Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 141 из 162



– Эй, останови! – Крикнул я извозчику и быстро наклонил голову пострадавшей  над полозьями. Бедняжку стошнило.

Пульс у девушки скакал, дыхание было частым и громким, и я уже было засомневался, правильно ли  везти ее домой. Но через пару минут дыхание  пришло в норму, пульс выровнялся. Я знал лишь одно, Ева попала в беду и всеми силами старался ей помочь.

На третий этаж в квартиру я донес ее на руках и уложил на кушетку в процедурном кабинете. Через некоторое время, в тепле Ева, наконец, пришла в себя,  открыла и снова закрыла глаза.

Зачем же ты опять в моей жизни, Ева? Зачем такая красивая? Что же мне теперь делать с тобой… Я позвал её:

– Ева… Ева… Дарья Петровна..

Ева среагировала на мой голос, открыла глаза и произнесла слабым голосом:

– Кто вы?

Конечно, я был разочарован, что она не узнала меня. Я изменился после ранения, бесспорно, отощал, постарел, оброс бородой, но не настолько чтобы не узнать меня совсем. Я растерянно улыбнулся, но сам себя успокоил – после сотрясения бывает временная потеря памяти:

– Я доктор,  Дарья Петровна. Это ваше имя?

– Я… не помню…

– Вы помните, что с вами произошло?

– Нет… а что произошло?

– Вы упали на вокзале, ударились головой, рассекли голову и потеряли сознание. Вы помните, что были на вокзале?

– Нет… я ничего не помню… А как я оказалась здесь?

– Это мой врачебный кабинет. Я привез вас сюда. Сейчас  обрабатываю вам рану на голове, почти закончил… больно?

 – Нет, я не чувствую боли, но голова кружится…

– Я сделал  укол местной анастезии и зашил рану на голове…  Осталось  обработать антисептиком.

– Сколько крови… – Ева  смотрела на мокрые окровавленные марли и полотенца, лежавшие в тазу. Она покосилась на бокс  и стирильные нити лигатур, которыми я шил кожу.

– Ничего страшного, Дарья Петровна. Из головы кровь всегда идет очень обильно.  Как вы оказались на вокзале?

– Я не помню…

Я озадаченно смотрел на свою пациентку. Выглядела Ева растерянно, но сотрясение, кажется, было совсем легким, если воообще было, но она не узнавала меня. Я продолжал задавать вопросы, пытаясь понять  симптомы:

– У вас возникло внезапное желание уехать?

– Не знаю… я не помню…

– Вы помните, как вас зовут?

– Вы сказали, Дарья Петровна…

– А фамилию свою помните?

– Н-нет! О, боже!

– Вы не помните меня?

– Нет… вы сказали, что вы –  врач?

Я  показал Еве руку:

– Посмотрите, сколько пальцев на руке?

– Восемь… кажется…

– Сколько рук я вам показал?

– Одну…

Я сел рядом на кушетку, рядом с  ее ногами, она не отодвинулась:

– Какого цвета у меня волосы?

– Черные…

– Поднимите руку!

Ева непонимающе на меня уставилась.

– Поднимите руку. – Повторил я и легонько ногтем ударил ее по руке.

– Ой, больно же! – Она подняла руку.

– Это очень хорошо. В голове шумит?

– Да…

– Дайте-ка запястье.

Ева опасливо на меня посмотрела:

– Для чего?

Я вздохнул:

– Измерю пульс, Дарья Петровна. Тошнит?

– Не знаю… но мне опять трудно дышать…

Я протянул руку и растегнул две верхние пуговицы на высоком воротнике:

– Так лучше?

Она кивнула и закрыла глаза:

– Очень хочется спать…

– Поспите, я сделал укол морфия. Шторы лучше закрыть, в темноте  спится   комфортнее. Сейчас я положу на голову холодный компресс, и мы снова поговорим, когда вы как следует выспитесь и придете в себя.

Ева послушно отвернулась к стене и сразу же размеренно и глубоко  задышала, погрузившись в сон. Морфий, отравляя ее кровь фантастическими сноведениями, действовал быстро.

Оставив Еву в  процедурном, я ушел к себе в кабинет и крепко задумался. Меня не удивило, что в Цюрих она уезжала  под поддельным документам. Только  закончилось недолгое затишье на Восточном фронте, поляки разорвали советско-польские переговоры и готовы были вновь перейти в наступление. Арестовать могли и за польскую фамилию, и за польских родственников. Меня удивило, что в графе “семейное положение” стояла краткая запись “не замужем”. Уж я-то знал, что она замужем за Мухановым, и более того, была беременна, значит, должен быть ребенок лет трех-четырех. Она, тем не менее, никакого беспокойства по поводу  дитя не выражала. Это было странно, или травма головы была более тяжелой, чем я предполагал. Я взял телефонную трубку и набрал номер моего коллеги, университетского друга, врача-травмотолога  Никольского: