Страница 9 из 101
Уже третий год пошел, как они в разводе, и как он собрал самолично все ее вещи, вплоть до маленького флакончика с ландышевым маслом, и отвез на квартиру ее родителей. Но до сих пор с ужасающей четкостью представляется ему, что на специальной полочке в ванной под зеркалом лежит ее огромная деревянная расческа, в спальне на тумбочке уютно устроилась плюшевая полосатая кошка со смешно торчащими усами, на дверце встроенного шкафа со внутренней стороны висит теплый халат, вышитый золотистыми драконами. Она была во всем, в каждой вещи, о ней напоминал каждый предмет. На диван она любила падать спиной, раскинув в стороны руки, в кресле часто сидела, по-турецки подвернув ноги, читала только лежа на животе, всегда громко включала музыку, постоянно пританцовывала, что-то мурлыкала под нос, вечно придумывала себе кучу совершенно ненужных дел.
Андрей постоянно запрещал себе думать о ней, но не получалось. Не было ни злости, ни обиды, только жестокая боль и пустота внутри. Особенно тяжело становилось по вечерам, когда возвращался с работы... а ему никто не бросался на шею, на плите не было подгоревшего ужина (какое бы блюдо ни бралась готовить, ежесекундно отвлекалась: бегала куда-то, начинала болтать по телефону, включала видик, хваталась за книжку, делала сто дел одновременно, -- неудивительно, что картошка чернела, макароны слипались, котлеты, купленные в отделе готовых продуктов, пережаривались). Периодически они ездили покупать новые кастрюльки и сковородки, так как предыдущие легче было выбросить, чем отмыть. Но кулинарные опыты продолжались, в квартире повсеместно царил веселый беспорядок, с которым он поначалу, будучи немного педантом и занудой, пробовал бороться, но все потуги оказались напрасны, как и в противостоянии любой стихии. Да Алеська и сама была как стихия. Стихийно она ворвалась в его жизнь, словно играючи перестроила - перекроила ее на новый лад, так что Андрей порой и сам себя не узнавал, и так же стихийно исчезла. Прохоров часто ловил себя на том, что набирает ее номер, но нажимал сброс, не дожидаясь гудка, и доставал из заначки купленную накануне бутылку водки.
На работу он опаздывал по-страшному. Гнал, подрезал, перескакивал с полосы на полосу. Лихорадочно прикидывая как бы отвертеться от традиционной трубочки, как бы не попасть в пробку, как бы не натолкнуться на гаёвых, как бы пережить сегодняшний день.
— Ну, чайник! Ты чего тут елозишь, всю дорогу загородил! Люди на работу опаздывают, — Андрей был готов разорвать в клочья хозяина новенького опеля вместе с машиной, который криво вырулил, перестраиваясь в соседний ряд. — Убивать надо таких кретинов! Ездун, блин. Права купят, а мозги взять негде, да?!
Андрей был водителем от бога. Чувствовал любую машину, на три хода вперед просчитывал всякую ситуацию на дороге. Права получил еще до армии, и хотя лихачил, как не каждому и в кошмарном сне приснится, но в серьезную аварию попал только один раз. Тогда на такси разъезжал - на перекрестке оживленном одному недоделку в бок со всей дури врезал. Тот пьяный был, пер на красный свет зигзагами, а по переходу люди шли. Ну, Андрей и газанул, педаль до упора вдавил, руль вывернул, и успел, своей машиной сшиб полудурка на пустующую часть дороги, благо светофор еще не переключился. Тому ни царапинки, а у него серьезный перелом, из больниц да поликлиник почти полгода не вылазил, да еще тачку за свой счет чинил. Как говорится, не одно доброе дело не должно остаться безнаказанным. Хорошо еще с ментами проблем не было, к награде не приставили, но и за героизм не штрафанули.
Маленький ручеек впадает в бурную реку, река — в мощный океан. Так и поток ругательств, изливавшихся из уст Прохорова, крепчал с каждой минутой вынужденного простоя в пробке. Виновник затора стал тем, на ком без зазрения совести можно было выместить всю свою злобу. Злобу на весь мир вообще, и в частности на того мудака, с которым изменила любимая и единственная женщина всей его жизни. На старых друзей, которые уже давно не звонят. Но тут он сам виноват: стал прикладываться к бутылке, ребят, со всеми их утешениями и предложениями развеяться, посылал куда подальше. На начальников, которые при случае обязательно напомнят, кто они, а кто он. На хамящих продавцов, на раскрашенных куколок в «ящике», на рвачей-бизнесменов… На всех. А главное: на себя.
В кого он превращается? В жалкого алкаша? Перед собой-то можно церемонии не разводить. В алконавта, распустившего сопли, который попеременно то жалуется, что его бросили, то костерит всех женщин последними словами. Тренировки побоку, ночные гонки туда же, а ведь он с Крученым бок о бок финишировал, Колька на капот его обошел только потому, что машинку имел помощнее. Эх, Андрюха, Андрюха... По двое суток за баранкой мог высидеть, как в рейсы ходил, и нормально. А сейчас… внутри все горит и переворачивается, голова гудит как будка трансформаторная в грозу, руки как у эпилептика трясутся, от любого звука взвыть хочется, а уж двинуться куда-то — так проще застрелиться. Еще и журналисты некоторые, так и норовят нос не в свои дела сунуть, узнать чего не надо да растрепать всем, кому слушать не лень. Впрочем, нечего на них напраслину гнать, все уже заметили, что он после бурных гулянок часто работает. Если бы не был первоклассным шофером, давно бы поперли взашей. Но ежели и дальше так пойдет, точно выгонят. Диспетчер прямым текстом так сказала то ли вчера, то ли позавчера.
Наконец-то, пробка сдвинулась с места. Андрей ловко протиснулся между маршруткой и фордом, свернул, разогнался, чтобы успеть проскочить следующий светофор. Еще пять минут езды -- и подставляй повинную голову под воспитательные нотации диспетчера. Прослушать в пол-уха гневную отповедь, попить чая горячего, еще раз водой ледяной физиономию ополоснуть и можно на выезд.