Разлом

      Эдвин явно умел составлять заклинания, ибо очередная телепортация прошла на удивление безболезненно для моего желудочно-кишечного тракта, отозвавшись лишь легким звоном в ушах. Туман рассеялся, а я узрела под ногами знакомый снежно-белый пушистый ковер. Подняла голову, воровато осмотрелась и… столкнулась взглядом со стыдяще-укоризненным взглядом архимага. По счастью, взирающего на меня лишь с гобелена.

      Я огляделась вокруг − никого. Проверила снаряжение. Маленький золотой ключик на цепочке, пристегнутой к поясу − универсальная магическая отмычка, по заверениям колдуна, способная открыть даже дверь архива Серхаса. Увесистый круглый амулет, оттягивавший шею, со здоровенным желтым камнем в витиевато выделанной черной оправе, после нажатия на который, из сего артефакта извергался луч света, при соприкосновении с бумагами отправлявший копию их содержимого прямиком в Черный замок. На деле сей механизм я так и не опробовала, но хотелось верить, что этот весьма оригинальный аналог факса не подведет. Последней в списке магических побрякушек была пряжка пояса, которая после поворота на девяносто градусов по часовой стрелке должна была телепортировать меня обратно к Эдвину.

      На случай если что-то не срастется, я прихватила с собой старый добрый кинжал, успокаивающе висевший на поясе и довершавший образ новогодней елки, увешанной игрушками, на которую я сейчас сильно смахивала. Пусть, рассуждая здраво, можно не сомневаться, что от гнева Белых магов он вряд ли сможет спасти, однако его наличие все же придавало уверенности.

      Итак, осмотрев свой боезапас, я осторожненько на едва гнущихся и предательски подкашивающихся ногах подошла к двери архива. На всякий случай прислушалась − тишина. В коридоре возле кабинета ни шагов, ни подозрительного шума. Казалось, все идет, как надо. Но тревога все нарастала…

      Я собралась с духом, сняла с пояса ключ. Прицелилась в замочную скважину. Вдохнула. Выдохнула. Вставила ключ.

      Поворачивать его даже не пришлось. Отмычка оказалась действительно универсальной, ибо, лишь коснувшись замочной скважины, она сама легко вошла в нее, сделав нужное число оборотов и за считанные мгновения отперев дверь архива, как выяснилось, скрывавшую за собой длинный коридор, со стенами-полками, заваленными, уставленными, утыканными, когда аккуратно, когда небрежно, разнообразными свитками от очень маленьких до превышающих рост человека, а также книгами, тетрадями, папками, стопками бумаг и прочей макулатурой.

      Не успела я обрадоваться, как сзади послышался знакомый голос, не вызвавший у меня, однако, ностальгического восторга:

      − Так-та-а-ак! − протянул Серхас. А я, постыдно взвизгнув от неожиданности, отскочила от двери так, что вновь очутилась на ковре посреди кабинета, да еще и прямо перед носом архимага. Теперь даже глаза нельзя было отвести. − Кого я вижу? Алкэ, неужели это ты? А мы-то уж недобрым делом решили, что наша героиня трагически погибла при выполнении задания, оплакивать тебя начали. Даже посмертный барельеф в твою память заказать решили.

      Серхас выдержал паузу, видимо давая мне время для ответных реплик. Но я упрямо молчала, не смея отвести глаза, чувствуя как горят кончики ушей и едва сдерживая слезы обиды за Эдвина, которого я так яростно убеждала в том, что смогу помочь и которого так глупо подвела.

