Поехали!.. Помчались!..

Что касается американского космического корабля, то это как раз было дело рук, а вернее мозгов, той самой Фатимы Ибрагими, разработавшей теоретическое обоснование создания термоядерного двигателя. Реактивная тяга создавалась плазмой и плазмоидами, этакими сгустками замкнутого магнитного поля, вылетавшими наружу с огромной скоростью. Предполагалось, что орбита Марса будет достигнута, при правильно обоснованных расчетах траектории полета, уже на вторые сутки. А это, как известно, пятьдесят пять миллионов километров от Земли. Тут уж точно не до стыковок – расстыковок со станцией. Да и скорость корабля была беспредельная – за 500 километров в одну секунду или около двух миллионов километров в час. На первый план выходили вопросы здоровья – как такие перегрузки перенесет человеческий организм, да подготовленный, да тренированный, но таки человеческий и с ним не все было понятно. Тем не менее, желающих отправиться в эту рискованную экспедицию было больше, чем в свое время желающих купить билет на «Титаник»…

Пока шли так называемые «мозговые атаки» ученых и производственников, наша звездная парочка отправилась на ту самую, женского рода, центрифугу – карусель, вращающийся со скоростью семьдесят оборотов в минуту для тренировки вестибулярного аппарата. Где еще можно имитировать мыслимые и немыслимые перегрузки? Только здесь. Правда, есть еще кресло Барани, то есть вращающийся стул – крутят его, то в одну, то в другую сторону. Некоторым нравится покрутиться, но не всем. Как говорят американцы, лучше покататься на их любимых горках в аттракционах, чем на этом ненавистном стуле, где иногда выбегает содержание желудка. Впрочем, на центрифуге шансов для этого еще больше, не считая, что иногда и сознание выбегает в неизвестном направлении.

– Кто у нас сегодня первый? – ненавязчиво спросил руководитель группы – РукГрупп, он же Иван Туров, настоящий полковник.

– Поехали…! – по-гагарински произнес Николай, указывая взглядом на Юрия.

– Готов! – спокойно произнес Юрий. – С учетом новой скорости полета!

– Юра! – уже серьезно произнес РукГрупп. – Мощность перегрузки сегодня однозначно уйдет за восемь единиц, а далее… по ситуации. Наши первые космонавты, если помнишь, проходили и более. Это сейчас мы проходим восемь, потому что расслабились, да и иностранные дамы, сами понимаете, присутствуют. Но ваш полет совсем другой, к тому же, экспериментальный. Так что, Юрий, держись… за воздух, или я не знаю, за что еще можно держаться в такой ситуации!

– Понял! – спокойно ответил испытатель космоса и по-другому он ответить не мог, имя обязывало.

Все знали, что у Юрия Позднякова в комнате на тумбочке стоит рамка с фотографией самого Юрия Алексеевича Гагарина, на которой тот занимается спортом с гантелями. Юрий и гантели такие же где-то раздобыл, как на фотке. Ну, а кто в отряде подготовки космонавтов не был фанатом Юрия Гагарина – все хотели ему подражать…

Инструкторы уложили Юрия в специальное кресло, пристегнули ремнями и в правую руку дали тангету – специальный джойстик с кнопкой для связи. Он зажал кнопку, и это означало, что с ним все в порядке. Кресло вместе с космонавтом закатили в центрифугу, внутри напоминающую фрагмент космического корабля и закрыли переходной люк. Началось вращение центрифуги, что означало для Юрия, что он уже якобы в космосе. Поначалу было даже весело, будто он сел на карусель, но далее мышцы стали наливаться свинцом, руки перестали слушаться, их просто не поднять, дыхание сперло, стало душно, такое ощущение, что вес тела все больше и больше. Юрий долго сопротивлялся, но настал момент, когда он расслабил руку и кнопка разжалась…

– Отрубился! – прозвучало в динамике и все поняли, что на перегрузке в тринадцать, Юрий потерял сознание. Все, кому положено, бросились извлекать Юрия, но тот неожиданно для всех сам как-то очнулся и даже стал приподниматься.

– Сколько? – как ни в чем не бывало, спросил космонавт.

