Страница 8 из 109
- Имя-то ей придумали? – поинтересовалась повитуха.
- А как же, - радостно отозвался Протасий. – Веданой дочку назовем.
Когда сложили цифры, составляющие дату ее рождения, получилось число шесть.
- Велес ее покровитель, - многозначительно произнесла повитуха, прислушалась и осенила себя крестом - далеко в лесу протяжно и тоскливо завыли волки.
На следующий день в гости пожаловали соседи, и до самого вечера звучали в доме Протасия и Амелы здравницы со старинными песнями, а пиво, процеженное через овечью шерсть, весело лилось из корчаги по резным деревянным кружкам. Никто и оглянуться не успел, как уже и сама жизнь потекла следом, зазвенела речными водами.
Время, быстрое как ветер, помчалось над русской землею, и едва поспевая за ним, стала расти и Ведана. Природа наделила её редкой красотою и необыкновенными глазами: чистыми и прозрачными, как лесной родник, в воды которого Создатель поместил два светло-зелёных нефрита. Когда девочке миновало двенадцать весен, стали на нее заглядываться деревенские парни, вот только никто из них не тревожил ее сердца. У подруг же, наоборот: вызывала она жгучую зависть. Они ее сторонились, словно чумную, и на вечёрках Ведана всегда оставалась одна. А тут еще такая история приключилась…
Как-то раз в купальскую ночь девушки наплели венков, вставили в них горящие лучины и пустили вниз по реке. Долго шли с факелами по берегу, с замиранием сердца наблюдая за плывущими в ночи трепещущими огоньками. Считалось, что та девушка, чей венок проплывет дальше всех, обретет самую счастливую и долгую жизнь.
- Смотрите, смотрите, - испуганно зашептал кто-то и показал рукой на черную воду, над которой зловеще нависали прибрежные кусты и уродливые коряги.
Все посмотрели в указанную сторону и увидели, как один из огоньков замер на месте, словно не решаясь плыть дальше, а потом двинулся против течения.
- Чур сего места! – в страхе зашептали девушки и принялись истово креститься.
Ужас объял их, ведь прохожие монахи поговаривали, будто тело богатыря и оборотня Волха Всеславовича[2], выброшенное в реку, тоже поплыло против течения, а это являлось верным признаком чародейства. Того же, кто его использовал, после смерти непременно ожидала геенна огненная.
Раньше всех опомнилась девушка по имени Глафира.
- Чей это венок? – вопросила она, пристально оглядывая подруг и подмечая, не мерцает ли в их зрачках бесовское пламя, но при свете факелов глаза поблескивали у каждой.
- Не мой, не мой, - послышалось со всех сторон.
- А где Ведана? – поинтересовался кто-то.
- Только что тут была.
Девушки стали звать её и смотреть по сторонам, но Веданы нигде не было.
- Вот значит чей это венок, - злорадно молвила Глафира и перекосила лицо так, что прищуренный левый глаз ее и зубы зловеще сверкнули: - Ведьма!
- Какая же она ведьма? - возразили ей. - Она же крещёная!
- Ну и что? Ведьма и есть!
Слово это, услышанное водами ночной реки и дремлющей лесной чащей, уже не имело власти вернуться обратно, а потому полетело, закружилось черным вороньим пером по белому свету. С той поры стали поговаривать, что Ведана знается с нечистой силой: не мог же её венок поплыть против течения просто так? И уже никто не хотел знать, что там, где всё случилось, еще с месяц назад образовался омут и поворотил воды речушки вспять.
После этого сверстники и вовсе невзлюбили Ведану, при встрече провожая её ругательствами и насмешками. Узнав, в чем дело, девушка не оправдывалась: гордо поднимала голову и, окидывая обидчиков презрительным взглядом, не торопясь шествовала мимо. Правда, с тех пор она старалась как можно реже казаться из двора: помогала по хозяйству родителям, а свободное время проводила за чесанием овечьей шерсти и прядением. Зимними вечерами красавец месяц частенько заглядывал в окошко ее избы, любуясь, как в тонких белых пальцах Веданы весело плясало веретено, скручивая тонкую и прочную нить. Умела Ведана и искусно вышивать, да так, что ярга [3], ложившаяся красными узорами на края ее рубах и убрусов, даже зимой вызывала воспоминания о солнце и жарком лете.
Зависть и злость сельчан печалили Ведану. Никому она не желала зла, её же все возненавидели. Все больше отдалялась она от сверстниц, считавших её чудаковатой и не такой как все. Её родители ничего странного в дочери не замечали, да и времени у них на это не было: от первых петухов и до заката трудились они на земле, не покладая рук. И только кошка по имени Марфа как-будто всё понимала и, тихонько мурлыкая возле печки, поглядывала на хозяйку умудрённо-ленивым взором.
Однажды Ведана увидела, как ворона потащила со двора цыпленка. Пронзительно закричав, девушка схватила тонкую жердину и бросилась за коварной бестией в погоню. Она бежала за вороной до вершины холма, покуда та не выпустила свою жертву и, устало взмахивая крыльями, не улетела прочь. На мягкую луговую траву упало безжизненное тело птенца. Он давно уже был мертв: ворона убила его клювом еще на земле, и все старания Веданы с самого начала оказались напрасны. Она долго плакала над желтым пушистым комочком и все бы ничего, вот только невольной свидетельницей произошедшего как назло стала девка Глафира. К Ведане она имела свои, старые счеты. Дело в том, что Глафира была по уши влюблена в самого красивого деревенского парня - Вышату, а тот, в свою очередь, не мог отвести глаз от Веданы и часто похвалялся перед товарищами, что скоро её за себя сосватает.
- Да брось, - смеялись мальчишки, - зачем она тебе? Говорят, она с анчутками и лешими водится.
- Чего брешете? – возмущался Вышата.
- Вот те крест, - отвечали ему, переходя на шепот. – Водится она со всякой нечистью. Гордей недавно на охоту с тятей ходил и издали увидал Ведану. Она стояла одна, в лесу, на том месте, где раньше рос священный дуб. В её волосы были заплетены цветы, а на плече сидел огромный филин. Правда, Гордей? Чего молчишь?