      Рука сама потянулась к пряжке − последней надежде на спасение. Серхас отрицательно мотнул головой. Но его жест был уже не нужен, ибо я сама ощутила, что амулеты, доселе переполненные магической силой, которую даже я, неумеха, явственно чувствовала, обратились в обычные побрякушки. Белые маги, лившие слезы о том, что даже на щелчок по лбу черного колдуна у них сил не хватит, веками боявшиеся одного его имени, в этот раз превзошли его в чародействе. Или не только в этот? Они ведь смогли доставить меня в этот мир, а у Эдвина не получалось даже установить со мной связь…

      − Мы доверяли тебе, − так и не услышав от меня ни звука, начал чеканить Серхас стальным голосом, с каждым словом становящимся все громче и громче, − мы пустили тебя в нашу обитель, мы делили с тобой кров и пищу, мы доверили тебе свои знания и научили всему, чему смогли научить, мы вверили тебе наши жизни и жизнь этого мира! А ты подло предала нас! Ты спуталась с мерзким колдуном! Ты оставила ему жизнь, обрекая на смерть миллионы людей! И что самое гадкое − ты решилась на то, чтобы предательски шпионить для него!

      Я хотела было открыть рот, чтобы уверенно заявить: «Колдун не виновен! И у вас нет доказательств!», но в этот момент в голову ко мне назойливо полезли вопросы.

      Почему колдун может умереть только от руки своей возлюбленной? Совпадение, основа которому — сходство магических способностей? Но я ими и пользоваться-то толком не умею! Не безрассудно ли давать кинжал в руки абсолютно безобидному человеку и верить, что он сможет отнять чью-то жизнь? Не парадоксально ли жаловаться на свою беспомощность перед колдуном и с легкостью обезвредить все амулеты, в эффективности которых в любых обстоятельствах Эдвин был уверен больше, чем в самом себе?

      − Молчишь? − грозно вопросил Серхас

      Но мне было не до ответов. Картина ситуации в моем сознании складывалась, словно полотно мозаики, в котором каждый новый вопрос был недостающим фрагментом.

      Многовековая вражда Белых магов и черного колдуна зашла в тупик. Силы равны, амбиции велики, враждующие стороны засели в надежно укрепленных замках, прекрасно понимая, что находятся в безопасности лишь на своей территории, при этом не собираясь сдаваться. Честный бой − еще не залог победы. Но ведь на войне, как на войне, и никто не отменял хитрость и уловки. Победить колдуна невозможно − так пусть он считает себя всесильным, всемогущим, уверится в собственной недосягаемости, почувствует себя в безопасности, ослабит защиту. А уж Белые маги потерпят пару-другую столетий, изображая из себя невинных, наивных и беззащитных овечек, пока станет возможным выманить самоуверенного колдуна из убежища и… (домысливать продолжение мне не захотелось, и я оставила это на совести магов). Вот только Эдвин, как и чародеи, на чужую территорию нос совать не хотел. Правда, проблема эта вполне разрешима с моей помощью. Найти женщину, которую любит колдун, доставить ее в этот мир, создать ситуацию знакомства − и полдела сделано! Маги выигрывают независимо от того, выполню я их задание, или нет. Убью колдуна − замечательно, не убью − тоже не проблема. Остается только заманить меня к себе и ждать, пока взволнованный чародей примчится спасать возлюбленную. Все так просто, так безумно просто! Уверена, не согласись я шпионить для Эдвина, какой-нибудь повод вернуться в Мраморный замок обязательно нашелся бы. Мышеловка почти захлопнулась. Осталось только дождаться мышь…

      Почему-то в тот момент, я не думала о том, что могут сделать со мной Белые маги. Лишь мысленно умоляла Эдвина оставаться в Черном замке.

      − Что ж, молчать − твое право, Алкэ, − бесстрастно рассудил Серхас. И тут же скомандовал: − Взять ее!

      В то же мгновение, появившись из ниоткуда, в воздухе зависло четыре дюжих серафима с копьями наперевес, окружив меня с четырех сторон. Верный кинжал ткнулся в бедро, предлагая сразиться. Я потянулась к клинку, все еще раздумывая, стоит ли безрассудно принимать сие предложение, или же следует благоразумно сдаться.

      − Только посмейте тронуть ее! − подобный лязгу стали голос раздался за моей спиной.