– Тринадцать, Юра! Это рекорд дня! – объявил РукГрупп.

Доктор тем временем замерил давление и показал знаком, мол, все в порядке. Теперь была очередь Николая.

– Сколько? – послышался голос оператора, обращенный к полковнику Турову.

– А хрен его знает! – послышался пролетарский ответ. – По ситуации.

Гидронавт-космонавт Николай Петров выдержал нагрузку в четырнадцать единиц, установив еще один рекорд дня, а может быть и этого тренажера, и также отключился. Пришел начальник центра подготовки космонавтов Валентин Иванович Иванов – он был явно взволнован и нервно теребил спинку стула. Дождался, когда Николай очухался, не без помощи нашатырного спирта, и как положено старшему, да к тому же генералу, взял инициативу на себя.

– Так! – уверенно произнес он. – Эксперимент, исходя из того, что получилось, заканчиваем на цифре десять! Мне еще хочется здесь поработать! Всем понятно?

– Так точно! – хором ответили присутствующие.

– С американцами, поаккуратнее – там дама… Им и восьми хватит, ясно?

– Так точно! Там дама! – хором продолжили отвечать присутствующие.

– Вот я вам! – улыбнулся генерал.

– Вас ис дас? – послышалось из подошедшей группы немецкого сегмента, прибывшего на плановую тренировку в центрифуге.

– Дас ис вас! Та, все нормально! – ответил генерал и удалился восвояси.

– А есть ли такая необходимость, – уточнил уже на неплохом русском тот же немец, обращаясь к Турову, – прогонять нас в центрифуге за два месяца до полета?

– А ты, Карл, у полковника медицинской службы спроси, он знает, – ответил РукГрупп и кивнул на медика в очках. Тот поправил очки и с научной точки зрения и взглядом знатока всех этих космических тонкостей ответил:

– Видите ли, необходимо заблаговременно адаптироваться к марсианской силе притяжения, составляющей порядка сорока процентов от земной, учитывая также силу Кориолиса… А это можно сделать только за счет создания искусственной силы тяжести, возникающей при вращении космонавта в центрифуге.

Все понимающе кивнули, до конца не уловив его научную мысль, но записали в свои книжечки, особенно про Кориолиса, чтоб потом найти всю эту докторскую муть в интернете. Врач не стал дальше распространяться, понимая, что вся правда-матка негативно скажется на психологии, а в итоге, на самочувствии космонавтов. А на Марсе будет еще хуже, учитывая, что его магнитное поле слабее земного в сотни раз, и это серьезная физиологическая проблема. Как бы не пришлось, вдруг, создавать на Марсе искусственное магнитное поле, чтобы не было отрицательного влияния на вегетативную нервную систему космонавта-марсианина. Вот это вопрос, так вопрос…

Тут до доктора дошло, что сболтнул лишнего про Марс. Дело в том, что немцев полагалось просто высадить на станцию, как обычно на типовом космическом корабле. А с американцами надо было продолжать тренировки на центрифуге, поскольку всем уже стало понятно, что полет на Марс будет совместным без их высадки на станцию. Точки над «и» ставились как раз в этот момент в лице РОСКОСМОСА и НАСА. Переговоры шли жестко – наши не сдавались и, как всегда, хотели быть первыми… Финансисты пересчитывали зашкаливающие бюджеты, а юристы оспаривали многократно переписанные контракты за право обладание контрольным пакетом акций, а значит и принятие решений в их совместном предприятии. Прежня схема была равнозначной – 50/50, но денег было больше у американцев и это понятно – станок продолжал их печатать день и ночь, вбрасывая в мировой оборот. Учитывались мнения и космических технарей – все были против каких либо промежуточных стыковок со станцией – лететь без остановок на Марс и точка!

– Так я до конца и не понял доктора, – опомнился подопытный Карл. – Мы что также летим на Марс?

– Блин! – сорвалось у Турова. – Это ни к нам…

– Да, ни к нам – ретировался докторишка в свою научную амбулаторию или как ее называли официально «пультовую комнату», хватая за руки поочередно Николая и Юрия, якобы для замера пульса.