Северный ветер

      Васильковый «пирожок» кряхтел и шатался то плавно, то резко и неожиданно, отчего Марина то и дело ударялась обо что-нибудь головой. На двух разъезженных колеях, которые водитель гордо именовал дорогой, разогнаться было невозможно, но острых ощущений и без того хватало с лихвой.

      Водителем был высокий худощавый мужчина лет сорока на вид, орнитолог, который в поселке при заповеднике вызвался подвезти Марину до маяка. Ему, вроде как, и самому нужно было примерно в ту же сторону, только чуть дальше — собирать какие-то данные по гнездовьям птиц. Он назвался Юрой и неизменно поправлял Марину при всех ее попытках обратиться к нему по полному имени — Юрий, про отчество речи не шло тем более.

      — А машина ваша — не лучший вариант для таких дорог, — прокомментировала она после того, как с жутким ревом и пробуксовкой «пирожок» выкарабкался из очередной канавы.

      — Хм! Отчего же? — пожал плечами Юра. — Не танк, конечно, но ведь и не застряли пока ни разу. — Это «пока» Марину несколько смутило, но она решила смолчать. А он добавил: — Да и вообще по российскому бездорожью ничего надежнее российского же автопрома еще не придумали! А сколько у меня в кузове оборудования лежит — не машина, а целая портативная исследовательская станция!

      Во вместительность «пирожка» Марина охотно верила. Но вот насчет идеальных машин для российской глубинки многим ее знакомым-автолюбителям наверняка было бы что возразить.

      Они уже покинули полосу заснеженного леса, прилегавшую к поселку, и ехали теперь по какому-то подобию равнины. Именно, что подобию, потому как гористой местность с относительно невысокими пологими холмами — сопками, как назвал их Юра, — именовать было трудно, но и на привычные глазу поля она тоже не тянула.

      — Такой пейзаж теперь до самого побережья будет, — пояснил Юра, обратив внимание на то, с каким интересом Марина озиралась по сторонам.

      Все кругом было расцвечено в бело-черных тонах, да еще немного серо-голубого — от неба. Март и в Питере частенько выдавался снежным и холодным, но здесь, на Кольском полуострове, до сих пор стояла настоящая зима. Правда вот полярную ночь Марина уже не застала, но даже не знала, огорчаться по этому поводу или радоваться. И без того сейчас было что-то около полудня, но из-за пасмурной хмари, которой было затянуто небо, казалось, что дело шло к сумеркам.

      Она проводила взглядом стайку медленно летящих на небольшой высоте птиц с большими головами и грузными туловищами. Их силуэты она видела изображенными в поселке при заповеднике на въезде — на воротах, и на попадавшихся на глаза информационных досках, и где-то еще — она уже и вспомнить не могла, где именно.

      — Утки? — поинтересовалась она у Юры.

      — Гаги, — поправил он таким терпеливым тоном, будто объяснял маленькому ребенку, чем лошадь отличается от пони.

      — Гаги? — переспросила Марина. Название было знакомым, но ассоциации всплыли в памяти не сразу. — А-а! Так это из них подушки делают?

      Юра беззлобно рассмеялся. «Ох, уж эти городские!» — так и говорил весь его вид.

      — Ну, положим, подушки делают не из них, а из их пуха — очень легкого и теплого. А еще им наполняют теплую одежду, ее носят даже альпинисты и космонавты, — пояснил он. — Но в целом вы правы. Больше скажу: ради этой птицы изначально и создавался наш заповедник.

      Он рассказал еще много всего интересного про птиц, животных, растительность этих мест. Марина слушала, открыв рот, но не все могла понять и запомнить. Ощущение было, что она вернулась в далекое детство и смотрела свою любимую на тот момент передачу — «В мире животных», только вместо знаменитого Николая Дроздова перед ней выступал простой орнитолог Юра.

      — А вы давно с нашим маячником знакомы? — спросил он вдруг где-то посреди истории о северных оленях и мхе-ягеле.

      — С маячником? — опешила она. Но быстро догадалась: — С Артемом?

      Здесь, на Кольском, его никто не называл Терминатором, зато еще в поселке, пока она пыталась объяснить, кто она такая и к кому приехала, успела несколько раз услышать в его адрес слово «маячник».

      — Да, с ним, — подтвердил Юра.

      — Да не то чтобы очень давно, — пожала плечами Марина. — Меньше года в общей сложности. Познакомились в июне, а общаться толком начали уже в сентябре.

      Она не знала, зачем она все это рассказывает Юре. Но по какой-то причине этот человек расположил ее к себе, с ним захотелось поделиться хоть чем-то. По сути ведь Марина об их с Артемом общении никому и не говорила.

      — Хм! Никогда бы не подумал! — удивился Юра. — Мне казалось, у вас с ним более… э-эм… сложная история.

      — У нас с ним? — Она изумленно вскинула брови. — А вы, Юра, как понимаю, обладаете исчерпывающей информацией о… «нас», чтобы делать соответствующие выводы.

      Весь настрой пооткровенничать у нее пропал мигом. Их отношения — или что у них там было с Артемом — были вещью слишком личной, чтобы кто-то со стороны мог вот так запросто о них высказываться.

      — Ох, Марина, пожалуйста, не обижайтесь! — спохватился Юра. — Я не стремился ничем вас задеть. У нас поселок маленький: всем всё обо всех известно, а слухи расходятся молниеносно. Все знают, что маячник… то есть, Артем звонит каждую неделю какой-то женщине. Он никому ничего не рассказывает о ней, но все вокруг, само собой, в курсе. И тут вдруг появляетесь вы. Естественно, я… да и все остальные тоже — подумали, что та женщина, которой он звонит, — вы.

      — Да, это так, — подтвердила Марина, сбавив обороты.

      — Ну так вот, — облегченно выдохнув, продолжил Юра. — У нас в поселке эта история с маячником — что-то вроде местной легенды. Все ломают головы и строят предположения, одно фантастичней другого. Ну знаете, как это бывает в глухих отдаленных селениях, когда все самое интересное происходит по телевизору, а тут вдруг на глазах у людей разворачивается нечто необычное. Артем, кстати, об этом даже не в курсе, имейте в виду!

      — И что же говорят? — непроницаемым тоном поинтересовалась Марина.

      — Ой, да разное! — рассмеялся Юра. — Большей частью придумывают романтические истории в духе сериалов по центральным каналам про большую любовь и невозможность быть вместе. А остальное — уже детали, которые от раза к разу меняются. Да я и сам в такое как-то верил, — смущенно усмехнулся он. — Вот, оказалось, был не прав.

      — Артем мне, можно сказать, жизнь спас. Тогда, в прошлом году, в июне. — На Марину почему-то снова напал приступ откровенности. Это было не совсем правдой в прямом ее смысле, но, если бы Артем тогда не нашел ее и бывшего учителя и не взял их под свою защиту, неизвестно, чем бы все могло кончиться. — И очень многое для меня сделал. Буквально за несколько часов. Но общаться вновь мы начали уже перед его отъездом сюда, на Кольский. Как-то так, — закончила Марина и улыбнулась.

      Вдалеке, между сопок, она заметила высокую белую башню с красными горизонтальными полосами и мерцающим светом на вершине. Маяков она никогда раньше не видела, но почему-то сразу догадалась, что они почти у цели. Сердце сразу забилось чаще и застучало в висках.

      — Очень интересно, — искренне сказал Юра. — Марина, извините за вопрос, если он покажется неуместным. Но почему вас Артем не встретил?

      — Нет, все нормально. Ничего неуместного, — заверила его Марина. — Это была моя прихоть. Я не говорила ему, что приеду. Но не спрашивайте, почему. Я и сама не знаю.

      — Вот как… — улыбнулся он. — Это ничего. Вы не переживайте. Я уверен: Артем будет очень рад вам. Не подумайте, что лезу не в свое дело. Мы с ним просто часто общаемся, я каждый день мимо его маяка езжу и по воскресеньям вожу его в поселок. Он о вас никогда не рассказывал, хоть я и пытался его разговорить. Но вы дороги ему — это видно.

      — Все хорошо, — улыбнулась Марина. — Спасибо вам, Юра, за такие слова.

      — Да не за что! — подмигнул он. — Артем — хороший человек. Хоть и очень одинокий. И вам, я вижу, он не безразличен. Не стану гадать, во что выйдет ваша поездка, но от души вам желаю удачи — обоим!

      Марина снова поблагодарила его.

      Маяк располагался на возвышении, которое так называемая дорога огибала стороной.

      — Думаю, будет лучше, если я не стану провожать вас, — сказал Юра, остановив машину.

      — Вы правы, — улыбнулась Марина в ответ.

      Подъем был крутым в принципе, и, таща за спиной тяжелый рюкзак, Марина совсем выбилась из сил ближе к вершине.

      Внизу море с грохотом разбивалось о каменистый берег, подбрасывая в воздух тучи белых брызг. На разные голоса кричали птицы. Одни, сложив крылья, мирно покачивались на волнах, другие парили в небе, третьи пикировали сверху, к воде, чтобы выхватить оттуда неосторожную рыбину, но получалось это не у всех. С прикладной орнитологией у Марины было плохо, но альбатросов среди прочих птиц она узнала сразу.

      У той башни, что она видела издалека, обнаружилась длинная одноэтажная пристройка, вероятно, что-то вроде жилого помещения. Что именно называлось маяком: только башня или полностью вся конструкция, Марина не знала.

      Она огляделась по сторонам. Глупая была ситуация. Куда теперь идти? Искать дверь или окна в доме и стучать в них? А если Артем работает где-то на вершине маяка и не собирается спускаться оттуда до утра? Ей что, ждать его на улице, на холоде все это время? Вообще-то Марина с трудом себе представляла, каким образом организована его работа, но почему бы этому ее предположению не оказаться правдой?

      А когда они встретятся, когда он увидит ее, всю такую внезапную, прилетевшую к нему на крыльях… — да хрен его знает на каких там крыльях! — что он подумает тогда? И что она должна будет сказать ему? Что-то вроде: «Мне кажется, я в тебя влюбилась. И кажется, что это взаимно». Ха-ха! Очень оригинально! Уж по крайней мере ни в каких романтических сериалах такого не показывают обычно. Или показывают? Марина не знала — она не смотрела романтических сериалов. Но по всему выходило, что после такого вот признания они с Артемом непременно должны были, обнявшись, уйти в закат.

      Бред какой-то! Зачем она сюда приехала? И почему задумалась над этим только сейчас, когда до ближайшего оплота цивилизации много километров пути по заснеженной холодной пустыне, а единственная машина, которая могла ее туда доставить, уже уехала?

      Марина потерла лицо руками, пытаясь успокоиться и прийти в себя. И услышала звук дрели, донесшийся с другой стороны бытовой постройки. Выдохнув и борясь с внезапно возникшей дрожью в коленях, она обогнула дом.

      Артем в теплой куртке нараспашку («На гагачьем пуху», — усмехнулась про себя она) проделывал дрелью, подключенной к тянущейся из форточки переноске, отверстия в стене. Хотел получше закрепить водосточную трубу, как поняла Марина. На голову был накинут капюшон толстовки — как в последнюю их встречу. Была на нем и маска — как и всегда — что к лучшему. Марина, хоть и пыталась себе много раз представить лицо Артема — теперешнее, но не была уверена, что реальность не ужаснет ее настолько, что потом будет самой за это стыдно.

      Закончив с работой, Артем повернулся. И замер, увидев Марину. Потряс головой, будто пытаясь отогнать наваждение. Медленно наклонился, чтобы положить дрель на землю. И так же медленно выпрямился.

      — Марина… — ошарашенно выдавил он. — Ты как здесь?.. Откуда?..