      Я резко развернулась к колдуну, гневно сверкнула глазами, сурово сдвинула брови и состроила угрожающую гримасу. Короче, на совесть подготовилась к мероприятию под названием: «Чтение гневных тирад на темы „как глупо попадаться в ловушки Белых магов“, „как гадко перебивать у новоявленных воительниц боевой настрой“, „как подло беззвучно появляться за спиной и пугать неожиданным появлением“ и так далее, и тому подобное». В общем, обычная женская истерика.

      Вместо того, чтобы дать мне высказаться, Эдвин быстро и весьма бесцеремонно задвинул меня себе за спину, отгородив от серафимов и архимага. Чем лишил меня не только возможности поругаться, но и желания ругаться вообще.

      Все-таки я эгоистка, ибо призрачная надежда на собственное спасение в лице внезапно появившегося колдуна перевесила страх за его жизнь. А необходимость отмахиваться кинжалом от дюжих серафимов прельщала меня куда меньше, чем возможность понаблюдать за происходящим из-за спины чародея. Немного помучившись от угрызений совести, я поудобнее устроилась позади Эдвина, легонько уцепившись руками за складки его плаща и с любопытством выглядывая из-за левого плеча.

      Представление началось.

      − Так-так! А вот и виновник торжества! − удовлетворенно процедил Серхас. − Заждались мы тебя, заждались. В гости все никак не дозовемся…

Серафимы приветливо оскалились, всем своим видом пытаясь изобразить верх гостеприимства и благожелательности. Копья, однако, опускать и не подумали.

      − Да что-то и вы меня своими визитами не радуете, − с сарказмом парировал Эдвин.

      Архимаг сдавленно крякнул. Судя по всему, реплика колдуна не значилась в загодя подготовленном тексте монолога Серхаса. Замешкавшись ненадолго, чародей вновь напустил на себя надменно-циничный вид и продолжил как ни в чем не бывало:

      − Жаль-жаль, что порадовать нас своим появлением ты соизволил лишь после того, как Алкэ стала нашей… кхм… гостьей, − криво усмехнулся он.

Каким-то неведомым образом я ощутила, как Эдвин, во внешнем спокойствии и холодности дававший фору даже трупу, внутренне напрягся, собрался и приготовился к удару.

      − Спокойно, мальчик! − Серхас примирительно развел руками, что не помешало его словам прозвучать как приказу. − Советую тебе воздержаться от необдуманных действий. Если уж твоего безрассудства хватило на то, чтобы отправить сюда эту беззащитную девчонку, то хотя бы сейчас прояви благоразумие и не подвергай ее жизнь опасности в центре затеваемого тобой магического поединка, − архимаг сурово и жестко чеканил слова. − Хочешь сразиться — я приму вызов. Но лишь только тогда, когда Алкэ будет в безопасности.

      Эдвин отшатнулся в изумлении. Признаться, моей челюсти тоже светило отвиснуть в этот момент. Если бы она не сделала этого гораздо раньше, еще в начале действа, следуя дурной привычке всякий раз совершать движение вниз предательски выдавая любопытство хозяйки.

      − А в безопасности она может быть лишь у нас, − подытожил архимаг.

«Вот это номер!» − только и успела подумать я. Все остальное, о чем я подумать не успела, высказал Эдвин:

      − Отправляя Алкэ ко мне, вы не очень-то беспокоились о ее безопасности. Да и конвой из вооруженных серафимов вкупе с приказом «Взять ее!» − далеко не самый убедительный пример вашей заботы.

      − Н-ну, − замялся Серхас, не столько отвечая колдуну, сколько словно бы оправдываясь передо мной, − некоторые риски порой неизбежны… Мы знали, что вы не сможете причинить друг другу зла. А на счет пленения… − архимаг саркастично и немного грустно усмехнулся, − ты же понимаешь, Эдвин, что у нас не было другой возможности выслать тебе приглашение с просьбой о встрече, которое ты бы не смог проигнорировать.

      Чародей ответил ему скептической улыбкой.

