Страница 66 из 109
Через два дня после этого, примерно в полдень, взволнованный Протасий буквально влетел в собственную избу:
- На площади княжьи вои Глафиру повязали. Весь народ собрался да ещё несколько иноков с монастыря пришли. В колдовстве её обвиняют. Видели, как она ночью, в полнолуние, обличье жуткого зверя приняла и по-волчьи завыла.
- Да ты что? – всплеснула руками Амела, доившая в клети корову и чуть не опрокинувшая от испуга ведро с парным молоком. – Вот дела-то какие творятся, господи! Никогда мне эта Глафира не нравилась: на Веданку нашу напраслину наводила да злые слухи по плетням пускала. А тут ещё и ведьмой оказалась!
Протасий пожал плечами и развёл в стороны руки, показывая огрубевшие от сохи ладони:
- Так на площади говорят. Если бы неправда была, то и четверых ратников из города не прислали. Все при оружии, с головы до пят в сверкающих бронях и с лицами зело суровыми. Игумен, правда, народ успокаивал – молвил, что приговор не окончательный и во всём ещё разобраться следует, пока же просил сохранять спокойствие, расходиться по домам и усердно молиться.
- А ратники-то удержат эту упыриху? А то, может, дверь на засов запереть?
- Удержат! – со знанием дела, молвил Протасий. – Здоровые они, словно медведи. Родители Глафиры в ногах у них валялись, слёзы лили, а игумен, как мог, их утешал.
- Как бы избу им теперь не пожгли, - немного успокоившись, покачала головой Амела и вернулась к коровьему вымени. - Шутка ли: дочку оборотнем обозвали!
- Поговаривают, что он существует и в том истинная правда. Вчера, в тридцати верстах отсюда нашли полусъеденное тело князя Богдана. С ним была девушка, служанка княжны Томилы - тоже мёртвая. Они бежали от Далебора, но оборотень подкараулил их и сожрал. На снегу нашли следы огромного волка и клок чёрной шерсти.
- Ах ты, боже мой! Чего деется-то? – воскликнула в страхе Амела и троекратно перекрестилась.
Ведана лежала на полатях, лицом к стене. Услышав новости, она даже не шевельнулась - после вчерашнего визита к ведьме ей сильно нездоровилось. Только под вечер она впервые за два дня поела, с трудом слезла с печи и уселась на лавку. Она знала, кто на самом деле убил князя Богдана, но заступаться за Глафиру не желала – слишком много зла та ей причинила. «Что же ты натворил, Далебор? - думала она. – Теперь твоя душа вовек проклята. И Велес тебя не простит».
Глафиру схватили рано утром, когда та вышла во двор по нужде. Едва за ней затворилась дверь, как четверо ратников кинулись с двух сторон, схватили за руки и за ноги, и прижали к земле. Девушка в страхе закричала, но ей заткнули рот тряпицей и заковали в колоду. В таком виде и представили народу, зачитав на площади обвинение. Отец Александр во всеуслышание объявил, что если в ближайшее полнолуние Глафира не обернётся, то её немедленно отпустят. Пока же девушку увезут в тайное место и будут держать в цепях. Оборотень очень силён и смертельно опасен, поэтому рисковать жизнями людей недопустимо.
Сказано – сделано. Глафиру отвезли в лесную пещеру и там приковали к огромному камню. От него она могла сделать только три шага, но от страха и слабости даже не пыталась – сидела, уткнувшись лицом в колени. В пище и воде она не нуждалась: всё необходимое ей подносили монахи. В пещере, у входа в которую всё время горел костёр, было тепло. Денно и нощно возле пленницы дежурили вооружённые и одетые в брони ратники – те самые, что повязали её возле дома. Ещё один, с длинным луком и колчаном со стрелами, держался на некотором удалении, снаружи, то появляясь, то куда-то вновь исчезая. Так минуло несколько дней. Луна прибывала и, наконец, настало время, когда должна была принять форму круга. Едва начало смеркаться, Глафиру вывели из пещеры и привязали к могучему дубу, несколько раз обмотав цепями. Она жалобно скулила, глядя на всех вытаращенными, зарёванными глазами. Игумен Александр и стражники отступили на сто шагов и заметно волнуясь, топтались на месте и тихо переговаривались. Только лучник казался спокойным. Он вышел вперёд, доставая из дорожной сумы глиняную черепушку с соком аконита, обмакнул наконечник стрелы и изготовился к стрельбе. Солнце, скрытое седыми облаками, быстро опускалось за горизонт; небо темнело, готовясь затеплить первые звёзды. Время лениво тянулось, но ничего по-прежнему не происходило. Вот над горизонтом показался бледно-жёлтый диск луны, и жалобные стоны Глафиры вдруг затихли. Люди замерли в напряжении, тревожно глядя перед собою и представляя страшную картину преображения человека в зверя. Сколько они так простояли, никто не считал. Темнота сгущалась и тут кто-то удивлённо воскликнул:
- Да она уснула!
По толпе пронёсся неясный гул.
- Я так и знал, - прошептал отец Александр. – Мы ошиблись - нет никаких оборотней!
Он сделал шаг в сторону дуба, но брат Игнатий остановил его:
- Не ходите туда – это опасно. Она притворяется, и как только вы подойдёте ближе, её клыки вонзятся вам в горло.
- Оставь, - словно от надоедливой мухи, отмахнулся игумен и направился к Глафире.
Лучник со скрипом натянул тетиву и прицелился девушке прямо в сердце. Вскоре настоятель достиг дуба, и было видно, как он наклонился над несчастной, а затем схватился за голову.
- Освободите её, - крикнул он. – Она уснула.
Среди людей раздался выдох облегчения. Все разом заговорили, загалдели, и только брат Игнатий остался стоять на месте с белым как снег лицом.
- Как же так, - растерянно забормотал он. – Оборотень существует, я сам его видел. Да и кто тогда убил князя Богдана?
Его уже никто не слушал, а зря. Тот, о ком он говорил, и впрямь существовал: на следующее утро от князя Мстислава Изяславича гонец привёз грамоту, в которой сообщалось, что этой ночью, недалеко от города, жуткое чудовище напало на купеческий обоз, ни оставив в живых ни людей, ни животных.