Разлом

      Проснулась я глубоким утром от вопля колдуна, исполненного праведного возмущения:

      − Что ты здесь делаешь?!

      В первый момент, только что вырванная из вязких объятий сна, я и сама была не прочь выяснить, что именно я делаю в постели чародея, лежа у него на груди и обняв рукой за шею. Ошарашено оглядевшись, я обнаружила Луцифарио мирно посапывающим в кресле напротив. Видать, этот бессовестный демон вчера так и оставил меня спящей возле колдуна, не поленившись разуть, аккуратненько водрузить на кровать свисавшие с нее ноги и в довершение всего бережно укутать нас обоих одним (!) одеялом и старательно подоткнуть его края по бокам.

      − Лежу я тут! − огрызнулась я на чародея. − Что не видишь что ли?!

      − Вижу! − в тон мне отрезал колдун. − Но почему именно здесь?!

      − Куда положили, там и лежу! − резонно ответила я все на тех же повышенных тонах, демонстративно откинула одеяло и картинно вскочила с кровати в один прыжок.

      − Кто положил? − изумленно осел колдун, забыв даже повысить голос.

      − Да вон тот старый развратник, − уже иронично ухмыльнулась я, кивнув на демона, разбуженного нашей перебранкой и теперь старательно потирающего лапами глаза.

      Колдун, не долго думая, с размаху запустил подушкой в не ожидавшего такой подлости Луцифарио. Да-а-а, ну и быстро же чародей выздоровел! Только вчера мы дышать на него боялись в страхе, что он сам дышать перестанет, а сегодня уже постельными принадлежностями вон как лихо швыряется!

      Демон, хоть и не сумевший уклониться, но умудрившийся уцепить подушку за краешек, не дав ей упасть на пол, недоуменно похлопывал глазами, переводя взгляд с меня на колдуна и обратно.

      − Луцифарио, тебе в детстве не объясняли, что мальчикам и девочкам полагается спать на разных кроватях? − назидательно вопросила я.

      Демон, видимо сообразив, в чем дело, тут же опустил глаза.

      − Э-э-э…− протянул он, − ну, я слетаю — завтрак приготовлю.

      Колдуна явно не устраивал такой ответ на заданный мной вопрос, который, по всей видимости, и для него был не менее животрепещущим, посему он хмуро сдвинул брови и уже открыл было рот, вероятно с тем, чтобы заняться восполнением пробелов в образовании демона. Однако Луцифарио вылетел в дверь настолько быстро, что привести сие намерение в исполнение чародей так и не успел.

      Я же уверенно и по-хозяйски продефилировала к трельяжу. Взяла лежащий там гребешок, внимательно исследовала его, разглядывая против света на предмет наличия волос, потожировых следов и прочей грязи и, не обнаружив таковых, смело запустила в волосы.

      Колдун попытался устыдить меня за самоуправство с его личными вещами, пронзая то критическими, то осуждающими, то надменными взглядами, но я нагло делала вид, что ничего не замечаю и продолжала увлеченно продирать своенравные кудряшки. Вскоре эта пантомима чародею прискучила ввиду ее безрезультатности (а может просто заболели глаза), и он невозмутимо занялся изучением потолка, заложив руки за голову.

      …Потолка ли? Трельяж предательски предоставлял мне такой угол обзора, при котором весьма заинтересованный взгляд колдуна, втихушку прохаживавшийся по моему телу, не остался для меня незамеченным. Про себя я только усмехнулась. То ли ехидно, то ли удовлетворенно. Не знаю даже, чего в той усмешке было больше…

      Критически изучив свое отражение в зеркале, я самодовольно рассудила что колдуну определенно было на что посмотреть. Годы занятий спортом лучше любых скульпторов выточили мою фигуру, подчеркнув все прелести и скрыв недостатки. 

      Решив чуть-чуть помочь чародею в его нелегком деле тайного наблюдения, я старательно вертелась перед трельяжем, как бы ненароком вставая в картинно соблазнительные позы и с наслаждением отмечая на его лице следы произведенного эффекта.

      − Как тебя зовут? − долго мявшись, спросил-таки колдун одними губами. Так тихо, словно втайне хотел, чтобы его слова остались неуслышанными. Я не смогла удержаться от колкости и, не отрываясь от зеркала, с издевкой поинтересовалась:

      − А тебе не кажется странным спрашивать у девушки имя только после ночи, проведенной с ней в одной постели?

      Ответа я так и не дождалась, но, судя по задумчивому выражению лица чародея, этот вопрос вверг его в глубокие размышления.

      − Алкэ, − произнесла я, сжалившись-таки над ним. Почему-то мне даже не пришло в голову назваться своим настоящим именем. Видимо, я слишком привыкла к тому, которое дали мне Белые маги.

      Колдун улыбнулся.

      − А меня зовут Эдвин, − как-то просто и буднично, без тени привычной надменности представился он.

      − Очень приятно, − кокетливо отозвалась я.

      Наверно, я бы еще долго могла маскировать ненавязчивое соблазнение под тщательным расчесыванием, если бы дверь комнаты осторожно не приоткрылась, а в образовавшуюся щелочку боязливо заглядывающий Луцифарио не объявил:

      − Завтрак готов, стол накрыт.

      Демон, сочтя свой долг выполненным, хотел было побыстрее удалиться, но его остановил властный голос колдуна:

      − А ну, стоять! Залетай в комнату! И без разговоров!

      Луцифарио понуро протиснулся в дверь и осторожно завис у стеночки со смущенно опущенными глазами и виновато повисшими лапами. Ну, просто нашкодивший ученик в кабинете директора школы!

      − Алкэ, пройди, пожалуйста в обеденную залу. Нам с Луцифарио нужно серьезно поговорить, − бесцветным голосом произнес Эдвин, удостоив меня лишь беглого взгляда.

      Я издевательски хихикнула.