      − Не веришь мне, колдун? − спросил Серхас, судя по последовавшей паузе явно рассчитывавший на ответную реплику Эдвина. Хотя лично я смело отнесла бы сей вопрос к разряду риторических. Так и не дождавшись какой-либо облеченной в словесную форму реакции, архимаг продолжил: − Ни я, ни Белые маги, ни наши серафимы не причинят ей зла, − твердо заявил он. − Клянусь Светлейшим знанием, нас хранящим и нами хранимым, − произнес он и выжидательно посмотрел на колдуна. − Ты знаешь, что означает эта клятва, − добавил Серхас для убедительности.

      Что сия клятва была Эдвину знакома я не сомневалась. А вот опасения по поводу должного ее воздействия я вполне могла бы высказать шагнувшему в нашу сторону архимагу, сильно осмелевшему после ее произнесения.

      Я ощутила, как внутренне напрягся Эдвин, после чего пространство вокруг нас задрожало, изменяясь и наполняясь силой.

      − Я не отдам ее вам! − хрипло процедил чародей.

      Архимаг быстренько шагнул назад.

      − Не отдашь — не отдавай, − тут же согласился он. Но сразу добавил: − Только подумай в начале, что ждет ее с тобой? Что ты можешь ей дать? Путь мага? Счастье? Любовь? Бессмертие? Или жизнь рядом с отверженным всеми нелюдимым безумцем в ожидании гибели рушащегося мира и грядущей гибели? Да и может ли этот безумец поручиться, что во время очередной его вспышки гнева, ярости, злобы или отчаяния она не пострадает от его же рук? Этого ты хочешь для нее?

      Эдвин слушал архимага, порывисто дыша, сжимая и разжимая кулаки. Нетрудно было догадаться, как в тот момент у него кипело все внутри, но колдун остался безмолвен. Я сочла благоразумным не лезть в серьезный разговор со своими глупостями, но упоминание об опасных вспышках колдуна мне сильно не понравилось, вызвав закономерные опасения и подозрения.

      − Эдвин, мальчик мой, послушай, − с неожиданной теплотой и вкрадчивостью заговорил Серхас, − ты был моим лучшим учеником, ты мог бы стать лучшим из лучших магов… если бы не был столь нетерпелив… и своеволен. Ты слишком рано решил, что знаешь достаточно, что не нуждаешься в учителе, что можешь изменять свою жизнь и мир вокруг себя по своему усмотрению. Мне жаль, что тогда, когда это случилось, я не проявил по отношению к тебе достаточно тепла и понимания, сочтя наказание единственным выходом. Мне жаль, что я не стал объяснять тебе многого, полагая, что тебе рано это знать. Мне правда жаль. Это было моей огромной ошибкой. Прости, если сможешь. Но сейчас я умоляю тебя, прислушайся к моим словам. По твоей вине гибнет этот мир, по твоей вине погибнут все его обитатели. И, если тебе наплевать на магов и людей, то подумай о своей возлюбленной, которая погибнет вместе с ними. Или ты не готов отдать свою жизнь даже за нее?

      − Я ни в чем не виновен! − яростно выкрикнул колдун. − Я устал оправдываться!

      − Конечно, ты не веришь мне. Ты привык считать всех Белых магов бездарными идиотами, не способными к истинной, стихийной магии. Но, увы, ты покинул нас раньше, чем прошел тот круг посвящения, на котором ученики узнают, что их учителя в свое время вполне осознанно отказались от стихийного волшебства, ибо оно очень опасно.

      − Оно опасно ровно настолько, насколько вы хотите скрыть умение его использовать от своих учеников ввиду собственной бездарности, − процедил Эдвин.

      − Отнюдь, − с горечью в голосе сказал Серхас. − Оно опасно настолько, что может уничтожить целый мир. Ведь по сути, стихийная магия − это твое творчество. Творя что-либо по своему усмотрению, ты создаешь что-то новое, вкладывая в это частичку себя. А создавая новое, ты необратимо меняешь мир. Меняешь не столько совершаемым колдовством, сколько своими внутренними переживаниями, которые неотделимы от творимого тобой чародейства. Белые маги отказались от стихийной волшбы, отказались от творчества, ибо, творя, мы изменяем мир, уподобляя его миру своей души. Но никто не может ручаться за то, что душа мага полна добра и созидания и изменит мир к лучшему, а не уничтожит его.

