страшной сказки? - Но Анна- Мария... - Нет, папочка! Данную тему я считаю полностью исчерпаной и все разговоры о моем отъезде оконченными! - В очаровательном голоске милой девушки зазвенел металл рыцарской брони. "Идиот! Старый идиот!"- ругал себя граф, возвращаясь из апартаментов дочери в свой кабинет. -" Не с того начал разговор. Разрешение на свадьбу с Хагендорфом надо было давать только при условии её немедленного отъезда из замка. Вот безмозглый дурак! Ну и что теперь делать?!" * * *

- Пока двое,- доложил Фриц. - Расчёта попросила одна из прачек, и кучер Дитрих. Это тот молодой и лопоухий, с рыжими волосами. - Я думал что таких будет больше,- сказал граф.- он сидел за своим письменным столом и запечатывал, сюргучной печатью, конверты. - Мне показалось что они все напуганы до крайности. - Так оно и есть, Ваше Сиятельство, многие готовы последовать их примеру,- ответил управляющий. - Но одним просто некуда ехать, а других вдохновляет ваша щедрость. Посмею заметить, пока вдохновляет. - Ну а ты, Фриц... на тебя то я могу расчитывать?- граф испытующи посмотрел на своего собеседника. - Конечно, Ваше Сиятельство, я весь к вашим услугам, до самой своей смерти. Вся моя жизнь принадлнжит вам, без остатка. И, прошу вас, располагайте ею так, как вам будет угодно. - Маленький человечек даже вспотел, пытаясь выразить свою преданность. Фриц, в довершении всего, попытался изобразить нечто похожее на благородный реверанс. Граф усмехнулся, запечатав последний конверт он сложил их аккуратной стопкой. - Спасибо, Фриц, я всегда в тебя верил. Завтра возмёшь Карла, он неплохо умеет обращаться с лошадьми, поедишь с ним на вокзал и встретишь доктора Войцеховского. Он прибывает поездом в четырнадцать тридцать. - Будет исполнено, Ваше Сиятельство,- ответил управляющий. - Какие ещё будут распоряжения? - Заодно отправишь эти письма,- граф протянул ему несколько запечатанных конвертов. - С вашего позволения, Ваше Сиятельство,- произнёс Фриц, убирая письма в свой портфель. - Не стоит ли вызвать сюда вашего сына? Надвигаются такие времена, когда каждый мужественный человек будет на счету. Ведь на нашу прислугу надежды мало. - Вот именно - мужественный человек,- повторил граф тяжело вздохнув. - К сожалению мой сын не относится к этой категории. Нет, мы не будем его вызывать. Я даже рад что Карл-Фридрих находится во Франции. Здесь от него было бы мало пользы, - произнёс он с сожалением в голосе. - Как будет угодно вашей милости. И, опять же, с вашего позволения, Ваше Сиятельство, дозвольте мне сказать несколько слов. - Говори,- граф с интересом посмотрел на него. - Я служу вам уже почти тридцать лет, и надеюсь у вас не было причины быть недовольным мною. Но вот в настоящее время... происходят очень странные события... - Говори короче,- поморщился граф. - К чему ты клонишь? - Слушаюсь, Ваше Сиятельство. Так вот, когда ОН приходил в прошлый раз, я ещё не родился, и следовательно мало чем могу быть вам полезным. Вот если бы вы поговорили с Мартой. Я уверен что она знает обо всём этом намного больше чем кто либо другой. Ведь на её веку ОН приходил дважды. Возможно она даже знает как убить это чудовище. - Но ей уже почти девяносто лет,- удивился граф. - Она, поди, уже из ума выжила, да и не помнит ничего. Фриц прикрыл ладонью лицо, скрывая усмешку. - И всё же я очень советую вам пораспросить её, Ваше Сиятельство,- повторил Фриц покидая кабинет.