      − Хорошая шутка, − ехидно ухмыльнулась я. − Нет лучшего способа избавиться от своего убийцы, чем заставить его до конца жизни блудить по коридорам, лестницам и переходам своего замка-лабиринта! Даже руки марать не надо. Сам от голода рано или поздно сдохнет. Но учтите, после смерти я буду дурно пахнуть! − вполне обоснованно пригрозила я, хотя сильно подозревала, что даже если утонченного нюха колдуна и достигнет аромат разложения, то для того, чтобы избавиться как от запаха, так и от его причины, чародею, при его-то магических способностях, даже руки марать не придется.

      − Да-да! − тут же подхватил Луцифарио. − Гостью надо непременно довести до обеденной залы. Я провожу ее!

      Видать, перспектива серьезного разговора с колдуном совсем не прельщала демона.

      − Пройдешь налево по коридору, спустишься вниз по лестнице, затем по коридору направо, затем прямо до поворота, а после поворота третья деревянная дверь с кованой ручкой, − наставительно и немного раздраженно указал маршрут чародей. Я подняла глаза к потолку, старательно заучивая нужные лестницы и повороты, для пущей эффективности слегка шевеля губами и даже загибая пальцы. Вообще-то, я глубоко сомневалась, что даже эти ухищрения мне помогут, ибо за несколько проходов по замку я успела для себя отметить, что схема расположения его помещений постоянно меняется.

      − Не бойся, − видимо, заметив мою озадаченность, как-то неожиданно заботливо произнес Эдвин, − если вдруг умудришься заблудиться − кричи. Я услышу тебя из любой части замка.

      Я неопределенно хмыкнула, повела плечиком и гордо удалилась из комнаты, плотно притворив за собой дверь. Однако, вопреки всем моим сомнениям преодолев маршрут, указанный колдуном, я и впрямь очутилась перед деревянной дверью с кованой ручкой. Вот только то, что я увидела за дверью меня все ж-таки удивило.

      Я вошла в ту же самую обеденную залу, в которой была вчера ночью. Посреди ее стоял все тот же стол с двумя креслами напротив друг друга. Все те же факелы громоздились на стенах. На всех, кроме одной, находящейся напротив двери, ибо стена эта, еще вчера составленная из прочного камня, теперь была не чем иным, как разноцветным витражом, изображавшим цветущие деревья и райских птиц. Утреннее солнышко играло на стеклянных листиках, усыпая их своими бликами, словно росинками, переливалось на нежных лепестках, оживляло пестрое затейливое оперение птах.

      Любовалась я долго. Пока обоняния моего не достиг манящий аромат выставленных на столе, покрытом снежно-белой кружевной скатертью, яств. Была здесь и творожная запеканка, щедро политая смородиновым вареньем, и горяченькая кашка в горшочке под махровым полотенцем, и румяные сырнички, спинка к спинке лежавшие на тарелочке, и белобокие вареники грудкой умостившиеся в мисочке рядом с кринкой сметаны. Имелся даже травяной чай, судя по запаху ни в чем не уступающим тому, которым меня потчевали в прошлый раз. И когда только Луцифарио успел все это наготовить?!

      Я, нащупав кресло, не глядя присела в него, не в силах отвести взор от такой прелести. Приступать к завтраку, не дожидаясь хозяев, я сочла неприличным и посему с тоской взирала на яства, изо всех сил стараясь не захлебнуться слюной.       Пару минут посидела так, полюбовалась. Потом не утерпела и осторожно потянула за краешек один вареник, аккуратно макнула его в сметану, откусила. И с наслаждением осознала, что начинен он свежей вишней с сахаром…

      Спустя некоторое, весьма непродолжительное время я уже вволю уплетала выставленные на стол кушанья, напрочь позабыв обо всех правилах приличия.

      За этим бессовестным занятием я и была застукана черным колдуном, изучающе взиравшим на меня, облокотившись спиной о стену возле двери и скрестив на груди руки. Так увлеклась, что даже не заметила, как он вошел!

      − Ты присаживайся, − по-хозяйски распорядилась я, так и не придумав ничего в свое оправдание.

      Эдвин последовал моему совету, нарочито медленно расположившись в кресле напротив меня. Он вновь скрестил на груди руки. Долго смотрел на меня пристальным холодным взглядом, так, что я даже чуть сырником не подавилась, смутившись от такого внимания к своей персоне.

      − Что ты забыла у Пасти? − сухо спросил он после весьма продолжительного наблюдения за процессом поглощения мной пищи.

      − А ты? − опять-таки позабыв о приличиях, нагло ответила я вопросом на вопрос.

      Колдун открыл было рот с таким видом, словно хотел отчитать меня, как строгий суровый дядя нахальную зарвавшуюся малявку. Но почему-то остановился и опустил глаза. Помолчал с минуту. В течение которой я не переставала скорбеть о том, что успела бы за это время очередной вареничек умять, и проклинала проблески своей воспитанности в купе с правилами приличия. Наконец, чародей с трудом выдавил, стараясь выдерживать бесстрастный тон:

      − Луцифарио рассказал мне все, − потом, помедлив, глухо добавил: − Рассказал, что ты отправилась к Пасти, чтобы найти оправдание для меня, и что потом отбила меня у этих тварей и вытащила полуживого, и… − колдун кашлянул в кулак, видимо, чтобы скрыть дрожь в голосе, которую я все же заметила вопреки его стараниям, − использовала свои способности, чтобы вылечить меня.

      Я молча смотрела на чародея, рассудив, что подтверждать то, что ему и так известно нет никакого смысла и пытливо стараясь понять, к чему же он клонит.

      − Зачем ты это все делала? − тихо спросил Эдвин после долгого молчания, пронзив меня испытующим взглядом.

      − А зачем ты отправился к Пасти сразу после того, как узнал, что Луцифарио меня туда переместил? Зачем отбивал меня у тварей, рискуя своей жизнью? − с вызовом спросила я, в очередной раз отвечая вопросом на вопрос и самодовольно отметив для себя, что мои благодеяния по отношению к колдуновским находятся в пропорции три к двум.

      Эдвин опустил глаза. Как мне показалось, смущенно и виновато. И снова замолчал. Вареников на пять, не меньше.

      − Я должен тебе рассказать одну историю, − соблаговолив, наконец, порадовать меня звучанием своего голоса, хрипло произнес он, так и не поднимая глаз и как-то съежившись и вжавшись в спинку кресла, − давно, верно, следовало рассказать. Ты только выслушай все до конца, хорошо, − с неожиданной мольбой в голосе шепнул он, мельком просяще глянув на меня.

