Страница 31 из 47
Довольная эффектом ведьма еще несколько раз махнула руками, словно загребая сверху. Врач сообразил – медведя наморочила, и восхитился. Нет, деваха и впрямь заслуживает похвалы. На одной злости такое дело сотворила! Респект и полная уважуха, как шутливо пишут на врачебном форуме. Он подошел к багровому ореолу, легонечко положил руку на девичье плечо, и попросил:
- Полина, пожалей народ, - и тихонько шепнул вдогон, чтобы никто не услышал.- У нас столько сухих штанов не наберется!
Лесть сработала, девушка фыркнула и рассмеялась. Багровый ореол истаял мгновенно, значит, исчез и морок.
*
С трепетом ждал Николай приговора старшего кама. Руки Тегенюра поглаживали гладкую обечайку, постукивали костяшками пальцев по желтой полупрозрачной коже. Сомнение читалось на лице. Еще бы! Оценивался бубен-тунгур. Сделать его непросто, а пользоваться – еще сложнее.
Будущие камы вместе с братьями и дядьками корпели над ними. И только самый младший делал его самостоятельно – мужчин в семье не осталось. Чем может помочь мальчонке слабая женщина? Только советом. И страшился Николай, что допустил роковую ошибку, испортил бубен.
Так считали семьи потомственных шаманов, но Тегенюр видел – истово, по старинке обрабатывала кожу лося мать нежданного кама. О, она не просто выскоблила мездру, нет! Она выжевала весь лоскут, остатками зубов и слюной удалив жир. И дубила корой ивы, которую тщательно размолола в ступке.
По запаху готовой шкуры Тегенюр понял, что и перекисшая моча мальчонки принимала участие в дублении. Это уже серьезно говорило в пользу потенциального кама – тунгур будет нести в себе часть его тела, джулы лося и кама срастутся вместе!
Мало кто знает об этом, но удостоверением, верительной грамотой, что ли, для кама является его бубен, врученный божествами и духами. Тунгур, исключительно он один, свидетельствует о квалификации шамана. Облачение такой роли не играет.
Пусть потомственные шаманы получали от семей роскошные манчаки, обильно украшенные кистями, жгутами, бляхами – духам все равно. Они покоряются звуку. Бубном кам должен владеть виртуозно. По ходу камлания ему предстоит демонстрировать зрителям и духам – что важнее! – свободное владение главным своим инструментом.
Заблуждается тот, кто ищет символику в жестах, мимике камлающего шамана. С дивной непредсказуемостью импровизирует кам, превращая тунгур в ездовое животное. И как выгодно скажется мощь бубна, обтянутого шкурой могучего лося!
А проквашенный в моче хозяина и вылощенный лоскут кожи послужит прекрасной ловушкой для заблудившегося или украденного двойника несчастного соплеменника, неосторожно уснувшего в горах. В такой живой бубен легко поймать найденную джулу и поднеся к беспамятному телу – сильным ударом вколотить найденную душу на место через правое ухо хозяина!
Тегенюр одобрительно повертел почти готовый, но еще не расписанный красками обруч с натянутой и прошитой кожей. Постучал легонько, послушал. Сыровата шкура. Надо еще выдержать. Потом он обучит мальчишек, уже инициированных камов, как сочетать частоту ударов в бубен с пением. Он знает тонкости обращения к божествам и духам.
Это таинство похоже на диалог, когда бубен поет в разной тональности, отражая голос божества и поддерживая кама. Настоящие камы умеют подражать голосам зверей и птиц, в образе которых выступают его духи-помощники. Тегенюр мог, его учил дед. А он научит молодежь, представит весь пантеон божеств и духов, опишет их внешний вид, привычки.
И каждый алкыш, которые слышал от старших, которые сочинил сам – тоже передаст. Ничего не утаит. Это очень важно для выполнение главной задачи рода. В гимнах, которые поют камы рода ойротов, используется определенная ритуальная лексика. Кам обязан говорить с духами на их языке, умело призывать их, используя алкыш.
Дед Тегенюра, камлая тому или иному духу, обращался к каждому с особыми восхвалениями. При этом он всякий раз импровизировал свои гимны-обращения и молитвенные просьбы. А внук пошел дальше. Он сам сочинял алкыш, всегда новый, начиная с Матушки–Огонь, Ат-ана, а потом к Ульгеню, а затем – к Эрлику. И боги отзывались, охотно шли на контакт. Значит, стоило научить импровизации новых камов.
Тегенюр еще разок стукнул по тугой шкуре бубна раздвоенной веточкой. А что, она вполне годится для колотушки!
- Молодец, Николай!
*
Раз за разом повторяя упражнение по концентрации энергии, Александр Матвеевич начинал сетовать на свою профнепригодность, в качестве колдуна, естественно. То, что получалось у него легко и просто, когда, разозленный подозрениями прокурора, он просто спасал свою шкуру, сейчас, в спокойной обстановке, не вытанцовывалось. Добро бы, силы не было, наоборот, напор такой – паводок на Шергеше отдыхает! А толку?
Его огорчение заметил Ахат Абдулович, который оказался человеком знающим, любопытным и разговорчивым. Он два вечера донимал Матвеича расспросами о причинах появления в филиале лаборатории таким странным образом, пешим порядком и на пару с Ивлевым. Учитывая, что прямого запрета ему никто не давал, Горлов рассказал основные события в ските, немного подсократив – убийства не было, а просто ворвались двое молодцов вместе с шаманом, да похулиганили, перепугав всех до полусмерти.
- А ты, стало быть, подсмотрел, как морок делать надо?
- Да, собственно, подсматривать было нечего. Я же не умею! – Матвеичу казалось, что случайный дар вот-вот исчезнет, и он, врач Горлов станет нормальным, но проницательный татарин прихлопнул его надежду, как обожравшегося комара.
- Мы все ничего не умели, как родились, только титьку сосать, да под себя ходить. А вот, научились же! Ты не понимаешь, Саша, теперь от дара своего не уйдешь, не получится. Ну, выйдешь ты из поля, перестанешь так легко собирать природную энергию. И что? Прижмет тебя, вспомнится всё, жить захочешь – будешь своей пользоваться, да и сгоришь спичкой на ветру. Не теряй времени, бери что можно и накапливай!