Страница 109 из 123
Морган уснул, не раздеваясь, на диванчике в её гостиной. Взмолился, проваливаясь в сон: «Приснись мне, Рассел». Он почти не спал эти дни, и наконец, усталость свалила его, дав отдых измученному сознанию.
Ему приснились джунгли. Резные листья папоротников, стволы пальм, толстые стебли лиан, ярко-красные цветы, диковинные птицы, похожие на больших бабочек. В густых тропических зарослях, у подножия двух скал расположился город. С одной стороны от леса его отделяла бегущая по камням река с чистой, холодной водой.
Рабы в светлых набедренных повязках, упираясь босыми ногами в песок, с усилием открыли тяжёлые ворота, и из города, грузно ступая, вышел серый слон с паланкином на спине. Отряд воинов сопровождал его. Шёлковые малиновые шторы, расшитые золотом и серебром, чуть трепетали при каждом шаге слона, скрывая того, кто сидел внутри.
Церемония прошла по главной дороге и приблизилась к скалам, у которых толпился народ. Женщины в цветных сари, старики, дети - они оживлённо болтали, смеялись. При появлении процессии толпа склонилась в почтительном молчании и замерла в созерцании стоявшего в подножии скал истукана.
Божество было вылеплено из красной, растрескавшейся от времени и жары, глины. Чудовище с человеческим лицом скалило в свирепой гримасе злобную пасть. Толстые пятипалые руки поднимались к небу, а вторая пара рук, растущих прямо из живота, опустила к коленям сжатые в кулаки кисти. Истукан стоял на небольшой каменной площадке, к которой вели широкие каменные ступени.
Слон остановился. Старый индус в красной чалме длинным шестом коснулся его передних ног, и животное послушно опустилось на колени. Воины сняли с его спины паланкин и опустили на землю. Шторы колыхнулись, и, опираясь на руку погонщика, с портшеза сошла дочь раджи и откинула с лица покрывало.
Принцесса была красива, редкой, чуждой жителям этих мест, северной красотой. Светлокожая, с правильными чертами лица, серо-зелёные глазами и длинными светлыми волосами, спускающимися по спине и перехваченными у лба диадемой с большим красным рубином. Она держала в руках золотое блюдо, на котором лежали длинные нити жемчуга, слитки золота и драгоценные камни искусной огранки. Солнечные лучи отражались в них, переливаясь причудливыми оттенками.
Поставив блюдо на голову, и грациозно придерживая его одной рукой, принцесса поднялась по ступеням и возложила дары к ногам глиняного истукана. Толпа, окружавшая жертвенник, в священном ужасе упала на колени. И когда, по окончании молитвы, девушка спускалась вниз, Морган увидел то, чего не заметил сразу под складками шёлкового сари. Принцесса была беременна, и должно быть, молилась божеству о благополучном родоразрешении.
Морган не сразу понял, что звонит дверной звонок. Он сполз с дивана, прошлёпал к двери и открыл. Ах, да. Он в квартире Рассел. А Рассел больше нет. Она погибла в Бирме. Он может увидеть её только во сне. А во сне она была индийской принцессой. И вообще, беременной… И вообще…
На пороге стоял Уоррен Барри. Директор, царь и бог четвёртого отдела. Стоял, покачиваясь, гм… не только от горя.
- Тревор Макдауэлл мне сказал, что ты здесь.
Морган посторонился, пропуская шефа в квартиру. Закрыл за ним дверь.
Уоррен Барри прошёл в кухню, поставил на стол начатую литровую бутыль водки и сел на диванчик.
Морган полез в холодильник Рассел – какие уж тут церемонии! – нашёл там кусочек ветчины, банку маслин, лимон. Стандартный закусон культурного американца. Как у русских – килька в томате, плавленый сырок и чайная колбаса с жирком.
