Маяк ветров

 

Сперва Криджи подумал, что Риэ привел их в заброшенный дом. Он стоял на окраине, посреди одичавшего, заросшего сада. Чтобы дойти до крыльца, пришлось пробираться через кусты, раздвигать цепкие ветви. Криджи держал их, пропускал вперед Йи-Джен.

Сам дом был не каменным, как другие дома в городе, а деревянным. Когда-то, наверное, его покрывали разноцветные узоры, но теперь они поблекли, краска отслоилась и свисала лохмотьями. И ни праздничных лент, ни ярких флагов, лишь дверная ручка обмотана желто-синим шнуром.

– Он не заброшенный, просто до меня много лет пустовал. – Риэ сказал это так, словно пустующее жилище и заброшенное – не одно и то же. – Хозяева были рады пустить меня и плату взяли меньше, чем за комнату возле главной площади.

Рассказывая это, он вытащил из кармана ключ – массивный, трехгранный, со множеством бороздок. Криджи ждал, что сейчас замок заклинит или перекосившаяся дверь не захочет открываться, но она отворилась легко, почти без скрипа.

Внутри пахло травами. У входа в высоких вазах стояли высушенные букеты, а с потолка свисали соломенные венки. Но сквозь прошлогодние, потускневшие запахи пробивался знакомый аромат, острый и опасный. Так пахнут только свежие первоцветы. Криджи огляделся, ища их, но увидел не сразу, – они притаились в кувшине возле лестницы. Целая охапка белых звездочек.

Йи-Джен крепко стиснула его ладонь, и Криджи поспешно обернулся к ней, встретился взглядом. Она тоже смотрела на кувшин с первоцветами и кусала губы.

– Наверное, те, которые мы собрали, тоже еще стоят, – сказала она. – Не увяли.

Ее голос задрожал на последнем слове, а пальцы, сжимающие руку Криджи, ослабли. Йи-Джен поникла, будто на нее вмиг навалились и все тяготы пути, и разлука с матерью, и самое страшное – тень ритуала.

– Все будет хорошо, – прошептал Криджи. – Точно будет, вот увидишь.

Йи-Джен вздохнула, и он испугался, что сейчас она качнет головой, возразит. И как тогда переубедить ее? Но взгляд Йи-Джен прояснился, и она кивнула.

Риэ, громыхавший чем-то в глубине дома, вернулся в прихожую.

– Я пробегусь по городу, поищу Халя Вени, – сказал он. – А вы посидите дома. Пойдемте, покажу, что тут как.

Почти весь нижний этаж занимала кухня. Она была не похожа на виденные прежде, и Криджи огляделся, впитывая каждую мелочь, запоминая.

На стенах висели сковородки, а в углу стоял огромный котел – в таком можно приготовить похлебку на половину племени. Другие кастрюли выстроились на полках, а рядом с ними блестели бидоны и банки. Все вымытое, чистое – ни грязной тарелки, ни хлебных крошек на потемневшем от времени столе. Готовят ли здесь вообще? Может быть, к этим котелкам и бидонам никто не притрагивался уже много месяцев? Лишь закопченный чайник на печи казался живым и нужным.

Сама печь была высокой, темной, тянулась вдоль стены, и другим боком выходила в соседнюю каморку. Там царил полумрак, свет падал через крохотное окошко. Воздух был влажным, и Криджи почувствовал тепло, идущее от железной печной дверцы. Посередине комнатки стояла широкая деревянная лохань.

– Печь дровяная, – сказал Риэ. – Это старый дом, построен еще когда горючую смесь не придумали. Справитесь? – Потом усмехнулся, взглянув на Криджи: – Ну ты точно справишься, ты же из леса.

– Я тоже справлюсь, – сказала Йи-Джен. Голос звучал сердито – ни следа усталости. – У нас дома все печи дровяные.

Она осталась мыться, а Криджи поднялся наверх. Бродил из комнаты в комнату, пытаясь понять, где обитает Риэ, и не сумел. Все окна были открыты, прижаты щеколдами к стене, – чтобы не захлопнулись случайно, – и весенний ветер гулял по дому, скрипел дверьми, стихал и вновь налетал прохладным свежим потоком. Здесь было пусто, ни кроватей, ни столов, ни стульев. И так чисто, будто пыль никогда не ложилась на дощатый пол.

Криджи был уверен, что в доме Риэ должны стопками громоздиться книги, но их почти не было. Лишь две – одна на дорожном мешке, брошенном наверху возле лестницы, и другая среди подушек под северным окном.

Каждая комната казалась жилой и необитаемой одновременно. В одной лежал потертый тюфяк, – солома виднелась сквозь прорехи в ткани. В другой распласталась медвежья шкура, огромная и черная. Криджи завороженно погладил ее. Может быть, Риэ сумел убить медведя, в одиночку ходил на охоту? Или это подарок родителей, единственное, что он взял с собой из дома?

В третьей комнате на полу валялось лоскутное одеяло и разноцветные подушки. Там-то Криджи и заметил книгу, сел, стал листать ее, но буквы снова оказались странными и не складывались в слова. Он лег, закрыл глаза. Ветер касался лица, шептал о чем-то, – Криджи стал слушать его и не заметил, как задремал.

 

Сон принес с собой дыхание родного леса. Еловые лапы укрыли тенью, спрятали от мира. Где-то далеко солнце уходило за западный край, и алые отблески скользили по стволам деревьев, растекались по листьям папоротника. Тропа – та сама, что вела к священной поляне, сердцу леса, – уже заросла травой, казалась заброшенной. Сон ли это или неведомая сила вернула Криджи домой?