      — Я же говорила, что хочу в отпуске навестить друга… который далеко живет, — Марина развела руками. Она хотела, чтобы эта фраза прозвучала естественно и беззаботно, но вышло не очень: подвели и интонации, и голос, не вовремя сорвавшийся то ли из-за тяжелого подъема, от которого она еще не отошла, то ли из-за вдруг участившегося дыхания.

      Возникшая затем немая сцена уже начала было напрягать Марину, но тут откуда-то выскочил большой пес, рыжий, лохматый, совершенно беспородный, и, заливисто лая и виляя хвостом, кинулся к ней. Обежав ее пару раз вокруг, он встал на задние лапы с явным намерением положить передние ей на грудь. Марина взвизгнула и попятилась. Не то чтобы она боялась собак, но быть поваленной на землю этим псом ей не хотелось совершенно!

      — Джо, фу! — скомандовал Артем.

      Пес, так и не закончив начатого, опустился на все четыре лапы, виновато понурив голову, но продолжая мотать хвостом из стороны в сторону.

      Артем вышел из оцепенения и быстрым шагом направился к Марине. Ей показалось, он хотел ее обнять, и она успела даже попытаться угадать, будут ли эти объятия похожи на те, в аэропорту, когда она провожала его. Но не дойдя буквально пары шагов он резко остановился, будто уткнувшись в невидимую стену. Помялся с ноги на ногу. И на выдохе произнес:

      — У тебя рюкзак тяжелый. Давай помогу.

      — А… да… конечно… — Марина тоже почему-то лишилась всего своего красноречия.

      Резкими, неуклюжими движениями Артем протянул руки, помог ей снять рюкзак и закинул одну из его лямок себе на плечо.

      — Как же ты, барышня, такие тяжести таскаешь? — попытался пошутить он — вышло довольно натянуто.

      — Туристическая юность и все такое, — развела руками она. Тоже, впрочем, не слишком-то иронично.

      — Давай что ли в дом зайдем, — предложил он после некоторого молчания. Она согласно кивнула.

      Псу, пытавшемуся было прорваться внутрь жилища, он скомандовал «Сидеть!», и тот, огорченно поскулив, послушался.

      — А я думала, ты любишь кавказских овчарок, — ввернула Марина, внимательно оглядев рыжую дворнягу.

      Артем остановился в дверях, посмотрев на нее через плечо.

      — Да нет. Я всех собак люблю. Ведь дело не в породе. Того пса, что ты видела летом, я нашел в садоводствах, тощего и одичавшего. Наверное, хозяева бросили. Приручил потихоньку. Жаль его. Умнейшее было создание!

      Любил он явно не только собак. В каком-то из телефонных разговоров он рассказывал, как выменял своего коня на несколько бутылок водки у одного из обитателей тех садоводств. У кого тот тип умыкнул животину, история умалчивает, но Артем хорошо заботился о ней — это было видно. Правда, перед отъездом на Кольский ее пришлось отдать на конюшню при детском оздоровительном лагере. И он из-за этого, казалось, сильно переживал.

      Нынешнее жилище Артема было куда более надежным, чем остов троллейбуса, но внутри царила все такая же разруха. Холостяцкий быт предстал перед Мариной во всей своей красе: немытые полы, разбросанная везде одежда и прочий трудно опознаваемый хлам, окурки, торчащие из множества приспособленных под пепельницы банок — жестяных и стеклянных, и окурки, разбросанные просто так, смятые сигаретные пачки, бутылки из-под водки, обнаруживавшиеся в самых непредсказуемых местах. И надо всем этим витал запах — тяжелый, застоявшийся — дешевых сигарет, псины и давно не убиравшегося помещения.

      — Я не ждал гостей, — смущенно произнес Артем, заметив, с каким видом Марина озиралась вокруг. — Прости за… все это.

      — Ничего страшного! — Она как можно беззаботнее махнула рукой. — Мне доводилось бывать дома у… мужчин. — «У одиноких мужчин», — чуть было не сказала она, но вовремя сдержалась.