Да, а ведь Рассел, кажется, не была особо пьющей… Когда кажется – крестятся. Вон они, налицо улики – стандартный набор закуси интеллигентного алкоголика. Морган достал из шкафчика рюмки и поставил их на стол.
- Наливай, - кивнул директору, нарезая ветчину.
- Помянем, - согласно отозвался шеф.
На поминках не чокаются. На поминках два здоровых мужика беззвучно плачут друг у друга на плече. И на поминках почему-то всегда сильно напиваются. Горе делает человека чрезмерно восприимчивым к алкоголю. Горе ослабляет, горе расшатывает, горе душит, заставляя кричать и корчиться от бессилия. Горе делает слепым и глухим, закрывает ширмой от всего мира. Горе останавливает время.
И, конечно же, Уоррен Барри и Кейс Морган не видели, что часы показывают уже половину третьего ночи. И не слышали стука открывшейся входной двери. И почти не удивились, когда на кухню прошёл призрак Рассел.
Призрак был бледен, осунувшийся лицом, небрежно причёсан, в перепачканных глиной форменных брюках. Он вошёл на кухню, взял чайник и жадно глотнул воды прямо из носика. А уж потом посмотрел своим потусторонним взглядом на агентов.
- А, не обращай внимания, - отмахнулся Уоррен Барри, - мне она тоже всё время мерещится. Нервы. Плод больного воображения.
- Ага, - согласился с ним Морган и, отвернувшись от призрака, велел: - наливай.
Но призрак вдруг заговорил. Тихим, усталым голосом осведомился:
- Вы что, поминки по мне справляете?
Материализм вопроса озадачил скорбящих коллег. Обычно привидения произносят другие речи. Напрмер, «Отдай моё сердце!» И лезут душить. А этот призрак, не дав опомниться от шока, обыденным жестом положил на край стола пластиковую папку, пояснив:
- Отчёт по делу, сэр, - и добавил совсем уже не характерную для духов буднично-бытовую просьбу, - вы когда закончите, посуду помойте за собой и вытрите со стола, - и вышел из кухни, закуривая на ходу.
- Чё это? – обалдело спросил Уоррен Барри.
- Это же дым! – пробормотал Морган. – Это же дым от сигарет!
- И что? – не понял шеф.
- А то! Призраки не курят же! Она настоящая!
Умничка, дошёл! – тяжело вздохнула из комнаты Рассел.
- Рассел! – заорал Морган, выскакивая из-за стола и опрокидывая рюмку. – Так ты жива, сукина ты дочь?!
- Я вас всех переживу, - последовал спокойный, самоуверенный ответ. – Ай! Ой! У-яй! Морган, пусти! Поставь меня на пол! Морган, рёбра переломаешь! Сэр, уберите его от меня! Уберите, а не присоединяйтесь, сэр!
Одуревшие от счастья, ничего не понимающие Морган и Уоррен Барри таскали Рассел по комнате, подбрасывая, тиская и осыпая поцелуями.
- Да отпустите же вы меня, придурки! – взревела она, разозлившись всерьёз. – Я и так еле на ногах стою!
Морган поставил её на пол, но из объятий не выпустил.
- Пусти, - простонала Рассел, - пожалуйста… Дай раздеться и лечь. Я вернулась. Я живая. Видишь? Идите вон лучше на кухню, добухивайте за моё воскрешение…
- Агент Рассел, а где вы были? – строго спросил шеф и громко икнул.
- Сэр, пожалуйста… Сил нет отвечать… Я не могла позвонить… Там, в папке, всё подробно… Морган, по-хорошему же прошу, пусти меня, а…
Морган, наконец-то убедившись в реальности бытия напарницы, отпустил её, и она, никого не стесняясь, привычно разделась до трусов и майки, бросила грязную форму на пол, легла на диван и накрылась пледом.
- Ну, раз так всё обернулось… - решил шеф, - я тогда пошёл домой…
- Нет, сэр, - простонала Рассел, видя, что Морган раздевается с самыми серьёзными намерениями улечься рядом с ней, - не оставляйте меня одну с этим маньяком! Заберите его!
