Страница 35 из 101
-- Почему? – Владик не обиделся тогда, просто удивился: деньги неплохие, работка не обременительная.
-- Понимаешь, противно. Все друг друга обговаривают, выливают цистерны помоев… почем зря. Из кожи вон лезут, чтобы выделиться.
-- Так везде то же самое, -- Владик искренне рассмеялся.
-- Да, только ночью все стесняют меньше, -- помолчали, и вдруг Аленка спросила: --А тебя самого разве не коробит? Ты же ведь сам смеешься над ними?
Такая проницательность двадцатилетней девчонки Влада поразила.
--Да, смеюсь, потому и делаю вечеринку. Надо же как-то развлекаться. На свой лад.
Ленка Стрелова смогла разглядеть в нем изнанку, и Влад не стал больше перед ней притворяться, надевать опротивевший полушутовской колпак.
Среди тусовщиков и знаменитостей невралгия считалась модным диагнозом. Ах, как же душой болеть за творчество. Это прекрасно, об этом можно говорить без устали, это можно выпячивать без зазрения совести. У Владика тоже была невралгии, заработанная в студенческие годы, -- накатывавшиеся без причины боли под ребрами. Своей хворью парень не козырялся, наоборот целый месяц старательно травился таблетками. Потом послал подальше всех невропатологов со всеми курсами модного лечения. У болезни был один единственный плюс – чтобы чувствовать себя отдохнувшим парню требовалось для сна всего пара часов. А остальное временя можно было распределить в любой пропорции между светской хроникой и написанием значительного эпического произведения, с глубокими философскими вставками.
Он и писал, порой бросая несохраненный монтажный проект, открывал вордовский файл, быстро с ошибками печатал мысли, умозаключения. В документах под паролем из двенадцати символов лежала заветная папка с идеями и сносно прописанными сюжетами будущих романов и законченными рассказиками. Но до конца ни один роман довести не получалось. Чего-то не хватало. Знать бы чего? Как-то один такой опус дал Ленке почитать, она хвалила, искренне. Влад потом перечитал сам: отдает дешевой бульварщиной и почти не цепляет. Или ему только так кажется? Чертова самокритика и чрезмерная требовательность…
Ночь — время черных помыслов, постельных страстей и тайных дел. Герои «Серых вечеринок» ночами с головой бросались в омут развлечений. Серов по ночам любил работать. Творчество в темноте овеяно ореолом глупой сказочности. Пусть так. Но есть только мягкий свет диодной лампы, приглашающее мерцание монитора, и ничем не ограниченный полет мысли. Все остальное кажется неважным, не стоящем внимания. Бешеный ритм жизни либо замирает, останавливая свое стремительное вращение, либо наоборот ускоряется до невозможности. А ты сидишь, думаешь, работаешь, творишь. Руки то медленно и томно нажимают клавиши, то выстукивают неистовую мелодию творчества.
Ночь — блаженная пора для журналиста, и просто для человека, которому не хватает светового дня, которого утомляют сутолока и шум восьмичасовой рабочей смены. Все по графику, по новому графику. Восемь часов на свои прямые обязанности: три-четыре часа на съемку материала для очередной вечеринки, остаток ночи для того, чтобы писать то, что хочется именно тебе, писать взахлеб, не думая отдаваться на волю безумной фантазии. Когда окончательно рассветет начинать монтаж, пять часов добросовестно и профессионально, клеить и компоновать, вставлять клипчики и беспардонно нарезать интервьюшки. Пару часов просчета и записи, когда компьютер трудится самостоятельно, а ты отсыпаешься пред новым рабочим днем, вернее рабочим вечером…
Вот и сейчас спать не хотелось. А привычное желание поработать усиливалось с каждой минутой. Да на беду под рукой не было ни ноутбука, ни компьютера, ни даже элементарной печатной машинки, которыми пользовались в пору зарождения светлого коммунизма. Как говорится, на безрыбье и от такого музейного раритета не откажешься, двумя руками ухватишься, и с восторгом. Из подручных средств -- только неизменная синяя записная книжка в комплекте с ручкой, всегда таскаемая «с собой и при себе». Незаменимая вещь для записи «горячих» контактных телефонов, которые могут пригодиться, но в памяти держать не обязательно, и фиксации интересных мыслей. Конечно, электронный органайзер удобнее, выглядит более стильно, и полностью соответствует имиджу успешного журналиста, в отличие от этих предметов архаизма. Но как-то попал по самое не балуйся: органайзер сдох, подзарядное с собой носить лень, да и не удобно -- такая здоровая подушка, еле выкрутился. Урок не пропал втуне, с тех пор всегда для подстраховки карманный ежедневник. Уже третий по счету.
С одной стороны дрых Прохоров, с другой похрапывал Невера, за ним подозрительно молчаливо лежал Роман, то ли спал так бесшумно, то ли притворялся. Владик аккуратно переполз через Андрея, присел поближе к огню, подкинул еще сушняка. Освещение не шло ни в какое сравнение с уютной настольной лампой, но света вполне хватало, чтобы разобрать буквы. Серов открыл блокнот, задумался на несколько секунд, потом нетвердым почерком, сказывался недостаток рукописной практики, вывел первое слово — Дорога…