Страница 8 из 101
Сергей Петрович чуток подуспокоился, поудобнее устроился за рулем, и стал от нечего делать смотреть по сторонам. Увиденное представление его определенно позабавило. Под аркой соседнего девятиэтажного дома громко и яростно ругались трое мужиков в спецовках, живописно измазанных разноцветными красками. Перманентное состояние косметического ремонта явно подходило к концу — лишь два столбика балконов оставались сиротливо-серыми, прочие уже приобрели жизнерадостную салатовую расцветку. «За полдня закончат» -- по-деловому прикинул Сергей Петрович. Однако работнички кистей не спешили приступать к своим трудовым обязанностям: с выразительными, в смысле, богатыми на нецензурные выражения, комментариями они показывали друг на друга, проводили ребром ладони по шее, хлопали по локтю согнутой руки, тыкали пальцами куда-то вверх, и очень далеко в сторону. Метрах в двух над их головами мирно покачивалась на тросах строительная люлька, поперек которой лежала лестница-стремянка аккурат нужной длины.
У Сергея Петровича тут же возникли два вопроса. Во-первых, как они умудрились спуститься без лестницы или каким чудом они ее закинули обратно. И второй: как они собираются попасть в люльку. Рабочих, похоже, занимали те же проблемы. Крайнего они, судя по жестикуляции и некоторым фразам, искали долго и упорно, так и не нашли, и приступили к практической части. С помощью воодушевления и постоянного поминания чьей-то матери, стали соображать на троих акробатическую пирамиду. Будь они альпинистами-верхолазами из тех, кто в поисках приключений ходит в горы, и иногда на своем снаряжении помогает коммунальным службам или строительным организациям, а то и жильцам, попавшим в затруднительную ситуацию, -- залезли бы на счет «раз». А так обычные мужики, маляры-штукатуры, спортивная подготовка ограничена профессиональными рамками. В их исполнении «пирамида» выглядела впечатляюще: она качалась, шаталась, ругалась и кренилась почище пизанской башни. Верхний, с трудом сохраняя равновесие на плечах товарищей, безуспешно пытался зацепиться за край люльки, группа нижней поддержки материлась, пыхтела и очень несвоевременно переступала с ноги на ногу.
В один прекрасный момент «башня» рухнула, люлька раскачивалась как детские качели, Сергей Петрович умирал со смеху. Мужики почесали ушибленные места, спешно перекурили, и, перераспределив роли, решительно принялись доставать люльку. Теперь на спинах балансировал самый худой, правда и ростом он был пониже прочих. Чтобы компенсировать этот недостаток, маляр стал резво подпрыгивать, коллеги его энтузиазм не оценили — резко вывернулись, выпрямились. Прыгун при этом как-то ухитрился ухватиться одной рукой за низ люльки, помахал ногами в воздухе, случайно заехал зазевавшемуся товарищу по уху, и бесславно ухнулся вниз. Последовавшие за этим речевые обороты стали настолько изощренными и цветистыми, что гендиректор, просто заслушался. Настроение поднялось, но до конца досмотреть занимательное представление не удалось: приехал эвакуатор, оттащил бэмвэшку, и Сергей Петрович, с почти часовым отставанием от своего расписания, выехал на работу.
***
-- Сударь, вы далеки от себя в гриме! -- да, фейс был хоть куда и, главное, все натуральное, ни грамма косметики. Рожа опухшая, под глазами черные круги, в зрачках пугающая муть, в голове болезненный осадок похмельного синдрома, на подбородке и щеках трехдневная щетина, которую и при большой натяжке не назовешь легкой небритостью. Да, в таком виде женщинам явно не понравишься. Да и не больно-то хотелось. Даже смотреть не мог на них, каждую с Леськой-Алеськой сравнивал. У этой волосы шикарные, только с лаком девица переборщила, волосик к волосику прилизан-приклеен, а Алеська никогда укладок искусственно не делала, после обычного расчесывания у нее получалась пышная легкая прическа. У той глаза карие, завораживающие, Алеська тоже кареглазая, а если против солнца стояла -- глаза, как янтарь, золотом сверкали. Эта на каблуках вышагивает, цокает, как лошадь подковами, Алеська же, казалось, не идет, -- летит, быстро, стремительно. Бред... бред сивой кобылы, нельзя так жить, нельзя вспоминать. А стандартная доза алкоголя бывает и не помогает. Иной раз и две бутылки выхлещешь без закуси, а ни в одном глазу.
Андрей тяжело вздохнул, отвернулся от зеркала. Прежде частенько смеялся над анекдотами типа «возвращается муж из командировки...», и никогда не думал, что сам окажется в роли вышеупомянутого супруга. Все как на сцене, только вот не было ни напускных эмоций, ни страстных выкриков из дешевых мелодрам. Пока он стоял, словно пришибленный, мучительно пытаясь сообразить, что сказать или сделать. Алеська молча встала, спокойно оделась и, не произнеся ни одного слова, ушла. Только услышав жужжание лифта, Андрей опомнился, ухватил за загривок незадачливого любовника, тоже малость подрастерявшегося от неожиданной встречи, выволок на площадку и пинком спустил с лестницы. Шмотки выбросил следом. Пару недель пил по-черному, а когда протрезвел, обнаружил повестку в суд. Развелись тихо, мирно, на половину квартиры Алеська претендовать не стала, за вещами своими не приехала, и вообще, даже слова ему не сказала. А он ведь ждал, надеялся. Ей достаточно было просто вернуться, ничего не объясняя, он бы простил все и всех на сто лет вперед. Но она всегда поступала неожиданно, предсказать, что она скажет или сделает в следующий момент, было невозможно, да он и не пытался, просто любил, вернее, боготворил эту взбалмошную девчонку, которая могла поцеловать или влепить пощечину, рассмеяться или обидеться невесть по какой причине.