- Тебе что, - обиделся за друга Уоррен Барри, - места на диване жалко?
- Да он же не даст мне спать! – чуть не плакала Рассел. – А я щас правда, по-настоящему умру тут!
- Честное слово, ничем не побеспокою! – пообещал счастливый Морган, укладываясь рядом с ней. –Пальцем не трону! Ну, подвинься же!
- Я пошёл! – директор махнул дланью и погрёб к двери.
- Свет выключи! – заорал ему вслед Морган.
Уоррен Барри погасил свет и вышел.
- Морган, голубчик, - простонала Рассел, чувствуя, что напарник запустил руки ей под майку и трогает груди, поглаживает осторожно, - не сейчас… Утром, как хочешь, сколько хочешь, но не сейчас… Дай поспать, будь человеком!
Морган послушно вылез из-под её майки, обнял со спины, подгреб к себе, и уткнулся носом ей в шею.
- Спи, - уже в полусне пробормотала она, - я с тобой и всегда с тобой буду, голубчик мой, милый…
- Я тебя люблю, как отсюда и до неба, - сознался Морган, но Рассел его уже не слышала. Она спала.
А, когда проснулась, утро было. Она осторожно выбралась из объятий напарника, встала. Морган крепко спал, хорошим, оздоравливающим сном. Рассел присела на краешек дивана, поправила ему подушку. Его лицо, с заострившимися по-мальчишечьи скулами, тёмными кругами под глазами, резко очертившимся подбородком ясно говорило, что он выстрадал за эти дни. На лбу проглядывали морщинки, а на висках – Рассел могла поклясться – раньше не было! – появилось несколько седых волос. А ведь Моргану едва тридцать…
Она, кусая губы, смотрела на эти сединки, потом, не в силах сдержать порыв, наклонилась, поцеловала Моргана в спящие ресницы, провела рукой по спутанным волнистым волосам. Целительный его сон был так крепок, что он ничего не услышал.
Рассел встала и пошла в душ. Положила в стирку свою грязную форму, надела чистую, причесалась. Быстро приготовила завтрак, сварила кофе, написала записочку для Моргана, поела, курить не стала – его пожалела, и вышла из дома, тихо прикрыв за собой дверь.
Приехав в отдел, она прямиком направилась к Уоррену Барри. В приёмной её остановила мадам Бижю и сообщила согласно традиции:
- Агент Рассел, директор никого не принимает.
- Меня он примет, - спокойно заверила её агент Рассел и намерилась было обойти бдительную секретаршу, но та придержала её за локоть.
- Повторяю вам, агент Рассел, директор никого не принимает! – в её голосе лязгнул металл.
- А я говорю, меня он примет, - ещё спокойнее отозвалась Рассел.
- Агент, покиньте приёмную! – потребовала мадам Бижю.
Лицо Рассел приняло скучающее выражение.
- По почкам ей, что ли, дать? – спросила она саму себя.
- У меня чёрный пояс по каратэ, - бесстрастно сообщила мадам Бижю.
- Да? – заинтересовалась Рассел. – Где тренировались?
- Жанна, пропустите её! – послышался из кабинета умирающий голос директора.
Мадам Бижю в растерянности отступила. Рассел с улыбкой триумфатора прошествовала мимо неё, небрежно бросив:
- Клёвые бусы.
Уоррен Барри лежал на диване с мокрым полотенцем на лбу.
- Чего тебе, бессмертная? – прошелестел, увидев подчинённую.
- Отпуск хочу попросить для агента Моргана, - сказала она, - на неделю, лучше - две. Подорвался, пусть отдохнёт.
- Две не дам, - в слабом голосе Уоррена Барри послышались алчные нотки, - неделю.
- Давайте неделю, - не спорила Рассел.
