Страница 2 из 109
Наши дни.
Дыхание... Как немного требуется для того, чтобы жить. Какой простой алгоритм. Многие вещи вокруг нас меняются, но дыхание остается верным спутником до самой смерти. И я чувствую, как лёгкие наполняются прохладным осенним воздухом, с привкусом увядшей травы и мокрого асфальта.
Каждое утро я приезжаю к этой железнодорожной станции на машине, ставлю ее на стоянку (если так можно назвать изрытый колеями пустырь) и иду на платформу- ждать электричку. Какая у меня машина? Довольно обыкновенная: Шевроле-Ланос. Если честно, я обижаюсь, когда говорят, что ее задний бампер напоминает усы бравого запорожского казака...
Друзья зовут меня Рафаэлем. Мое детство и юность прошли в городишке с названием Ко́тов. Тогда машины у меня еще не было, и я пользовался услугами общественного транспорта - ездил на автобусе. В народе его в шутку называли «скотовозом» - это потому, что он «с Котова возит». Набивались в него и впрямь под завязку. Там-то, на автобусной остановке, я впервые и повстречал Ее.
Знаете, как создаются всякого рода теории? Нет? Отлично!
Вот пример рождения одной из них.
Сначала я день за днем наблюдал…
Она каждое утро приходила в одно и то же место. Мы всегда оказывались довольно близко друг от друга, разделенные двумя-тремя метрами мозолистого асфальта. Иногда, между нами стояли люди, но я ощущал ее присутствие даже сквозь них. Иногда я встречался с ней взглядом, и она тут же равнодушно отводила глаза. Гордая! Эта черта мне очень в ней нравилась. Наверное, те же чувства испытывал сказочный рыцарь перед штурмом неприступной башни, веруя, что будет вознаграждён любовью томящейся там принцессы.
Я тайком рассматривал ее прямую осанку и чуть приподнятый подбородок. Конечно, не только их... Я рассматривал ее всю: белые волосы; чуть опущенные ресницы, похожие на крылья бабочки; чувственные губы; тонкие наманикюренные пальцы и, наконец, плавные и соблазнительные линии груди и бедер. В такие моменты я удивлялся таланту Создателя, сотворившего подобное чудо. Она же, своим подчеркнутым безразличием к моей персоне, словно заявляла: «Смотри, наслаждайся, кусай локти! Мне тебя совершенно не жалко!»
Итак, вот моя теория: Она в меня влюблена.
Именно поэтому она и приходила на автобусную остановку каждое утро. Скажете - нет? Конечно, вы правы: всякая теория требует экспериментального подтверждения. Что ж, это тоже было…
Я мог с точно предсказать, что каждый день, в восемь часов утра, Она будет оказываться очень близко от меня, потому что я нужен ей как глоток утреннего кофе или как утренняя сигарета. Ей требовалось обязательно меня увидеть, иначе весь последующий день терял для нее всякий смысл.
И я ждал… Ждал…
Стрелка приближалась к восьми. Я немного замерзал на осеннем ветру, который шевелил мои волосы и полы пальто. Я даже поднял воротник, надеясь, что это убережет меня от простуды. На мокрый асфальт планировали желтые листья и тут же прилипали к нему, хотя некоторым везло больше: они шлепались в лужи и некоторое время плавали среди отражений облаков, пока не прибивались к расчерченному неровными штрихами берегу. Потом я обычно оглядывался. Все как всегда: вокруг одни и те же скучные, неинтересные лица.
Когда стрелка часов рассекала наискосок цифру восемь, моя теория подтверждалась. Незнакомка подходила к остановке и серые физиономии вокруг как будто светлели. Она мельком взглядывала на меня. «Неужели на моем лице нет ничего, что могло бы задержать твой взгляд? - размышлял я тогда. - Или для женщин лица не так уж и важны? Может, плечи тогда подкачать»? Но я ей нравился, определенно! Иначе, она смотрела бы «сквозь» меня, а не в глаза. И от ее взгляда у меня почему-то замирало дыхание, ломая установленный природой алгоритм.
Итак, моя теория получала экспериментальное подтверждение. Когда я приходил на остановку, Она приходила тоже. Когда я не приходил, не приходила и Она (правда, в этом случае я вообще не знал, кто туда приходил). Вывод был очевиден: она в меня влюблена.
Вы смеетесь? Крутите пальцем у виска?
Вы правы, но лишь отчасти. Я немного обманул вас, потому что моя теория все же верна, но только с точностью наоборот. Это я был влюблен в Нее и приходил на автобусную остановку только для того, чтобы ее увидеть. Не знаю, что меня тянуло к ней. Наверное, я буду банален, если скажу, что она казалась мне не такой, как все. В ней скрывалась какая-то мистическая, роковая тайна. И я совершенно не опасался, что прикоснувшись к этой тайне, я разочаруюсь, как это случалось с другими. Но пока я ворошил в голове подобные мысли, она заходила в автобус и уезжала. А я смотрел вслед, и затем неспеша плёлся в другую сторону.
Вскоре я узнал ее имя. Ее звали Анника. Рафаэль и Анника – не правда ли, романтично? Как я узнал? Очень просто...
Помните, еще в советские времена в автобусах, на поручнях, висели такие устройства, называемые компостерами? Когда автобус набивался битком, приходилось просить о помощи ближайшего пассажира, тот просил следующего и так далее. Наконец, билет, преодолевая по рукам душное пространство, достигал человека, который находился непосредственно возле компостера. Этот ответственный гражданин пробивал в бумажном фантике заветные дырки и тем же путем возвращал его обратно.
Но для Котова был характерен и более сложный алгоритм – это когда билет еще требовалось купить у водителя. Тогда сначала через весь автобус передавались деньги, обратно возвращался билет, ну а дальше вы уже знаете…Однажды кто-то передал водителю мятую «трёшку», забыв предупредить, что ему требовалась только одна поездка и тот выдал на нее целый рулон билетов. Всю эту макулатуру стали передавать обратно, в конец автобуса, пока кто-то не поинтересовался: «А что с этим делать? Компостировать?» Ближайшее окружение ответа не знало, поэтому, пожав плечами, сердобольный гражданин решил прокомпостировать всю пачку. Ну, мало ли? Может, в автобусе едет футбольная команда вместе с болельщиками? Причем процедура эта потребовала от него немало времени и терпения, так как вся пачка за один раз в компостер не помещалась. Признаюсь, мне тогда стало жалко пассажира, так неосмотрительно расставшегося с целой «трешкой», ведь на неё можно было купить полтора килограмма докторской колбасы.