      − Хорошо, − мягко и успокаивающе ответила я, слегка ошарашенная таким поведением вечно надменного колдуна.

      − Тогда слушай, − все так же хрипло и глухо произнес чародей, сжавшись еще сильней и крепче стиснув скрещенные на груди руки, словно сквозь разноцветный витраж проникали не теплые солнечные лучи, а пронзал ледяной зимний ветер вкупе с колючим холодным снегом. − Эта история началась много веков назад. Когда из одного сопливого самоучки вырос могущественный колдун. Никто никогда не верил в него, не верил в его силу… Но очень скоро они глубоко пожалели об этом, − в голосе чародея зазвенели знакомые надменные нотки, а губы, дрогнув, на мгновение расплылись в ядовитой ухмылке. Мне стало как-то не по себе, но все мое недовольство в отношении собеседника ограничилось зябким поеживанием. − Я заставил их пожалеть… − с какой-то гадливой гордостью процедил колдун. А потом умолк. Виновато глянул на меня и тут же опустил глаза. − Прости… − едва слышно шепнул он. А потом продолжил, вновь повествуя сухим и холодным тоном: − Тогда я только-только почувствовал свою силу, свое могущество, свою власть. И тогда я вволю наслаждался тем, что обрел. У меня было множество желаний, мелких и великих, гнусных и благородных, банальных и изощренных, мудрых и безумных… И я не ленился исполнять их все… − колдун горько усмехнулся. − У меня были богатства, роскошь, женщины… Стоило мне чего-то только захотеть, как желание тут же исполнялось. Так шли один за другим дни, месяцы, годы… Но настал час, и желания перестали быть такими желанными, не принося былого удовлетворения своим исполнением. Наверно, я просто пресытился… Еще какое-то время, я тщетно пытался вернуть былые ощущения, яростно и самозабвенно творя и разрушая, следуя вечно жаждущим голосам плоти и сознания. А потом понял, что это − лишь путь во тьму и пустоту, − голос колдуна дрогнул и стих. Чародей облизнул ссошиеся губы. И долго подбирал слова, прежде, чем ломко вымолвить: − Тогда я впервые ощутил, насколько одинок… Мне было около двухсот лет, но за все это время рядом со мной никогда не было друзей, а женщины, которые у меня были… они были со мной… не по своей воле. Весь интерес людей ко мне ограничивался или бессильной ненавистью, или витиеватыми проклятьями, или желанием уничтожить, или попытками сделать это… − колдун горько усмехнулся.

      − А как же Луцифарио? − праведно оскорбилась я за демона.

      − Луцифарио… − грустно протянул колдун, подняв на меня пронзительно печальные глаза. − Луцифарио лишь демон, создание колдуна. Одно из моих творений, которое никогда не сможет заменить живого человека со всей его неповторимостью…

      Я на мгновение опустила глаза, будучи не в силах выдерживать на себе взгляд Эдвина. А когда подняла их, он вновь сидел с низко опущенной головой. Я могла бы поспорить на счет Луцифарио. Лично мне он казался вполне состоявшейся личностью… Но не стала.

      − Знаешь, − тихо и доверительно продолжил колдун, − древние мудрецы, жившие на заре этого мира, утверждали, что каждое существо − лишь половинка одного целого… целого, составить которое это существо может только с другим существом. Потому что оба они созданы друг для друга. У каждого где-то на свете есть такая половинка. Просто ее нужно найти…

      Чародей покосился на меня исподлобья, словно пытаясь проследить за моей реакцией. Была какая-то зыбкая надежда в этом мельком брошенном взгляде, без следа исчезнувшая при виде моей снисходительной улыбки.

      Надо же, до семисот лет дожил, а все еще верит в сказки…

      − Я верил в то, что и у меня есть половинка, родная душа, − вновь стараясь выдерживать сдержанно-сухой тон, продолжил Эдвин после неловкого молчания. − И я искал ее. Я перечитал сотни, тысячи магических книг, от самых древних, чудом сохранившихся, до не столь старых, относительно недавно написанных. Я искал там все, что могло бы мне помочь в поисках… − колдун помедлил, вероятно боясь получить от меня новую порцию снисхождения, − своей половинки. И иногда даже обнаруживал что-то ценное, полезное… Я составлял заклинания, одни за другими, используя свою силу так и этак. Я перепробовал все. Я обшаривал своим колдовством каждый уголок этого мира. Но все, что делал, не давало результатов, больше и больше убеждая меня в безысходности моего одиночества. Тогда еще я гадал, умерла моя половинка, или еще не родилась… Но позже я все сильнее уверялся в том, что ее попросту забыли для меня создать…

      «Как же это мне знакомо!» − мелькнула мысль в моей голове, отозвавшись в сердце болезненным уколом.

      − Но однажды мне в руки попалась одна старая книга, рассказавшая мне о других мирах, − продолжал чародей. − Она дала новую надежду. Последнюю. Почти иллюзорную. Но я уцепился за нее, что было сил, словно утопающий за соломинку. Я долго составлял заклинание для связи с другими мирами, долго и тщательно вплетал в него заклинание поиска. И долго боялся приводить в действие это свое творение… А когда наконец решился, то понял, что не зря трудился так долго, − губы Эдвина дрогнули в неожиданно нежной улыбке. − Среди множества миров заклинание нашло один, среди множества его обителей оно нашло девушку. Мою половинку. Единственную на свете.

