Страница 54 из 148
- Бедный мальчик! - сердобольно воскликнула Клара Роджерс. - Это можно понять... С такими нагрузками ни одна психика не справится! Надо вызвать врача!
- Погоди, - остановил ее Роджерс, - по-моему, надо дослушать.
- Я не сумасшедший, честное слово! - еще раз повторил я, хотя прекрасно знал, что все идиоты считают себя нормальными людьми, даже угодив в психиатрическую больницу. - Все это было на самом деле. Вы, мистер Роджерс, сначала посмотрели, как играют собаки, потом сказали, что надо будет стребовать щенков или еще что-то такое, а потом...
Тут я отчетливо вспомнил, что руку от кольца он и тогда убрал, а потому моя версия причин катастрофы никуда не годится.
- Ну, и что было потом? - нетерпеливо спросил Милтон Роджерс.
- По-моему, - выдохнул я, - началась атомная война. Мы все погибли, то есть вы совсем, а я не совсем. А ящик остался. Я зацепился пальцем за кольцо и захотел, чтоб все стало, как раньше...
- Милтон, по-моему, у него бред. Он простудился, наверно, в этой пещере... - произнесла Тина. - Надо смерить температуру...
- Нет, - сказал мистер Роджерс, положив мне руку на лоб, - у него нормальная температура. И на психа он не похож. Все это вполне могло быть, мы же видели возникновение ниоткуда этого букета. Вот он, стоит себе... Парень нормальным образом реагируем на материальные воздействия. Хрусталь звенит, вода смачивает палец, лепестки роз пахнут и имеют свойственный им вкус. Ты не запомнил время, в которое произошла катастрофа?
- Нет, сэр. Но это было...
- Я тебе верю, Майк. Конечно, с точки зрения устоявшихся физических представлений все, что уже произошло на наших глазах, - бред сумасшедшего. Этот ящик либо порождение сверхъестественных сил, которым вообще никакие земные законы не писаны, либо продукт научной деятельности совершенно реальной сверхвысокоразвитой цивилизации, которая открыла такие физические свойства материи, которые нам еще неизвестны и станут известны, может быть, через тысячу лет...
- Не спорю, - сказала Тина, - я могу, хотя и очень смутно, представить себе, что это некий, условно говоря, генератор, который, скажем, способен извлекать из пространства рассеянные в нем элементарные частицы, каким-то образом комбинировать из них атомы, соединять в молекулы нужных веществ, а потом выстраивать из них предметы. Могу допустить, что этот же прибор может, скажем, разбив на атомы или элементарные частицы какой-то физический объект, перебрасывать его за сотни или тысячи километров, а затем восстанавливать в прежнем виде. Могу допустить, что ящик может разогнать нас до скорости света, и время для нас замедлится, вследствие чего мы можем оказаться в будущем. Но вернуться по времени назад? Не представляю себе, как это возможно...
- Я тоже не очень представляю себе. Однако утверждать на этой основе, что это невозможно вообще, некорректно, - Милтон Роджерс опять почесал щетину. Потому, что мы все: и физики, и философы, и обыватели толком не знаем, что такое время. Единственно, пожалуй, что мы научились делать, так это его измерять. Принимая за время промежуток между какими-то событиями, делим его на условные единицы, а потом используем для измерения протяженности каких-либо процессов. А о природе времени мы по сей день ничего не знаем, одни догадки да гипотезы.
- Но мы точно знаем, что время необратимо! - сказала Тина.
- По каким признакам? - улыбнулся Роджерс. - Только по характеру процессов, развивающихся во времени. Например, я зажигаю спичку и знаю, что через минуту или чуть меньше она сгорит. То есть она сгорит за то время, что минутная стрелка часов на моей руке опишет полный круг. Можно перевести стрелку часов на один круг назад. Можно. А теперь представь себе, что кто-то неизвестным нам способом может восстановить сгоревшую спичку. Не изготовить заново, а восстановить, улавливаете разницу?
- Да-да! - воскликнула Тина. - Я понимаю!
- Иными словами, для того, чтобы вернуться назад по времени, надо все те мириады процессов, которые протекли за какой-то временной отрезок, вернуть к исходной точке. Если этот прибор, - Роджерс похлопал ладонью по черному ящику, - способен, как ты сама предположила, "разбивать" материальные объекты на элементарные частицы и затем "собирать" их вновь в другом месте, то он вполне может осуществить эту задачу.
- Неужели это возможно? - ошеломленно пробормотала Клара. - В мире происходит одновременно бесчисленное множество процессов, их только Бог может прекратить или возвратить к началу...
- Тем не менее, если вот эта штука, - мистер Роджерс опять похлопал по черному ящику, - знает некий общий принцип деструктурации и реструктурации, то ей ничего не стоит за доли секунды все вернуть на круги своя.
- Извините, мистер Роджерс, - сказал я, - но мне кажется, что тут все не так просто. Я точно помню, что мы попали под атомный взрыв или что-то в этом роде. А вы и все остальные - нет. Ваша жена наверняка не помнит, что ее превращали в собаку. Но я-то помню! Кроме того, мне кажется, будто кое-что здесь, в вашей гостиной, выглядит не так, как в первый раз. То есть эта штука не просто все восстанавливает, как было. Вот, например, я точно помню, что диван, на котором я сейчас сижу, имел бордовую обивку, а сейчас он лиловый. И на гардинах у вас были не красные цветочки, а красные вишенки. И часы на камине не совсем такие...
- Прямо как в сказке, - улыбнулся Милтон. - Пришел ребенок и сказал: "А король-то голый!" Действительно, если бы все просто возвращалось к исходной точке, то мы бы не помнили о том, что уже встречались... Верно подмечено, малыш!
- По-моему, сэр, - добавил я, - то, что я помню, а вы не помните, объясняется одним: тогда, в прошлый раз, когда был взрыв, вы все сгорели начисто, а я оставался живым, хотя и перекалеченным.
- Как страшно это слышать! - всплеснула руками Клара Роджерс. - Неужели это было в действительности?
- Кажется, я начинаю понимать... - с заметной неуверенностью произнес мистер Роджерс. - Помнишь, Клара, как мы едва не поссорились, когда выбирали диван для гостиной? Тебе очень хотелось купить лиловый, а мне действительно больше нравился бордовый.
- Да-да! - воскликнула миссис Роджерс. - Именно так. Я даже сказала, кажется, что у тебя совсем нет вкуса.