- Жанна! – выдавил из себя жалкий вопль директор. – Напиши Моргану разрешение на отпуск! На неделю!
- Спасибо, сэр, - улыбнулась Рассел, - выздоравливайте, - и вышла из кабинета.
Морган проснулся с сильной головной болью. Опохмелиться было нечем. Рассел уехала на работу, оставила ему завтрак и записку. Морган пил на кухне сваренный ею кофе, ел тосты с сыром и читал её отчёт, комментируя вслух сам себе.
«…После того, как агент Морган уехал в Шуэньяун, меня снова охватило чувство «дежа вю». Я сказала комиссару Бурпул, что хочу остаться одна, и сидя поодаль от остальных, вслушивалась в себя, надеясь найти ключ к разгадке моего непонятного состояния. И вдруг, я словно по воле сирокко перенеслась на много веков назад, увидев себя будто со стороны.
Я была принцессой, дочерью раджи Крама. Меня звали Аиша. Мой народ почитал Гилу-монстра, поставил ему статую и жертвенник в скалах. Это был исполин с четырьмя руками, вылепленный из красной глины. Ему приносили дорогие дары и самых красивых животных в жертву, молясь о ниспослании хорошей погоды, богатого урожая, здоровья жителям. Шутки ради, принцесса, то есть я, написала на ноге Гилы-монстра слово «жизнь». Я не боялась Гилу-монстра, как другие, но то, что произошло вслед за моим, казалось бы, невинным действием, повергло меня в ужас.
Гила ожил. Сначала шевельнулись пальцы на его четырёх руках, потом он медленно расправил будто бы затёкшие за годы бездействия руки, поднял их вверх, и ударив себя в грудь…
- Пяткой! – уточнил вслух Морган, отхлебнул кофе и вернулся к чтению: - и ударив себя в грудь пяткой… фу ты! Рукой! И ударив себя в грудь рукой, испустил страшный рык и сошёл с постамента. Принцесса Аиша, то есть я, в ужасе обратилась в бегство.
Гила давал выход дремавшей в нём многолетней ярости. Сколько дней воины раджи пытались противостоять его гневу, я не знаю, но только, когда город почти полностью превратился в руины, оставшиеся в живых воины отыскали прячущуюся в джунглях принцессу и бросили её к ногам чудовища.
Я видела охваченный пожаром город, цветные осколки мозаичных окон, разрушенные стены, разбитую посуду, растерзанные трупы моих подданных, кровь на четырёх руках Гилы-монстра, себя – растрёпанную, в разорванном запылённом сари, с ободранными локтями и коленями, скорчившуюся у ног разъярённого гиганта… Гила-монстр занёс надо мной свою огромную руку…
Знаю, в воображении человека способны рождаться яркие образы в ответ на слово. Ассоциации. При слове «война» мы видим сражения, пламя, дым, взрывы, оружие. При слове «наводнение» вышедшую из берегов реку, стремительно разливающуюся по улицам города. Необоснованно принимать за реальность свои видения, даже абсурдно, но видения, возникшие в моём сознании были настолько реальны, что я доверилась им. Я знала, что нужно делать.
Поэтому, когда появился монстр, я попросила отряд комиссара прикрыть меня, подобралась к его ногам и стёрла написанное там слово. Это было то самое слово, которое родилось в моём сознании, и которое я написала в блокноте, и, чтобы узнать его значение, отправила агента Моргана к его другу Рамаджи. Но теперь я знала, что там написано. Это слово значило «жизнь».
- Выходит, я два раза зря к Раме ездил, - вывел Морган и потянулся за последним тостом, - монстр задрожал и рухнул, рассыпался глиняной пылью. А потом задрожала земля. Я успела увидеть, как рушатся скалы, и больше ничего не помню.