      Я вдруг почувствовала предательски подкатывающий к горлу комок и с трудом сдержала навернувшиеся на глаза слезы. И почему-то знала заранее, что красивая и проникновенная история колдуна имеет грустный конец…

      − Но сколько я ни пытался, я не мог наладить связь с тем миром, с той девушкой… − с горечью вымолвил чародей. − Я не знал о ней ничего, кроме того, что она есть. Так же, как и она не могла знать ничего обо мне, даже того, что я есть… − Эдвин шумно и тяжело выдохнул и продолжал: − Но я не сдавался. Я до боли в глазах штудировал магические книги, я с отчаянным безумием составлял заклинания, опробовал их и понимал, что они не верны и составлял новые. И вновь ошибался, − яростно цедил он, − Наконец, я понял, что никогда ее не увижу, что она никогда не узнает обо мне… − готовый вот-вот надломиться голос колдуна затих. И чародей продолжал уже спокойнее: − Единственное, на что хватило моих способностей − это создание волшебной книги, которая связывала меня с ней. Я долго трудился над этим творением. Почти полвека. Когда я закончил его, мне было уже триста с лишним лет… Но я никогда не жалел о потраченном времени, − твердо заверил меня Эдвин, на мгновение одарив торжествующим взглядом. − На листах волшебной книги время от времени словно сами собой пропечатывается отражение души этой девушки. Ее мечты, мысли, стихи…

      Я вздрогнула. А колдун, выжидательно посмотрев на меня, но так и не получив ни облеченного в словесную форму ответа, ни сколь бы то ни было вразумительной реакции, снова опустил глаза, предусмотрительно набрав воздуха в грудь для новой тирады. Видимо, не встречаясь взглядом с собеседником, ему было проще рассказывать о сокровенном.

      − Может, это и гадко лезть в душу человека без его разрешения, даже без его ведома, − виновато произнес Эдвин, −, но я не мог… не могу… по-другому… Эта девушка и книга, связавшая меня с ней, стали тем… что наполняло смыслом мою жизнь. Все, что я творил за последние четыре сотни лет, создавалось под вдохновением, которое дарила мне она, моя вторая половинка. Я уже смирился с тем, что не увижу и не узнаю ее. Я уже придумал ее себе, взяв за основу то, что скупо предоставляла книга. И я уже любил ее такой, любил безумно и безнадежно, − в дрожащем голосе колдуна прорезалось отчаяние. Я до боли закусила губу, но так и не наскребла сочувственных слов, зная, к тому же, что они сейчас ни к чему.

− А вчера, − с твердостью и злостью процедил Эдвин, после шумного выдоха недобро скосившись на меня исподлобья, − вчера пришла ты… та, которой поручили меня убить… − чародей осекся, замолчав, − и сказала, − продолжил он, отчаянно и безуспешно пытаясь унять ломающийся и дрожащий голос, − сказала… что… это… твои стихи…

      Неравная и многотрудная борьба колдуна с голосом завершилась с разгромным счетом в пользу последнего. Эдвин пристыженно умолк. А в комнате воцарилась тишина получше, чем на кладбище в будний день.

      Я безмолвно билась в догадках по поводу того, стоит ли относить произнесенное к признанию в любви или к обвинению в убиении оной.

      Видимо, не имеющее внешнего выражения выяснение отношений с голосом, далось колдуну успешнее, ибо вдоволь наслушавшись своего возмущенного пыхтения, Эдвин выдавил ледяным тоном:

      − Ты спрашиваешь, зачем я отправился к Пасти, зачем я спасал тебя?! −, а потом, помедлив, вдруг ответил нежно и проникновенно: − Понимаешь, я не мог допустить, чтобы подверглась опасности моя единственная…

      «Значит, все-таки признание в любви…» − мельком подумала я, тут же уцепившись за другую, неожиданно забредшую на огонек мысль:

      − То есть, ты хочешь сказать, что я и есть твоя половинка? − осторожно поинтересовалась я у колдуна.

      − Да, − коротко ответил он, так и не подняв глаз.

      Я облегченно рассмеялась:

      − Этого не может быть! Судя по твоим словам, волшебной книге, которая связывает тебя с той девушкой, больше четырехсот лет. Но я не могу быть ей. Ведь мне всего двадцать!

      Колдун поднял на меня глаза.

      − В моем и твоем мире время течет по-разному, − грустно ответил он. − В твоем мире минуты проходят как дни в моем, дни − как месяцы, месяцы − как годы, а годы − как столетья…

      Мне стало как-то не по себе. Нет, конечно мне нравилось тщательно скрываемое внимание колдуна ко мне как к женщине. Нравилось это внимание ненавязчиво подогревать. Наверно, это тешило мое самолюбие. Ведь женщину делает женщиной не половая принадлежность, а умение быть обольстительной, желанной. Но могла ли я ожидать, что за редкими неконтролируемыми взглядами колдуна скрывается нечто большее, нежели просто влечение, страсть?.. У меня-то по отношению к нему никаких глубоких чувств не было…

      Я сидела, глубоко погрузившись в невеселые размышления, подогреваемые муками совести по поводу недавнего кокетства перед зеркалом, бездумно уставившись на кринку со сметаной. Не знаю, как долго я рассматривала сей молочный продукт, но когда наконец-то смогла оторвать от него глаза, то заметила, что нахожусь под пристальным и задумчивым взглядом колдуна.

      − Изучаешь? − с насмешкой вопросила я. Эдвин улыбнулся одним уголком губ и едва заметно кивнул. − Что, не такой меня представлял?

      − Не такой, − печально согласился он.

      − Высокой пышногрудой и крутобедрой блондинкой в розовом кружевном пеньюаре? − выразила я свое извращенное представление о мужском идеале женской красоты.

      − Нет, − возразил колдун, не оценив моей издевки. − Я представлял тебя девушкой, которая верит в судьбу, ждет своего единственного, ищет свою половинку…

      Я пожала плечами и разочарованно хмыкнула. Даже обидно выглядеть в чужих глазах такой мечтательной дурехой. Будь я и впрямь похожа на идеал чародея, я бы в жизни не добилась ничего, кроме лишних килограмм и вечной депрессии, ибо лежа на диване в ожидании принца или бегая по городу в поисках единственного и, само собой, разочаровываясь, не находя такового, иного не получишь. Разве что в один прекрасный день можно дождаться стучащегося в дверь похмельного сантехника, которого натравили на тебя затопленные соседи с нижнего этажа, или найти в очередной подворотне вполне интеллигентного человека в лакированных ботинках, кожаной куртке, заправленной в спортивные штаны, с головным убором в виде кепки и связкой ключей, описывающей круги и восьмерки вокруг указательного пальца, безобидно вопрошающего: «Слыш, ты с какова раёна? Дай пазванить, а?»