      — Ты располагайся, — отрывисто бросил он, сгрузив ее рюкзак на старое потертое кресло. — Я сейчас. — И быстрым шагом он ушел на кухню.

      Она находилась через коридор, почти напротив того помещения, что выполняло функции и спальни, и всего прочего — как и единственная жилая комната в марининой однушке, впрочем.

      Марина осторожно выглянула, пытаясь понять, чем занимается Артем, и увидела, как он, хлопнув дверцей холодильника, достал бутылку водки и, налив себе больше половины граненого стакана, выпил залпом.

      Да, он пил, она знала это с первого дня их знакомства — ей хватало наблюдательности, чтобы делать определенные выводы. Не так, чтобы нажираться в слюни или неделями не выходить из глубокого запоя, но тихий спокойный бытовой алкоголизм явно имел место в его жизни. Впрочем, не Марине было судить Артема. Она и не делала этого, отметив лишь, что столько водки разом он явно влил в себя сейчас в сердцах.

      Она отвернулась, чтобы лишний раз не смущать его, и наткнулась взглядом на его старые фотографии на дальней стене между шкафом и окном, в форточке которого торчал шнур переноски. Там же висели несколько медалей — Марина не знала, каких и за что, она не разбиралась в военных наградах. Со шкафа небрежно свешивался краешек голубого ВДВшного берета.

      Марина не знала, долго ли она разглядывала этот «красный уголок», присев на подлокотник кресла. Она вздрогнула, когда заметила, что Артем молча смотрит на нее, оперевшись плечом о дверной косяк. В одной руке он держал дымящуюся сигарету, в другой — жестяную банку из-под шпрот в качестве пепельницы.

      — Давно хотела спросить, — пытаясь храбриться, зачем-то произнесла она, — почему ты хранишь старые фото на видном месте?

      — А что в этом такого? — пожав плечами, спросил он.

      Марина покусала губы. Вопрос, который она неожиданно для самой себя задала, был из разряда неудобных, а в ее случае — и вовсе неуместный. Кто она, собственно, такая, чтобы спрашивать о подобном? Какая-то наглая баба, без спросу завалившаяся в дом к чужому мужику?

      — Нет, я понимаю, о чем ты, — спохватился он, видя ее замешательство. — Это сложно объяснить в двух словах. Это была моя жизнь — лучшая ее часть. И из песни слов не выкинешь. Те фото — ведь не только воспоминания о том, каким я был раньше, но и о моих сослуживцах. Многих сейчас и в живых уже нет. А мне повезло почему-то, — сказал он с грустной усмешкой и затянулся своей ужасной сигаретой. — Я бы мог ведь и дальше служить: руки-ноги на месте, даже зрение почти как раньше. Не дали — списали по инвалидности.

      Марина молчала. Конечно, существовали слова, которые принято говорить в таких ситуациях, но все они сейчас казались ей недостаточно искренними.

      — Мне нужно инструмент убрать с улицы, — докурив, сообщил Артем. — Подождешь?

      Марина кивнула. Он выдернул переноску из розетки и вышел.

      Только когда хлопнула входная дверь и снаружи раздался радостный песий лай, она вышла из оцепенения и заметила, что все это время сидела, как прилежная школьница: с прямой спиной, ногами, прижатыми друг к другу, и вспотевшими ладонями, лежащими на них. Она сделала долгий вдох, а потом выдох, пытаясь прийти в себя. Прошлась туда-сюда по комнате несколько раз.

      Шнур переноски втянулся в форточку и скрылся, махнув на прощание вилкой. Вскоре пришел и Артем.

      — Ты, наверное, проголодалась с дороги, — предположил он, снова возникнув в дверях комнаты.

      — Да, немного, — сказала Марина. Хотя еда была последним, что ее заботило сейчас.

      — Пойдем, — он мотнул головой в сторону кухни. — Посмотрю, что у меня есть в холодильнике.

      Водка там была точно, и Марина осознала, что сама бы не отказалась выпить. Но просить было как-то неудобно.