После того как Фриц вышел, граф достал бутылку и плеснул в свой бокал коньяка. Пригубив, он долго, неподвижно сидел погруженный в свои мысли созерцая пламя свечей. Затем встал и подошёл к большому книжному стеллажу полностью занимавшему одну из стен кабинета. Граф нажал на тайную паннель и открыл замаскированный сейф. Внутри лежала старинная, сильно потрепанная книга. Эта книга была довольно толстой, не менее трёх дюймов шириной в корешке. Ещё там был полированный, из красного дерева, ящик с двумя дуэльными пистолетами. Пистолеты, тоже были несомненно старинными, с затейливыми позолоченными накладками, и явно работы очень искуссного мастера. Рядом с набором пистолетов лежала жестяная коробка. Открыв, граф поднёс её к свету и пламя свечей отразилось на тусклом, матовом металле, лежавших там, серебрянных пуль. Все эти предметы были положены в сейф ещё отцом нынешнего графа, пятьдесят лет тому назад, и являлись свидетелями таких же тревожных и страшных дней. - Если всё это правда,- глухо произнёс граф - я остановлю тебя, дьявольская тварь.

* * *

Нет ничего более унылого и тягостного, для военного человека, чем перемирие. В этот период очень обостряются меланхолические настроения если таковые хоть сколько-нибудь свойственны вашей натуре. Увы это так. Потому что уже нет той холодной собранности и внутренней сосредоточенности в которую неминуемо погружаешься перед сражением. Нет и восторженного упоения, что с замиранием сердца, ощущаешь под шквалом пуль и картечи. Когда, кажется сам сгустившийся воздух битвы кружит тебе голову, а кровь вскипает в ожидании ежеминутной опасности. И в тоже время, ты не можешь расслабиться и предаться обычным занятиям и радостям мирного времени. Снова увы! Ты по прежнему живёшь в походных условиях, питаешься кое-как, спишь в палатке на жёсткой сборной кровати, к тому же тебя безбожно жалят надоедливые комары и мухи. Но сейчас мы, хотя-бы, можем ощутить себя победителями. Незаметно мои мысли унеслись на пять лет назад. Тогда стояли такие же летние дни, только были они для нас весьма тягостными и мрачными, после проигранного сражения при Маджента1. Тяжелые воспоминания сменились ещё более тяжелыми мыслями о делах настоящих. Перед глазами всё время вставал бесконечно милый образ Анны-Марии. Боже мой! Бессмертные Небесные силы, где же ваше милосердие?! - неужели всё кончено, и я потерял её безвозвратно?! Но это казалось настолько невозможным что мой разум отказывался верить в реальность подобного. Последние три года я думал о ней, не иначе как, о своей невесте. А в тот злополучный день я даже с ней не простился. Разговор с её отцом получился ужасным, мы расстались настоящими врагами. Я был в ярости и уехал немедленно. Помню только удивлённое лицо моей Анны-Марии и её огромные зелёные глаза в которых стояли слёзы. Какой же беззащитной она выглядела тогда. Беззащитной и несчастной. Я знал Анну-Марию с детства, наши отцы всегда были добрыми друзьями. Почему же граф Траумберг мне отказал? Он ведь не мог не знать что мы любим друг - друга. Ополоснув лицо водой я лёг на свою узкую походную кровать. Под руку подвернулась книга стихов Рудольфа Гирша2. Некоторое время я пытался её читать, но вскоре захлопнул и отложил в сторону. Его скабрезные до сальности, развесёлые стихи совершенно не соответствовали моему настроению. Взял другую книгу, ею оказался "Наполеон III" только-что вышедший роман Луциана Герберта1. Постепенно чтение захватило меня. Должно быть прошло около часа прежде чем появился мой денщик Алоис. - Господин барон, вам пришли письма. - Он положил на соседний стул два конверта. Я равнодушно взглянул на них, и тут меня будто ударило электрическим током. Первое письмо было из богемского замка от графа Траумберга. Вот от него-то я