      − В твоих стихах я видел тебя такой, − почему-то начал оправдываться Эдвин при виде моего приступа скептицизма, очевидно, явственно отобразившегося на лице. − Но видимо… я ошибался. Слишком… многое придумал.

      Странно… Я почему-то ожидала услышать от колдуна обвинения в лицемерии и приготовилась принимать «комплименты» по поводу моей лживой и двуличной натуры. А он винил лишь себя…

      − Понимаешь, − мне вдруг захотелось хоть как-то поддержать чародея, и, видимо в награду за столь редкий порыв к благодеянию, на меня снизошло озарение в виде простого и наглядного сравнения: − Душа человека − как кочан капусты. Она состоит из множества листиков в чем-то схожих между собой, но притом и не имеющих подобия. Но несмотря на все их различия, они − листы одного кочана. Оторвав один можно разглядеть только его. Но, чтобы… понять… весь кочан, нужно разглядеть все листики…

      Последнюю фразу я уже выдавила сквозь смех. Капустная философия, казавшаяся такой понятной в теории, на деле оказалась еще и веселой. Смеялся даже вечно мрачный колдун, наконец-то разнявший крепко сцепленные на груди руки.

      − А еще листики располагаются во много слоев. Одни на поверхности, другие − в глубине. Одни видны всем, а до других нужно долго добираться, так? − отсмеявшись, спросил повеселевший и улыбающийся Эдвин.

      − Так, − подтвердила я.

      И тут же обругала себя. Благодетельница недоделанная, философ недобитый! Я же дала колдуну надежду на то, что он сможет найти во мне то, что придумал и полюбил! Так и захотела с размаху треснуться бесполезной головой о столешницу.

Однако рассудив, что оспаривать только что живописно доказываемые истины малость не педагогично, я решила незаметно сменить тему, дабы не усугублять ситуацию.

      − Эдвин, − начала я, слегка замявшись в попытке сформулировать вопрос, − я хотела тебя кое о чем спросить.

      − Спрашивай, − без раздумий согласился колдун.

      − Понимаешь, Белые маги призвали меня в этот мир не просто так…

      − Чтобы убить меня, знаю, − Эдвин бесцеремонно прервал мои попытки перейти наконец к сути дела. − Не знаю, за какого недоумка они меня держат, но при их-то секретности я знал о том, что они задумали еще до того, как ты попала в этот мир. Правда, я понятия не имею, почему они выбрали именно тебя и почему не смогли обучить убивать, если уж послали тебя за этим.

      − Хм… − задумчиво протянула я. Вопрос действительно хороший. Допустим, два совпадения на счет заклинаний, сработавших на мне, еще можно как-то увязать воедино или даже найти их причинно-следственную связь (как именно − пока не знаю, но чисто теоретически можно). Но рассчитывать лишь на судьбу и предначертание, отправляя меня убивать чародея, приводившего в ужас все население Мраморного замка, да и всего этого мира, было полнейшим безумием! Конечно, последняя мысль меня и ранее посещала, но почему-то не вызывала столь острых подозрений. Может дело в том, что почетность миссии, возложенной на меня, слишком грела самолюбие? − Белые маги говорили, что я обладаю магическими способностями, по происхождению сходными с твоими… − Я подкинула колдуну на размышление еще одну переменную в добавку к тем, что уже наличествовали в сложном уравнении, решением которого, судя по глубоко задумчивому виду, он занимался наравне со мной.

      − Я заметил, − Эдвин поднял голову и c интересом впился в меня взглядом. Я почувствовала себя подопытной крысой, которая после долгого и муторного преодоления запутанного лабиринта в охоточку стрескала обнаруженное в конце его поощрение, а затем, перевернув кормушку вверх дном, начала отбивать на ней передними лапками праздничный марш, заставив, тем самым, собраться вокруг себя весь штатный состав лаборатории, немедленно приступивший к тщательному изучению данного феномена. Кажется, у меня кончики ушей покраснели. Неужели я засмущалась?!

      − А откуда у меня взялись эти способности и как ими пользоваться? − с любопытством поинтересовалась я, стараясь отогнать внезапно накрывшую неловкость.

      − Откуда они взялись, я и сам не знаю, − честно ответил колдун. − А вот напользоваться ими ты так умудрилась, что я тебя едва от смерти спас.

      − Это еще кто кого спас?! − искренне возмутилась я.

      − Если бы ты не возжелала познакомиться поближе с милейшими обитателями Пасти, твои услуги мне бы не понадобились! − отрезал колдун.

      − Я?! − я даже опешила от таких нахальных обвинений, не зная, чем крыть.       − Да я!.. Я ж… просто… хотела ее изучить! − Сначала я подумывала объяснить Эдвину, что решилась наведаться к Пасти, дабы оправдать его бессовестное и неблагодарное чародейшество, подло обвиненное в попытке самоубийства через организацию апокалипсиса, но решила не тешить его самолюбие своей бескорыстной заботой о его благополучии и выдала то, что выдала. В конце концов, от Луцифарио он и так уже слышал данную версию развития событий. Не хватало еще мне самой унижаться до сентиментальных объяснений.

      − Ну и как? Много наизучала? − с издевкой поинтересовался колдун.

      − Много! − обиженно буркнула я, демонстративно скрестив на груди руки и занявшись разглядыванием витража.

      − Этот разлом реагирует на мою магию. И на твою, само собой, тоже, − спокойно произнес Эдвин после некоторого молчания. Я удивленно приподняла брови, тут же сменив гнев на милость, и приступила к удовлетворению разыгравшегося любопытства путем заинтересованного выслушивания. − Он активизируется, если чует поблизости мою магию. Сколько я ни пытался его изучить, практически ничего не получилось. Белые маги могут с него хоть пробы снимать, ковыряясь в щупальцах лабораторными приборами, а мне даже близко не подойти. С тобой произошло то же самое. Ты попыталась познать его сущность, воспользовавшись магическими способностями, но лишь привлекла его внимание. Повелась, как мышь на приманку в мышеловке, не упустившей шанс захлопнуться. Я оскорбленно задрала нос в знак протеста. Видимо сие телодвижение было воспринято правильно, ибо колдун сбавил пыл и примирительно сказал:

      − Я знаю, ты хотела помочь и не могла знать о том, как Пасть на тебя отреагирует. Спасибо. Ты первая, кто поверил в мою невиновность…

      − А ты правда невиновен? − тут же подхватила я.

