Маяк ветров

 

Титэа проснулась от шума волн. Они ярились громче обычного, эхо прибоя блуждало по храму, долетало до жреческих покоев.

Порыв ветра распахнул окно, – заскрипели петли, застонала слюда в раме. Занавеска раздулась словно парус. Титэа спрыгнула с кровати, в два шага пересекла комнату и, ухватившись за подоконник, вывесилась наружу.

Уже рассвело, и небо сияло утренней синевой: ни туч, ни белого кружева облаков. Но ветер бил в лицо, соленый, как морская глубина. Титэа прислушалась к нему и поняла, о чем гремят волны.

Надела белое платье – чистое, расшитое крупным жемчугом, – оплела волосы мерцающими нитями, застегнула на шее тяжелое ожерелье и пошла к океану.

Сегодня он поднялся высоко, захлестывал верхнюю ступень, растекался по мраморному полу алтарного зала. Водоросли цеплялись за порог, колыхались и тянулись за отползающей пеной. Титэа переступила через них, шагнула в распахнутые двери и остановилась на затопленной лестнице. Новая волна ударилась о стену, окатила подол платья, зашипела за спиной.

Рассвет поднимался над горизонтом, теплые лучи золотили камень колонн. Но до моря словно не могли дотянуться. Оно оставалось темным, почти черным, лишь гребни волн кипели, неслись друг за другом. Чайки взлетали над водой, их тоскливые крики тонули в шуме прибоя.

«Он рядом, рядом! – гремело море. – Наш враг близко, идет!»

– Я прогоню его, – пообещала Титэа.

До сегодняшнего утра она надеялась, что служитель Брата Ночи отступился, забыл о них. Ведь прошло уже несколько дней с тех пор, как они добрались до берега, и все было тихо. Риэ сказал: «Я останусь, пока не минует опасность», и жил теперь в башне, охранял юных смотрителей маяка. После утренней службы Титэа отправлялась к ним, учила Чету тому, что сама знала о поющей машине. Он внимательно слушал, прилежно переписывал знаки с воскового барабана. Порой ошибался, путал смысл, но не сдавался и повторял задание снова и снова. Йи-Джен сидела рядом и молчала, но было видно – слушает, запоминает вместе с Чету.

Все трое уже освоились в башне, знали, где запас дров и как начерпать воду из колодца, скрытого в подполе. И где хранятся припасы – хотя башня пустовала, староста, как полагается, присылал из деревни муку, сушеные яблоки и банки с соленьями. Титэа говорила, что он отдает слишком много, ей не нужно столько, хватило бы и того, что люди приносят в храм. Но староста упрямо повторял: «Это доля, которую мы отсылаем маяку ветров. Таков закон».

Два дня назад закончился праздник, и ярмарочный обоз вернулся в деревню. Староста вручил Титэе маховик и улыбнулся, услышав, что появились новые хранители ветров. «Халь Вени был бы доволен, – сказал он. – Маяку нельзя пустовать. А твоя судьба – продолжать дело матери». Титэа кивнула, не найдя слов для ответа.

Вчера она вместе с Чету выбралась на крышу башни. Вдвоем они сняли проржавевший маховик и заменили на новый. И потом, стоя под вращающимися флюгерами и глядя на клонящееся к закату солнце, Чету спросил: «Может быть, уже не опасно? Может, тот возница никому не рассказал, и нас не найдут?» И Титэа ответила: «Надеюсь, что так».

Но сегодня океан бушевал и гневался, предупреждая, что служитель Брата Ночи близко.

– Прогоню его, – повторила Титэа и отправилась навстречу врагу.

На полпути она поняла, что забыла обуться. Сплетенные из ремешков сандалии остались у порога комнаты, и теперь осколки ракушек и мелкие камни кололи ступни. На миг вспыхнуло желание вернуться: сбежать вниз по тропе, укрыться в стенах храма, еще раз спросить благословения океана и с новыми силами пуститься в путь.

Но Титэа не остановилась. Не замедляя шага, поднималась по склону, смотрела в небо над шелестящими травами. Позади грозно вздыхало море, и ветер толкал в спину, словно говорил: «Не время медлить».

Взобравшись на косогор, Титэа увидела путника. Он приближался, неторопливо шел меж холмов. Издалека лица было не различить, но Титэа не сомневалась – с этим человеком она столкнулась в башне в ярмарочный день. Будто подтверждая, морской ветер с яростью налетел на идущего, взметнул пыльный плащ. Слуга Брата Ночи вскинул руку, заслоняясь. Но, должно быть, увидел Титэю, – приветственно махнул, словно они не были врагами.

Она не ответила – лишь продолжила путь.

Когда до служителя оставалась пара шагов, Титэа остановилась. Замер и он – покрепче запахнул плащ, взглянул выжидательно. Ветер стал тише, льнул к земле и уже не мог отогнать дыхание глубоких подвалов, туннелей, где с потолка сочится вода, и храмов, из которых не видно ни солнца, ни звезд. Утренний свет пытался развеять морок, скользил по лицу и фигуре служителя. Высвечивал раннюю седину в волосах, тусклую вязь на воротнике, черненый браслет на правом запястье. Но не касался глаз: солнце не отражалось в зрачках.

– Ты знаешь, я не позволю тебе пройти, – сказала Титэа.

Служитель улыбнулся и покачал головой. Титэа привыкла, что люди смотрят на нее почтительно, говорят с уважением. Но этот низкорослый, невзрачный человек сейчас глядел на нее, как на неразумного ребенка.

– Мне нет дела до моря, – сказал служитель. Ветер взвился, ударил его в грудь, но тут же смолк, будто лишившись сил. – И твой храм обойду стороной. Не трону даже желтоглазого и мальчишку из леса – пусть живут при маяке, если ты этого хочешь. Но девочку я заберу с собой. Ты ей никто, только родные могут решать ее судьбу.