      Эдвин ничего не ответил, лишь крепко закусив губу. Кулаки его разжались, а плечи безвольно опустились.

      − Я вижу, мои слова, наконец, возымели действие. Мы, Белые маги давно изучаем разлом и на данный момент не видим другого пути спасения, кроме твоей смерти. Но никто не в силах заставить тебя отдать свою жизнь ради нашего спасения. Ты пришел за доказательствами. Возьми их. Быть может, изучив все бумаги ты все же решишь пожертвовать собой. А быть может, сможешь найти другой путь спасения, ведь никто лучше тебя не разберется в твоей магии и в твоей душе.

      Договорив, Серхас кивнул серафимам, те расступились, опуская копья, освобождая путь к двери архива. Чуть помедлив, Эдвин повернулся ко мне, избегая смотреть в глаза, грубо сорвал с моей шеи медальон и решительно прошел в комнату с бумагами. Пробыв там считанные мгновенья, чародей вернулся в кабинет, повесил амулет себе на шею. И столкнувшись со мной взглядом, замер в нерешительности.

      − Алкэ, я думаю, тебе лучше остаться в Мраморном замке, − учтиво посоветовал Серхас. Я удивленно приподняла брови. − Я бы мог пообещать тебе скорое возвращение домой в случае, если ты останешься у нас, однако, не хочу говорить ложь, которой ты и так, скорее всего, не поверишь. Белые маги могли бы дать обратный ход перемещающему заклинанию, но, увы, все наши силы брошены на борьбу с разломом. Единственное что я тебе могу гарантировать — это безопасность.

      − Если этому миру суждено погибнуть, вряд ли в Мраморном замке моей жизни будет грозить меньшая опасность, чем рядом с Эдвином, − стараясь выдержать не менее учтивый тон, ответила я.

      − С этим я не могу поспорить, − согласился архимаг. − Однако, должен предупредить, что Эдвин может быть опасен не меньше Пасти. Ты видела от него только добро и доверяешь ему. Но знаешь ли ты, каков он бывает в гневе и как легко он приходит в ярость? Знаешь ли ты сколько своих сверстников он убил и покалечил еще будучи моим учеником?

      Я отшатнулась назад, ошеломленная словами Серхаса, но в глубине души верим им не хотелось.

      − Эдвин, это правда? − спросила я у колдуна, еле шевеля вмиг пересохшими губами и языком.

      Он отвел глаза, закусил губы и тихо ответил:

      − Да.

      Прозвучало, как приговор. Я стояла как вкопанная, не зная, что ответить, хотя говорить все равно ничего не хотелось.

      − Что ж, Алкэ, выбор за тобой, − отстраненно произнес Серхас. − С нами ты будешь в безопасности или до уничтожения мира, или до уничтожения разлома. А с колдуном можешь не дожить ни до одной из этих знаменательных дат.

      Я молчала, опустив голову. Но Эдвин понял все без слов.

      − Прощай, − сказал он как можно беспечнее. − И прости.

      − Прощай… − машинально повторила я.

      Колдун отошел в сторонку, готовясь к телепортации. Туманная дымка уже окружила его, окутав ноги плотной пеленой. В голове у меня нервно копошились обрывки мыслей, не представляющие из себя ничего хорошего. Но к голосу рассудка я, увы, прислушиваться не привыкла. А потому неожиданно даже для самой себя с криком «Я с тобой!» бросилась Эдвину на шею.

      Он молча обнял меня левой рукой, а правой накинул полу плаща, укрыв с головой.

      За миг до этого, я бросила быстрый взгляд в сторону архимага, и мне померещилось, что лицо его озарила удовлетворенная и на удивление добрая, благожелательная улыбка. Я нашла эти чувства несовместимыми с данной личностью и обстоятельствами и отнесла увиденное к последствиям разыгравшегося воображения.