      − Я. Тебе. Еще. Вчера. Говорил… − колдун медленно (видимо, чтобы наверняка усвоилось) отчеканивал каждое слово, пытаясь испепелить меня взглядом. Однако я оказалась значительно жароустойчивее и гораздо понятливее, чем он ожидал и, так и не дав закончить, прервала его декламирование:

      − Все-все! Я поняла. Вопрос снимается, − я примирительно развела руками, почувствовав себя настоящей волшебницей при виде того, как остывает пыл колдуна вслед за моими движениями. Кстати, о волшебстве: − А ты не мог бы научить меня пользоваться моими способностями? − невинно поинтересовалась я.

      − А Белые маги тебя разве не научили? − взялся за старое колдун, по привычке съязвив и тут же приступив к заглаживанию вины: − Колдовать совсем не сложно. Главное понять суть того, что ты делаешь. Пока что, как я заметил, ты действуешь только интуитивно. М-м-м… Попробую объяснить, − Эдвин, призадумался, поизучал потолок, но, так и не найдя там подсказок, начал вводить меня в курс дела самостоятельно, тщательно подбирая каждое слово и, соответственно, тратя на сии манипуляции немало времени, чем подвергал мое терпение жестокому испытанию. − Знаешь… любое колдовство меняет суть мира, вторгаясь в процесс взаимодействия составляющих его мельчайших частиц. Белые маги делают это с помощью заклинаний, которые по-особому воздействуют на материю. Я же могу изменять составляющие мира одним лишь волевым усилием, используя так называемую стихийную магию. Когда-то все маги чародействовали именно так. Но для этого нужен был не только талант, но десятки, сотни лет кропотливой работы над развитием своих способностей, над собой. А маги со временем трудились все меньше и меньше, ведь проще было воспользоваться тем опытом, что щедро предоставляли им предшественники. И в конце концов, вечные поиски и совершенствование сменились шаблонами и правилами. Неповторимый поток магической силы, меняющей материю, уступил место стандартным заклинаниям, выверенными тычками воздействующими на ткань мира. Чародеи написали кучу книг и трактатов, вывели множество законов колдовства и его влияния на мир. Заучили это все. Заставили (да и сейчас заставляют) заучивать своих учеников. И напрочь забыли о возможности творить, создавать, изменять, совершенствовать, не ограничивая и не сковывая себя жесткими рамками правил, − Эдвин, говоривший очень эмоционально, вздохнул. − Естественно, чтобы это произошло, понадобилось истечь не одному тысячелетию и смениться не одному поколению чародеев. Но самые могущественные Белые маги современности − лишь жалкое подобие магов древности… − с печальной ностальгией в голосе произнес колдун.

      − Понимаю, − задумчиво отозвалась я.

      − Я потратил много времени, чтобы научиться колдовать стихийно, без правил и ограничений, − продолжал колдун. − Но мне не удалось скрыть свои первые успехи от вездесущих Белых магов. В итоге меня убедительно попросили, − он язвительно усмехнулся после этой фразы, − отречься от того, чему я научился, отказаться от неведомых им самим возможностей. На что я ответил, − Эдвин вновь усмехнулся, ядовито процедив: − вежливым отказом. После чего и оказался вне закона, − будничным тоном подытожил он. − Тогда Белые маги еще ни во что не ставили меня. Им казалось, что одинокий самоучка-бунтарь − не чета почитаемым чародеям. И, как ты понимаешь, они ошиблись, − колдун удовлетворенно улыбнулся, расслабленно обмякнув в кресле.

      − А почему они назвали тебя черным колдуном? − полюбопытствовала я.

      − Черным… − задумчиво протянул Эдвин. − Я тоже часто задавался этим вопросом. Мне кажется, они хотели, чтобы все вокруг меня боялись. Людям свойственно бояться всего, что связано с тьмой. Ведь то, что она скрывает трудно познать и разглядеть. А неизвестное пугает… − зловеще протянул он, неотрывно глядя мне в глаза. Я же пугаться и не подумала, только игриво усмехнулась в ответ. И заметила, как уголки губ колдуна дрогнули в несмелой улыбке. − Хотя, − философски произнес он, − мне даже нравится, как меня называют. − Он выдержал паузу и проговорил заупокойным голосом: − Черный колдун. − А потом рассмеялся и добавил: − Зато боятся. Ну, и уважают иногда. Когда припугну, как следует. Ах, да! − вдруг спохватился он. − Ты же хотела научиться использовать свои способности. Так?

      − Так, − тут же кивнула я, не сумев спрятать неуемного воодушевления в голосе.

      − Тогда смотри! − Энтузиазмом так и просиявший колдун еще и со мной мог бы поделиться! Он схватил салфетку, небрежно скомкал ее и засунул в стоящий рядом стакан. − Главное − представлять конечный результат и стремиться к нему, − увлеченно пояснил чародей. − И все время держать желаемый образ в сознании, не упускать его…

      Эдвин поставил стакан перед собой и сурово уставился на него, словно на партизана во время допроса. Я искренне посочувствовала ни в чем не повинной посудине. Кажется, от такого взгляда можно выложить все адреса и явки даже будучи стеклянной утварью. После таких размышлений я, в общем-то, не особо удивилась, заметив, как зашевелилась, изворачиваясь и меняя форму салфетка, закручиваясь у основания в тонкий стебелек, нежными лепестками вытягивая в стороны края и уголки, из сердцевины выпуская пыльчатые тычинки, как дрогнул, изгибаясь, стакан, стройнея и преображаясь на глазах. Спустя мгновения на столе перед колдуном стояла узкая и высокая хрустальная ваза с изящной белой лилией.

      Эдвин быстрым движением взял цветок за стебелек, и, в одно мгновение очутившись возле меня, с галантным поклоном протянул его.

