Страница 50 из 56
Глава 22. Первая кровь.
Гаррет рванулся и побежал, ощущая как по лицу наотмашь бьет - полощет стылый, порывистый ветер. Холодный воздух врывался в нервно сжимающиеся легкие – Гаррет напрочь выбросил из головы наставления Карлайла и дышал.
Дышал, вбирая в себя миллионы сторонних, ошеломительно - резких запахов.
Боль. Она сжирала его изнутри безостановочно. Перемалывая каменное сердце… Карлайл сказал: впереди – вечность, которая успокоит, перечеркнет все ЭТО… Так надо. Так правильно… Гаррет без конца повторял про себя эти безнадежные слова, вбивающиеся в сознание, как ржавые гвозди: ТАК НАДО… Это была почти молитва. Но она не приносила ему ни малейшего облегчения, потому что что-то другое – очевидное и неоспоримое рвалось наружу - Я НЕ СМОГУ… БЕЗ НЕЕ.
Он вырвался из заросшего лабиринта кипарисовых аллей и на мгновение остановился, ему хотелось рухнуть на колени и завыть диким зверем. Хотелось вспороть грудную клетку и вырвать, к чертям, это неподвижное, никчемное сердце… Заслышав приближение Карлайла, он снова подался вперед и побежал. Не желая делить с ним свое отчаяние. Гаррету казалось, что эта боль принадлежит только ему одному. Безраздельно. Лучше б я сдох! – вой в груди, распирал ребра, вырывался из горящей глотки, предостерегая того, кто остался позади, за его спиной.
Карлайл шел значительно поодаль, безошибочно выделяя свежий след. Он чувствовал, что обязан поговорить с Гарретом, успокоить его. Разве можно было отпускать его в таком состоянии? Но, в то же время, Каллен понимал, что любые слова, какими бы правильными и убедительными они ни были, не принесут Гаррету никакого облегчения. Сейчас. Еще есть немного времени – до рассвета… Пусть успокоится. Сбросит напряжение.
Кралайл насторожился. След новорожденного резко вильнул влево – впереди был мост и … город. Куда он направился? Зачем? Там же люди? Он моментально сосредоточился, пытаясь заглушить отвратительное ощущение панического страха? Беспокойства, скрутившего все внутренности, и без промедлений кинулся следом. Торопясь. Стараясь успеть изо всех сил. Боже! Только не это! Не делай глупостей, Гаррет! Прошу!
Гаррет чувствовал что постепенно сходит с ума. Сначала ему почудился запах. Запах вереска и нагретых жарким солнцем спелых колосьев пшеницы, с легкими цветочными нотками.
Так пахла Лу.
Он остановился, прикрыв глаза, и глубоко втянул воздух, ощущая на языке вкус ночного Парижа – во многом смрадный и отталкивающий, но это…
Это тоже присутствовало в нем. Тонкие ноздри судорожно подрагивали, жадно вбирая в себя все больше и больше воздуха. Если бы можно было черпать его полными пригоршнями и пить… Гаррет зажмурился сильнее. Так в темноте ему легко было представить, как зловонная пелена расползается, разлетается на молекулы, оставляя чистый, упоительный аромат нетронутым, звенящим, заполняющим собою все вокруг.
Он ясно чувствовал, ощущал как зарывается лицом в прохладные золотистые локоны… На самой границе волос, там, где трепещет на виске тоненькая жилка – этот запах острее. Он такой теплый…родной…
-НЕТ! НЕТ!
Гаррет отчаянно хотел остановиться, но ноги, казалось, сами несли его туда, откуда послышался померещился! Этот страшный крик.
Звук все еще вибрировал внутри, натягивая каждый нерв Гаррета, стучался и множился, барабанной дробью, как тревожный марш. Слишком резкий.
Ненастоящий.
Сошел с ума.
Он весь обратился в слух. Он наполнял легкие до скрипа. Он шел, мчался… туда, как самый чуткий, настороженный зверь…
Почуял.
Услышал.
Лу!
Он не осознавал, как преодолел высокую тюремную ограду, перемахнув ее в один прыжок. Не помнил, как вскарабкался по отвесной стене на высоту третьего этажа, где теплилось мягким, приглушенным светом, узкое окно. И замер, всего лишь на долю секунды, задохнувшись от гнева и отвращения ЧТО, черт возьми!?.. от представшей его взору картины.
Яростный толчок, звон разбитого стекла, скользящее внутрь движение, и…
Краснота. Пульсирующая. Сокрушающая.
Гаррет содрогался, чувствуя, как под его пальцами сминаются и хрустят позвонки, но еще сильнее сжимал обмякшее, безвольное тело. Вкус. Во рту, в носу, в каждой клетке тела.
Этот проклятый вкус первой капли крови вывернул его сознание наизнанку.
Это конец. Это чертов конец.
Потому что челюсти свело каменной судорогой и разжать их невозможно.
Потому что все вдруг изменилось и Гаррет понял, кто он есть.
И это было единственным настоящим осознанием за все его существование после смерти.
И все же… все же…
Это было.
Неизбежно.
Потому что никто не смет трогать ее так! Прикасаться к ней так!
Никто не смеет даже смотреть в ее сторону.
Пока он. Есть.
Адское пламя все сильнее распалялось в горле, разливаясь по тугим холодным венам, проникая в сосуды, наполняя капилляры чужим теплом. Чужой жизнью.
В ушах шумело от этого пульсирующего, горячего кровотока, распирающего мышцы неведанной ранее силой.
Агрессивной. Яростной. Бурлящей.
Она прорывалась. Давила на виски, впечатывалась в сетчатку глаз – обжигающим, алым… опаляющая волна ликования.
Это было как… как оргазм.
Взрывоопасное. Выкручивающее. Отнимающее рассудок.
Когда кровь иссякла, Гаррет с трудом разжал окаменевшие пальцы и отступил. На полшага. Назад.
Краем сознания улавливая за спиной шорох сминаемой ткани – Луиза медленно сползла по стене, звук ее падающего тела совпал с гулким стуком о паркетный пол головы мертвеца.
Гаррет не отрываясь смотрел в его лицо – искаженное ужасом. Страшное, неживое…
И спустя секунду сложился пополам, рухнув на колени, перед обескровленным мужчиной, с силой обхватив ребра и живот руками, уткнувшись лбом в угол массивного дубового стола. Он зашелся в хриплом, задушенном рычании, желая только одного – выблевать все свои внутренности к чертям!
Филлип!
Боже! Как!..
Карлайл оцепенел от увиденного – Гаррет стоял посреди комнаты, держа в руках тело девушки – ее голова запрокинулась, отчего распущенные волосы стекали золотистым каскадом, почти касаясь пола. Тонкая, бледная рука покачивалась безвольной плетью.
Гаррет медленно поднял голову и на Каллена из-под бровей выплеснулся совершенно отсутствующий взгляд, скользящий сквозь. Пустой. Будто его хозяин был мертвым. Но не это ужасало доктора, а то, что радужка этих глаз была кроваво-красной. Такая же красная тягучая капля медленно стекала с уголка его губ. Каллен заворожено следил за этим движением струящейся крови по бледной коже к подбородку. Это было гипнотическое, пугающее до дрожи, зрелище.
По кабинету распространялся густой солоновато-металлический запах.
Господи!
Карлайл застыл на месте, чувствуя как раскаленные тиски сдавливают его ребра. Губы онемели и он не мог заставить себя вымолвить хоть слово, пока, наконец, до него не дошло, что он слышит. Слышит поверхностное сбивчивое дыхание, слышит едва различимые толчки сердца. Девушка была жива.