Страница 2 из 7
Лето, 1942.
Сквозь зарешетчатое окно безмятежно струился солнечный свет, игриво мерцая витающей в воздухе пылью. Хмурый особист НКВД сидел за массивным столом. Капитан Мочков не сводил пристального взгляда с пленного оберлейтенанта-танкиста, сидящего на шатком табурете посреди комнаты допросов. Слева от капитана, прислонившись к обшарпаной стене, молчаливо переминался с ноги на ногу лейтенант Позняков, официально задействованый начштабом в качестве переводчика.
То ли от летнего зноя и духоты полуподвального помещения, то ли из-за мыслей о жене и дочери, накануне приславших письмо, но в это утро капитан Особого отдела НКВД никак не мог собраться и начать допрос.
Собственно говоря, и допрашивать пленного было совершенно не о чем. Данные о положении войск противника были полученны еще накануне. Танк оберштурмфюрера Ганса Крауса был подбит партизанским отрядом при случайной встрече на подъезде к соседней деревне. Весь экипаж уничтожен в перестрелке. Раненный немецкий офицер захвачен в плен и теперь сидел перед капитаном Мочковым с завидным спокойствием, будто находился не на допросе у противника, а в гостях у старых добрых друзей. Единственное, что омрачало лицо немецкого офицера кривыми гримассами, это ноющая боль в плече, кровоточащем под грубой перевязью.
- Ты мне вот что расскажи, - наконец нарушил затянувшуюся паузу особист.
Заскучавший в ожидании лейтенант Позняков встрепенулся и торопливо перевел слова Мочкова фашисту. Немец вопросительно поднял глаза на советского капитана.
- Мы тут записную книжку у тебя нашли... Этот... как его? Дневник! – продолжил Мочков, достав из-под лежащей на столе фуражки небольшую записную книжку в добротном кожаном переплете и с вмонтированным в нее фашистским орлом. – Складно пишешь, немчура. Небось мемуары о своих похождениях по нашей земле хотел издать?
- Memoiren, - не дождавшись перевода и выдернув единственное слово из всего вышесказанного капитаном, Ганс утвердительно закивал головой и криво улыбнулся.
- А вот хрен тебе, а не мемуары! – огрызнулся особист.
- ?! – оберлейтенант вопросительно приподнял брови и взглянул на переводчика.
Позняков едва открыл рот, мысленно ища близкие по смыслу слова, как Мочков махнул на него рукой, мол, не надо этого переводить. Лейтенант послушно закрыл рот, не проронив ни слова.
- Меня из всей твоей писанины вот что заинтересовало, - постукивая пальцем по кожаному переплету немецкого дневника, сказал капитан. – Что это за история такая с вами зимой этого года приключилась? Как тут понимать, что вы... фашисты... похоронили советского солдата?
Лейтенант Позняков старательно перевел сказанное. Ганс громко хмыкнул и нагло оскалился широкой улыбкой.
- Und Sie wissen immer noch nicht alles über deinen held? – вопросом на вопрос ответил пленный танкист.
- Товарищ капитан, - смущенно произнес переводчик. – Похоже, что его удивляет тот факт... Что мы до сих пор ничего не знали об этом… с его же слов, герое.
- О каком герое? – переспросил Мочков.
- О солдате, принявшем бой против фашистов... Согласно записям в дневнике Крауса, - пояснил Позняков. – Этот фашист называет советского солдата героем. И мне кажется, товарищ капитан, он не насмехается, а, наоборот, абсолютно серьезен в своих словах.
- Когда кажется, креститься надо! – огрызнулся особист.
- Я не могу креститься, товарищ капитан, - смущенно пожал плечами лейтенант-переводчик. – Я же коммунист.
- Забудь, - махнул рукой Мочков. - Это я к слову... Где вас таких только берут? Вроде по-русски говоришь, а иногда я тебя, Позняков, просто не понимаю.
- Извините, товарищ капитан... Филфак.
- А?
- Филологический факультет Ленинградского универси-тета, - уточнил лейтенант. – Еще до войны окончил.
Снова отмахнувшись от Познякова рукой, капитан перевел взгляд на молчаливо сидящего на табурете немца.
- Значит, о герое, говоришь, - нахмурился Мочков. - Хельд, то бишь по-вашему. Ну ну...
Мочков поднялся со стула и прошелся от одной стены к другой, искоса следя за немцем. Затем капитан НКВД подошел к лейтенанту Познякову, зачем-то повертел верхную пуговицу на гимнастерке последнего и криво улыбнулся.
- А ну-ка, Позняков... Скажи-ка этой наглой морде, что если он тут мне будет юлить и издеваться, я его сегодня же к стенке поставлю... Вообще, зачем только Митричевы мужики его к нам приволокли? Грохнули бы там же возле танка и дело с концом.
Особист резко повернулся и пристально уставился на пленного, в тоже время махнув Познякову рукой, мол, начинай уже переводить.
- Obersturmführer, we
- Ich habe eine gute Idee, was du mit mir machst... Ist mein Krieg verloren, - с удивительным и даже несколько завидным спокойствием в голосе ответил оберлейтенант Краус.
- Вы представляете, товарищ капитан, - Позняков не удержался от язвительной ухмылки. - Он не дал мне даже начать перевод ваших слов... Говорит, что отлично представляет, что мы с ним сделаем...