Я очнулась в какой-то пещере. Болело всё тело, голова, трудно было руку поднять. Над собой я увидела лицо бритого старика с белой бородой, одетого, как буддистский монах. Он общался со мной посредством телепатии, слова рождались в моём сознании. Он сказал, что после смерти Аиши её душа реинкарнировалась в моё тело, и он нашёл меня. Управляя мыслями и образами, он сумел сообщить мне, что нужно делать.
Дело в том, что уничтожить Гилу-монстра может только тот, кто сумел его оживить. Руины древней цивилизации, что мы видели на реке Салуин, не существуют в нашем измерении. Они из параллельного мира. И теперь, когда Гила-монстр мёртв, время повернётся вспять, династия раджи Крама не умрёт, и древняя цивилизация не погибнет. А теперь, если я хочу жить, я должна выбираться отсюда. Помогать мне он не будет, я должна сама.
Старик исчез. Я какое-то время еще лежала неподвижно на каменном полу, осмысливая происходящее, потом встала и вышла из пещеры. Я плохо помню, как шла вдоль реки, как вышла к дороге. Поймала машину и поехала в Рангун.
Я не верю в связь времён и параллельные миры, но чем можно объяснить моё пребывание в местечке Лойко в двухстах километрах от эпицентра землетрясения, спустя почти трое суток? Я заканчиваю свой отчёт, поскольку не могу логично объяснить ни появление Гилы-монстра, ни свои действия по чужому наитию».
Морган отложил папку и резюмировал:
- Кто бы сомневался, что она не отмажется? Так складно сплетёт, что и комар носу не подточит.
Он встал, сполоснул кофейную чашку и поехал в на работу.
Когда бледно-зелёная, почти бесплотная его биомасса неслышно проскользнул в кабинет, он нашёл на привычном месте агента Рассел – аккуратно одетую, в "хвостик" причёсанную и попивающую зелёный чай. Похудела за эти дни, но выглядит свежо и бодро. Морган не удержался от ехидного комментария:
- Везёт же некоторым! И с того света выбралась, и похмельем не страдает!
Рассел аж просияла, когда его увидела.
- Заходи! – заговорщическим тоном пригласила она. – Хочешь опохмелиться?
- Чем? – снисходительно бросил в ответ напарник. – Чаёчком твоим, с вонючим жасмином? Сама пей свою бурду!
- Нет! – воровато оглянувшись, Рассел вытащила из ящика стола маленькую плоскую бутылочку. – Коньячком!
- Конь-яч-ко-о-ом? – удивлённо протянул Морган, подходя к её столу и привычно плюхаясь на его край своей задницей. – Ты потрясаешь меня, Рассел!
- Здоровье напарника – прямая забота другого напарника, - заявила она, доставая пластиковый стаканчик и наливая в него коньяк, - только закуски нет, - вздохнула с сожалением, - хотя, погоди… Где-то у меня была шоколадка… - она покопалась в ящике, нашла плитку шоколада, открыла, разломила на кусочки.
- Рассел, Рассел, тормози, - слабо усмехнулся Морган, - что с тобой? С чего ты вдруг так сыплешься бисером? Выпьешь со мной?
- Не, - она махнула рукой, глядя на него счастливыми сияющими глазами.
Морган замахнул коньяк и вместо закуски притянул к себе напарницу, поцеловал в макушку. Слез с её стола, прошёл за свой, сел. Расстегнул ворот комбинезона, вздохнул, опёрся щекой на руку.
- Болит голова? – участливо спросила Рассел, встала и подошла к нему.
- Болит, - вздохнул Морган, - мы ж вчера почти не закусывали с шефом.
- Я могу тебе помочь, - нерешительно предложила она.
- Чем? – усмехнулся он. – Чем может помочь бирманская принцесса такому ничтожеству, как я? Хм, - фыркнул ехидно, - надо же – бирманская принцесса… Я боюсь, Рассел, что у тебя разовьётся мания величия.
- А я боюсь, что у тебя на моём фоне разовьётся комплекс неполноценности, - отозвалась со смехом напарница, - откинься на спинку. Вот так. Расслабься.