      − Спасибо, − слегка засмущавшись произнесла я, принимая подарок.

      − Теперь ты попробуй, − предложил Эдвин, видать, всерьез возложивший на себя тяжкое учительское бремя. − Попробуй преобразовать что-то имеющееся в наличии во что-то воображаемое.

      Я огляделась. Чистые салфетки находились довольно далеко от меня. Тянуться за ними я поленилась, а попросить чародея подать их постеснялась, посему совершила самое глупое из того, что могла бы: уложила лилию себе на тарелку и, собрав во взгляде всю суровость и грозно сдвинув брови, уставилась на нее в безуспешной попытке преобразования.

      Колдун едва слышно усмехнулся у меня за плечом.

      − Расслабься, отбрось все посторонние мысли, почувствуй структуру изменяемого предмета… − терпеливо объяснял он. − Различие вещей происходит не от различия составляющих их частиц, ибо частицы эти одинаковы, а от различия в их комбинациях. Постарайся уловить в скоплении частиц закономерность, связывающую их воедино. А потом разрушить эту связь и создать новую…

      Эдвин в нужный момент шепотом подсказывал, что нужно делать, наклонившись к моему уху, чуть шевеля мои волосы своим дыханием. А я прикрыла глаза, чтобы лучше сконцентрироваться на совершаемых действиях, мысленно находя разнообразные скопления частиц, составлявших окружающие предметы, вторгаясь в них, познавая и изменяя. Как выяснилось, понять ту самую «закономерность комбинации» − меньшая из проблем, так как в этом случае приходится изучать лишь данность. Куда сложнее преобразовывать предмет во что-то, ибо в этом случае необходимо создавать новую структуру, о законах соединения частиц которой представление остается весьма смутным, даже при условии, что образ создаваемого предмета все время держится в сознании.

      После нескольких неудачных попыток воссоздать желаемое, я немного схитрила, мысленно нащупав поблизости какую-то комбинацию и совершив преобразование по аналогии с ней.

      − Хм… − многозначительно выразился колдун у меня над ухом.

      Я открыла глаза и смогла лицезреть причину его красноречивости. Посреди тарелки, еще хранившей следы поглощенного мной завтрака, вместо нежной лилии красовался пухленький вареничек.

      Не долго думая, Эдвин схватил его двумя пальцами и повертел, разглядывая на свет.

      − Неплохо для первого раза, − оптимистично заверил он. Затем надкусил мое творение, прожевал, проглотил и добавил: − И вполне съедобно. Будешь? − Колдун протянул мне оставшуюся часть вареника.

      − Ага! − обрадовано подтвердила я и закинула в рот предложенное угощение.

      По вкусу вареник ничем не отличался от настоящего.

      − Может, позавтракаем? − спросила я, отследив голодный взгляд, которым Эдвин проводил в последний путь остатки моего творения, и словно бы случайно позабыв, что один раз сегодняшним утром я уже имела честь принять пищу.

      − Давай! − улыбнулся колдун, мигом очутившись в кресле напротив меня.

      Кушанья, которые я еще не успела истребить были честно поделены пополам, после чего мы приступили к увлеченному их поглощению. Должна сказать, что аппетита колдуну было не занимать. И на что только Луцифарио жаловался?       Дружными и слаженными усилиями мы опустошили тарелки довольно быстро. Дверь в обеденную залу тихонько скрипнула.

      − Может добавочки? − поинтересовался демон, просунув в приоткрытую дверь физиономию, выражающую полное удовлетворение наблюдаемой картиной.

      − Нет, не стоит, − ответил колдун. Поднялся с кресла и энергично вытер рот и руки салфеткой. − Дела не ждут, время не терпит, − произнес он с присущим незабвенному архимагу Серхасу патетизмом.

      − Какие дела? − опешила я. И тут же спохватилась, вспомнив старую добрую поговорку, убедительно советующую не совать нос в чужие дела. Однако, память колдуна, похоже, подобных воспоминаний не подкинула, ибо он крепко призадумался и даже начал объясняться:

      − Э-э-э… Н-ну-у, например… − Эдвин с нажимом потер лоб, что, вероятно, усилило умственную деятельность и поспособствовало снисхождению озарения. − Хм! Было бы неплохо выяснить причины образования Пасти.

      Я захлебнулась истерическим смехом.

      − Да уж! Пожалуй, эти срочные дела точно не могут подождать! Особенно с учетом того, что ты не одно столетие ими занимаешься. Даже у Белых магов успехов и то больше. Они хотя бы сумели привязать твою бурную магическую деятельность к ее образованию. И, насколько я понимаю, доказательств у них хоть отбавляй, и они далеко не из пальца высосаны.

      Воодушевившийся было колдун грустно опустился на стул после моей тирады.

      − Неплохо было бы взглянуть на эти их доказательства, хотя бы одним глазком, − заинтригованно произнес демон, влетев в комнату.

      − Ага, прийти к Серхасу и выразить свое страстное желание проникнуться в тайны всего, что маги против меня имеют, − передернул Эдвин. − Старина архимаг наверняка будет счастлив встрече и не сумеет отказать в просьбе.

      − Ну, зачем сразу «прийти» и «выразить»? − раздраженно буркнула я и отвернулась, ибо последние слова колдун произнес, с издевкой глядя мне в глаза, да еще и реверанс при этом изобразил, словно глупое предложение взглянуть на доказательства поступило именно от меня.

      − А что? − воодушевленно вопросил демон. − Это же неплохая идея! − Луцифарио клыкасто улыбнулся мне и даже подмигнул. Эдвин же возмущенно покосился в его сторону, уже находясь в полной готовности доступно разъяснить демону всю безумность его идеи, не забыв упомянуть про уровень интеллектуального развития, необходимый для ее зарождения.

      − Можно ведь тайно проникнуть в Мраморный замок, осторожно выкрасть бумаги с доказательствами, почитать, разобраться… − торопливо заобъяснял Луцифарио, энергично размахивая лапами, движения которых живописно изображали перечисляемые им действия.

