Северный квартал

Я быстро поднялась и попыталась улизнуть от этого куда подальше. Одинцовы это как Монтекки для моего отца Капулетти. Очень яркий пример, который я как то "сняла с языка" своего братишки. Не знаю с чего эта вражда началась, но причиной очевидно снова были деньги.

Не желая слушать постный бред о торгах на биржах и прочей чуши, я вошла в полумрак дома с черного входа, и решила что с меня праздника на сегодня хватит. Пока поднималась по широким ступеням на второй этаж, постоянно прокручивала в руке браслет и раздумывала уже и над тем, что нужно его снять. Если эта вещица такое значит, то лучше мне не носить эту побрякушку. Кто его знает, чьей она была на самом деле и кто та женщина, с перепуганными глазами, взгляд которых до сих пор, словно стоял передо мной.

Но в какой-то момент опять забила на это. Мне жутко нравилась эта побрякушка, и я к ней привыкла как к своей.

Продолжила подъем по ступеням, спокойно откинула свои волосы назад и уже думала над тем, как бы потусить с Антоном и его компанией снова. Одинцов-младший оказался нормальным парнем. И это не моя вражда, а папы, поэтому ничего страшного в нашем с Антоном общении я не видела. Но кто ж знал? Кто мог предвидеть, что мой отец приготовил для меня такой сюрприз.

Я легко толкнула дверь своей спальни, пройдя еще один пролет, как обычно отыскав свою мансарду, даже не включая свет. Наша прислуга была внизу, поэтому я немного удивилась, что двери в мою комнату были приоткрыты.

Но бояться было нечего. Да и зачем, когда в доме такая охранная система, как в Лувре.

Странное липкое чувство пробежало холодом по спине, когда я стянула байку и остановилась в дверях гардеробной. И не зря!

— Мы с тобой не договорили, Мария! — холодный голос позади заставил меня вздрогнуть.

Нет. Он не тронет меня. Только не в нашем доме, и ни при отце. Он не посмеет этого сделать, потому что знает, что я молчать не стану.

— Что… — я сглотнула ком в горле и прижала байку к груди, — …вы здесь делаете, Руслан Валентинович?

— Это мне нужно спрашивать, что ты вчера делала с тем молокососом в клубе Одинцовых?!

Теперь мне реально стало страшно. Я не верила до последнего, что Заремский следит за мной. Но видимо так и было.

— Вы обознались! Как и комнатой! Выйдете вон! — я повернулась, чтобы выставить мужчину из своей спальни и тут же пожалела, потому что такого не ожидала совсем.

На меня смотрели безумные, одержимые глаза. Мне стало настолько страшно, что вся спесь слетела с меня разом. Заремский стоял прямо передо мной, изучая своим цепким взглядом голубых, почти прозрачных глаз, каждый участок моего тела. Огибал линии груди, шеи и поднимался выше. Ровный подбородок, на котором виднелась легкая не бритость, был напряжен, а густые черные брови сведены над переносицей и ровным носом.

Возможно, я бы назвала этого мужчину красивым, если бы он не был ровесником моего отца. Вернее на три несчастных года младше моего родителя. И прямо сейчас этот человек раздевал меня горящим взглядом, пока к моему горлу подступал горячий ком, вызывая рвотные позывы.

Это был не первый раз, когда лучший друг и партнер моего папы, вел себя подобным образом. Впервые я заметила это на дне рождения мамы год назад. Тогда мы ездили в Сочи, и повезли с собой почти всех гостей. Именно в то утро у бассейна я заметила этот похабный и похотливый взгляд в первый раз. Но откинула эти глупости и через секунду уже попивала свой мохито и ни о чем кроме загара не думала.

А нужно было бы, потому что в этот момент вся моя бабская глупость вылилась в то, что этот мужик стоял в моей комнате, и совершенно не гнушался подобной ситуации. Словно это нормально заявится к девушке прямо в спальню, при этом годясь ей в отцы.

— Так как? Мне рассказать Раду, где носило его дочь вчера пол ночи… — он начал приближаться, а я пятиться назад, — Твоему отцу о-о-очень понравится мой рассказ.

— Чего вы хотите от меня? — это было первым, что вырвалось из моего рта, прежде чем, я ощутила себя настолько противно, словно наелась дерьма.

— Ты слепая, Мария? Или из меня хочешь идиота сделать? Я давно наблюдаю за тем, как ты вертишься вокруг меня, и что вытворяешь. И вот что скажу — ты доигралась, девочка. Теперь я намерен взять то, что мне… — он провел пальцем у выреза моей майки, а меня словно парализовало от страха, когда мужчина прошептал, — так настырно предлагают.

Сказать, что я чуть душонку через пятки не испустила — это ничего не сказать.

Я окаменела, и не могла вымолвить и слова. Мне стало настолько страшно, что ноги приросли к полу и словно слились с ним.

— Отпустите… — почти пропищала осипшим голосом, а эта тварь начала ухмыляться мне прямо в лицо.

— Отпущу… сегодня! — он отошел от меня, а я не могла проронить и слова от испуга.

Со мной никто и никогда так не обращался. Мне боялись слово кривое сказать, а свои первые отношения мой парень предложил скрывать ото всех из-за того, чья я дочь. Но этот мужик… Я росла на его глазах. И даже такая избалованная дура, как я в тот момент прекрасно понимала всю дикость того, что происходило.

— Не стоит так пугаться меня. Твой отец все равно будет только рад, потому что он сам отдал тебя мне, Мария.

Я разучилась дышать и убито покачала головой со словами:

— Папа не мог такого сделать! Вы врете! Убирайтесь вон из моей комнаты, иначе я вызову охрану, Руслан Валентинович! — на эти слова наивной дурочки Заремский лишь громко рассмеялся.

Этот хохот я буду помнить долго. Он будет преследовать меня постоянно. Словно дышать в спину, пока я буду мчаться по ночной трассе на чужой машине, и пытаться успокоиться. Я не могу так… Мне противно от одной мысли, что этот мужик будет прикасаться ко мне, жить со мной и называть своей женой. Это дико! Как такое могло произойти со мной? Почему? За что папа, так поступил?

Но у меня не осталось выбора уже ровно через неделю после визита Заремского в мою спальню. Я сделала казалось бы всё, чтобы мои родители оградили меня от этого. Но… Для моего отца, слово моей матери давно потеряло вес. Это сейчас я понимаю, что он не воспринимал её как жену уже давно. Она была куклой, которая жила за его счет.

Но почему? Почему я раньше этого словно не замечала?

Этот вопрос так и роился в моей голове, пока я с остервенением вываливала весь свой дорогущий шмот из шкафов, чтобы решить в чем буду сбегать из дому. Что мне взять с собой, чтобы не выделяться? Чтобы никто не смог меня найти… Признать во мне Марию Вишневскую. Маришку, у которой шикарная укладка на голове, идеальная кожа во всех местах, а в зубах винилы вместо своих. Ещё в пятнадцать мама вынудила вставить безупречно ровные коронки, из-за того, что я пошла вся в отца.

— Ты!!!! Это ты во всём виновата!!! Я говорил тебе не лезть в дела Лары!!! Одинцовы мне уже в горле, но ты и туда залезла, идиотка тупая!!!! — казалось от крика папы, даже стены дрожали.

Примечательно, что скандалила чета Вишневских в зале внизу, а слышно их было даже под крышей в моей комнате.

— Закрой свой рот! И не смей орать на меня, дебил!!! Иди пасть помой после своей шлюхи!!!

— Ты в салоне перегрелась или в солярии?! Что за херь ты несешь, Алина?!

Я схватилась за голову и прикрыла с силой глаза и уши. Кто я? В свои двадцать три года, я ничтожество. У меня купленный диплом, купленная внешность, а теперь… будет купленный муж, если я не сбегу!

Крики за спиной так и продолжали отбиваться от стен, а я встала и осмотрелась. Вокруг было замкнутое пространство в пастельных тонах. Со всех сторон одни вешалки и тряпки. Горы денег… Их денег…

— Я сказал она выйдет за него замуж и точка, Алина! Я слышать ничего не хочу! А за то, что ты сунула нос не в свое дело, я отправлю Петю учится в Германию. И мне глубоко плевать, что об этом думает его мать алкашка!

— Это я алкашка? Ты… Не трогай моих детей!!

— Они и мои тоже, бл***! Баба, ты охамела в корень?! Ты за чьи деньги живешь тридцать лет?