Морган послушно подчинился. В висках пульсировала тугая боль. А Рассел встала сзади, положила руки ему на голову, и принялась осторожно массировать виски подушечками пальцев, то едва касаясь, то надавливая сильнее, разбивая эту боль.
Морган прикрыл глаза. Боль оступала, слабела, уходила.
- Рассел, - спросил он, - кто тебя этому научил?
- Один… китаец, - почему-то запнувшись, ответила она.
- Почему раньше ты никогда не лечила меня от похмелья? - спросил Морган.
- Не было желания, - прямо ответила Рассел.
- А теперь есть? – спросил он.
- Теперь есть.
Морган перехватил её руки и несколько раз поцеловал тонкие пальчики. Притянул её к себе, посадил на колени. Они целовались нежно, неспешно, подолгу смотрели друг на друга, гладили друг друга по волосам, по лицу и снова соединялись в поцелуе.
- Никогда не умирай больше, слышишь? – голос Моргана прозвучал, как стон, идущий из глубины души.
Рассел помотала головой и уверила:
- Не буду умирать. В отпуск пойдёшь? – вспомнила она.
- В отпуск? – обрадовался Морган. – Пойду!
Рассел слезла с его коленей, подошла к своему столу, нашла разрешение на отпуск и протянула ему.
- Вот. На неделю.
- Поеду к Раме, - решил Морган, - он как раз уже должен закончить свои дела в джунглях и вернуться домой. Поживу в тишине на природе, отдохну от городов, людей, событий. А ты? – спросил. – Ты поедешь со мной?
- Нет-нет, - рассмеялась она, - хватит с меня джунглей!
- Но я же рядом буду, - Морган поймал её за руки и подтянул к себе, - поехали. Что ты тут одна делать будешь?
- Нет, я не могу , Кейси, - ответила Рассел, - я сегодня в больницу ложусь, на детальное обследование.
- Тебе хуже? – испугался он.
- Наоборот, - улыбнулась она, - я так хорошо себя давно не чувствовала. Обследуюсь, буду знать, почему. И доктор Саади требует. Он ещё до этого задания мне велел в больницу лечь. Ты поезжай. А я ждать тебя буду. И буду очень скучать. Поехали, отвезу тебя в аэропорт, а потом поеду в больницу.
- Да я сам доеду, что ты…
- Просто хочу с тобой побыть ещё немного, - прямо призналась Рассел, потянулась к нему, коснулась своей щекой его щеки, поцеловала.
- А посошок? – спросил Морган.
- Сейчас налью, - она сделала движение уйти, но он удержал её.
- Нет, посошок, - пояснил терпеливо, – посошок – посох. Палка в дорогу.
- Ты что? – Рассел растерянно посмотрела на него. – Прямо здесь, что ли?
- А что? – не смутился напарник.
- Да ты с ума сошёл! Я не могу тут! – запротестовала Рассел, но Морган уже расстегнул молнию её формы, спустил с плеч и зарылся носом в ямочку на шее. – Кейси, не надо! Перестань! Отпусти!
- Да погоди ты! Две минутки радости! – Морган покрыл поцелуями её плечи, коснулся груди, нежно сжимая в ладонях. – Ох! – выдохнул он, с сожалением отрываясь от напарницы. – Всю жизнь бы так просидел. Вернусь – доделаю!
- Возвращайся скорее, - попросила она.
- Я вернусь, - заверил напарник, - просветлённым, обновлённым и познавшим истину!
Рассел отвезла его в аэропорт, поцеловала на прощание. Морган пошёл к посадочной стойке, обернулся. Рассел смотрела на него, махнула рукой на прощание, улыбнулась. И Морган улыбнулся в ответ и с лёгким сердцем пошёл к самолёту. Он вернётся через неделю, и теперь у них точно всё будет хорошо. По-другому просто и быть не может.
В следущей главе напарники нарушат правило номер один.