      − Так нас туда и пустят! − отрезал колдун. − Во-первых, тайно проникнуть в Мраморный замок мне вряд ли удастся. Белые маги окружили его такими охранными заклинаниями, что мое появление там вряд ли останется незамеченным. Допустим, я туда все же прорвусь, но времени на то, чтобы обыскать все тайники и закоулки, пока меня не обнаружат, мне не хватит точно. Пусть повязать меня по рукам и ногам магам не удастся, но когда они поймут причину сего нежданного визита, то наверняка позаботятся о том, чтобы бумаги мне не удалось найти не только во время следующего посещения их обители, но и в течение ближайших столетий! − разгорячившийся Эдвин замолчал, подыскивая новые аргументы и не забывая переводить с Луцифарио на меня и обратно испепеляющий взгляд.

      − А что во-вторых? − врасплох спросила я, так и не дождавшись второго пункта в повествовании. Чародей задумался.

      − А что во-первых? − растерянно спросил он.

      − Во-первых было тайное проникновение. Вернее, его сложность, − пояснила я.

      − А-а-а… − протянул Эдвин, − ну тогда во-вторых… все остальное тогда во-вторых!

      − Ясно, − понятливо улыбнулась я.

      В комнате повисла тишина. Колдун замолчал и принял невозмутимый вид, то ли сказав все, что собирался, то ли будучи сбит с мыслей моим неуместным вопросом. Демон растерянно безмолвствовал, переводя взгляд с чародея на меня, с меня на потолок… Морда его изображала отчаянную работу мысли, но, судя по всему, непродуктивную, ибо новых идей по поводу кражи информационной собственности Белых магов он не озвучивал. Зато у меня полезных мыслей было хоть отбавляй, посему я и прервала затянувшееся молчание:

      − А я знаю, где Серхас хранит архив с исследованиями разлома. У себя в кабинете за дверью с магическим замком, − бессовестно наябедничала я. − Я там часто бывала. Бумаги мне не показывали, но то, что они находятся именно там, я знаю наверняка.

      − Хм… интересно, − задумчиво произнес колдун. Это уже кое-что. Я мог бы составить заклинание, которое отправит меня прямиком в личный кабинет архимага. Да и взломать дверь, закрытую заклинаниями, мне труда не составит. Только боюсь, что защита Мраморного замка моментально сообщит его обитателям о моем появлении. Не уверен, что мне хватит времени на то, чтобы добраться до бумаг, пока их не переместят в другое место, которое я буду еще долго искать.

      − Я мог бы отправиться туда, хозяин, − самоотверженно предложил демон. Колдун усмехнулся:

      − Луцифарио, ты соткан из моей магии. Твое появление маги заметят чуть ли не раньше моего.

      − А интересно, как на меня отреагирует защита замка?.. − вслух подумала я.

Колдун с демоном быстро переглянулись и тут же внимательно уставились на меня.

      − А что? Можно ведь попробовать. В конце концов, маги поручили тебе выполнить серьезное дело, они доверяют тебе и наверняка пропустят в замок, − рассуждал полный воодушевления Луцифарио, не обращая ни малейшего внимания на мою полную растерянности физиономию. − А ты без лишних подозрений проникнешь в кабинет архимага, вскроешь замок, сделаешь копии нужных документов… − уже вовсю расфантазировался демон.

      И почему мои бездумно брошенные слова столь часто принимаются за советы к действиям? Так, например, я на свое несчастье умудрилась ляпнуть одной девчонке-дзюдоистке, любящей при встрече до угрожающего хруста наминать мои ни в чем не повинные ребра в крепких дружеских объятиях: «Ты бы еще броском через бедро меня поприветствовала!». В следующее мгновение я решительно потеряла представление о расположении земли и неба относительно меня и, обреченно подрыгивая ногами, с тоской наблюдала проносившуюся передо мной жизнь и недобрым словом поминала чью-то мать…

      − О, да! С моими-то магическими способностями и умением их использовать этот гениальнейший план просто обречен на успех! − прервала я изрядной долей сарказма радужные мечты Луцифарио.

      − Я думаю, − таинственно улыбнулся демон после недолгого замешательства, − что магии хозяина вполне хватит на пару амулетов, способных и замок открыть, и с бумагами помочь, ведь так? − вопросительно обернулся он к колдуну.

      Эдвин же не утрудил себя ответом. Лишь отвел глаза, закусил губы и на пару мгновений замер в привычной позе со скрещенными на груди руками, а потом в упор посмотрел на демона и твердо заявил:

      − Нет, мы не можем так рисковать!

      − Почему? − опешил Луцифарио.

      − Потому что не можем, и все тут! − рявкнул чародей. − Никто не может поручиться, что все пройдет как по маслу! А Белые маги не прощают предательства! Мы не можем так рисковать! − вновь выкрикнул Эдвин и, замолчав на мгновение, тихо добавил: − Я не могу…

      В обеденной зале в очередной раз повисло молчание.

      И в очередной раз первой его нарушила я:

      − Эдвин, − я встала, подошла к нему, легонько коснулась локтей скрещенных рук, заглянула в полные непреклонности глаза. − Кто-то должен пойти на это. Я постараюсь все сделать, как надо. А ты мне в этом поможешь. Все объяснишь, составишь нужные заклинания. А если вдруг я ненароком столкнусь с Серхасом, то как-нибудь уболтаю старикана. Он даже ничего не заподозрит! Попытка − не пытка… − Не знаю, откуда во мне взялось это стремление к самопожертвованию, но я со всей искренностью старалась убедить чародея в том, что в этой безумной авантюре мне действительно ничто не угрожает. Эдвин разомкнул руки на груди и зажал мои ладони внутри своих. Но холодной непреклонности в его глазах не убавлялось. Вдохновленная собственным отчаянием, беспомощностью перед твердостью чародея и какой-то немного детской обидой, я сухо сказала: − Эдвин, мне нечего терять в этом мире. Все, что у меня здесь было − это шанс вернуться домой, который я упустила, оставив тебе жизнь.

      Колдун отпустил мои руки и отвел глаза. И в тон мне бесстрастно произнес:

      − Хорошо. Через полчаса будут готовы нужные амулеты, а Луцифарио принесет тебе твою одежду.