      Артем выставил на стол банки с консервами, достал из холодильника кастрюлю и, заглянув под крышку, объявил:

      — Макароны с тушенкой. Будешь?

      — Да, — кивнула Марина.

      Он принялся искать чистую посуду — дело оказалось не из легких. В раковине и возле нее имелись горки грязных тарелок и чашек, зато посудный шкаф был девственно пуст. Артем суетился и метался от раковины к шкафу и от шкафа к столу, но толку от этого не было. Осмотревшись, Марина заметила керамическую миску на подоконнике, выглядевшую вполне чистой, и, взяв ее в руки, молча протянула ему.

      — Спасибо, — коротко выдохнул он и принялся накладывать в нее макароны с тушенкой, просыпая немало мимо. Выставив время на микроволновке, он спросил: — Может, чай или кофе?

      — Кофе, пожалуй, — решила Марина.

      — Ага, — бросил Артем и принялся с неменьшей торопливостью набирать воду в чайник и мыть чашки (чистых, конечно, не нашлось).

      Громко звякая посудой, он сумел-таки выставить на стол миску с разогретыми макаронами и заварить чашку растворимого кофе, очень переживая из-за отсутствия молока или сливок.

      — Ничего, черный я тоже люблю, — соврала Марина.

      Закончив с приготовлениями, Артем уселся напротив нее. Он взял себе вторую вилку, но к еде не притрагивался. Марина тоже без особой охоты ковырялась в миске. Нет, его стряпня была вполне съедобной, но из-за висевшего в воздухе напряжения ей кусок в горло не лез.

      — Выпить хочешь? — спросил вдруг он.

      Марина нервно рассмеялась, поняв, что ему это нужно было больше, чем ей, но наливать только себе он стеснялся.

      — Кофе с водкой по-терминаторски? — пошутила она.

      Он тоже рассмеялся. И она ощутила, как немного спадает напряжение.

      — Наливай! — она бесстрашно махнула рукой.

      Артем сорвался с места и, доставая водку из холодильника, чуть было не выронил бутылку из рук.

      — Тебе в отдельный стакан или в кофе? — быстро поинтересовался он.

      Марина опять рассмеялась: кажется, к ее подколам он так до конца и не привык.

      — Наливай уж в стакан, — разрешила она.

      Это чем-то напомнило ей день их знакомства, когда Артем в своем жилище-троллейбусе отпаивал водкой ее и бывшего учителя, пытаясь привести их обоих в себя после всех тех кошмарных приключений.

      Артем снова залпом опустошил свой стакан — на сей раз менее наполненный, Марина сделала несколько глотков, поморщившись от резкого вкуса. Но алкоголь все же позволил чуть больше расслабиться.

      Он подлил себе еще и, помедлив, сказал:

      — Наверное, надо выпить за встречу.

      — Резонно, — кивнула Марина и, потянувшись через стол, звякнула своим стаканом о его.

      На сей раз он тоже выпил немного.

      — Не ожидал, что ты приедешь, — выдохнув, признался он.

      — Прости, что не предупредила. Это все моя дурацкая страсть к сюрпризам, — сказала Марина. Дело было, конечно, не в этом, но надо же было на что-то сослаться.

      — Нет-нет, — помотал головой Артем. — Все хорошо. Я очень рад тебя видеть.

      Они еще немного помолчали. Она ковырялась вилкой в макаронах, он вертел в руках свой граненый стакан.

      — Ты надолго приехала? — быстро спросил он, очевидно, набравшись решимости.

      Марина подняла на него глаза.

      — Я еще не брала обратный билет, — тихо призналась она.

      Артем внимательно посмотрел на нее, и ей показалось, что он улыбается — из-за маски точно понять было невозможно.

      — Ты можешь оставаться у меня, сколько захочешь, — сказал он, и Марина заметила робкую надежду в его взгляде.

      — Посмотрим, — с легкой улыбкой ответила она. — В любом случае в ближайшие две недели я совершенно свободна.