Страница 10 из 60
Так и текли дни за днями… Ничего нового. Каждый день похож на предыдущий.
Каждый день я по пять часов занималась испанским языком, помогала Самии по дому. Вернее она вела дом, а я лишь пыталась ей помочь. Училась у Деметриоса готовить духи, способные усиливать плотское желание. Ну и яды… Вдруг пригодится? Рено дю Амеля, Пьера де Бревая, Карла Смелого или мужа угостить… Можно поставить опыт на Марино Бетти и Иерониме Пацци… Тем более, что они оба находятся во Флоренции, даже не подозревая о том, какую участь я им готовлю…
Хотя, может, я и не буду на своём супруге яды испытывать. Можно найти и другой способ заставить его страдать. Но над этим у меня ещё будет время поразмыслить.
Мне не терпелось отомстить, воздать врагам по заслугам, но Деметриос охлаждал мой пыл такими словами:
- Терпение, Фьора. Научись быть терпеливой.
Он обещал мне, что научит быть сильной, даст мне в руки такое оружие, которым я могла бы нанести ответный удар. Когда же это случится и сколько мне ещё так ждать?
- Твоё первое и самое главное оружие - терпение… - отвечал Деметриос на все мои попытки начать с ним разговор о моей мести.
Конечно, Деметриосу легко говорить! Его так не томит бездействие, как меня. Не ему являются в кошмарных снах близкие люди, требующие от меня выполнения моего долга!
- Фьора, Деметриос прав. Тебе нельзя ни под каким видом показываться в городе, - назидательно указывал мне Игнасио.
С ума сойти! Тот, кто недавно кричал громче, чем Иеронима: “Распни её, распни её!”, теперь стал чуть ли не моим пажом! Даже смотреть противно… Каждый раз, когда монах обнимал меня и целовал, меня бросало в холод от его прикосновений. Но приходилось делать вид, что я в него безумно влюблена, иначе он выдаст меня при первой же возможности. Не исключено, что это повлекло бы негативные последствия для Деметриоса, Эстебана и Самии… Что до последней, то её Игнасио скрыто, мягко говоря, не любил, из-за её необычайно яркой внешности. Теперь и бедняжка-египтянка у него в ведьмах ходит, как и я!..
Поэтому я была вынуждена перед монахом всячески изворачиваться, лгать ему о своей любви… Постоянно приходится прятаться под маской влюблённой женщины.
У Игнасио был порыв склонить меня к близости, но я чётко дала понять ему, что не могу отдаться другому мужчине, пока жив законный супруг. Вот, именно, что пока жив…
- Но если твой муж стоит между нами, давай избавимся от него! – не выдержал Игнасио Ортега, догнав меня, когда я выходила из кухни, где помогала Самии, во внутренний дворик.
- Любимый, ты о чём? – я покачала головой. - Мой муж сейчас воюет где-то в Бургундии. Сам посуди, до кого мы скорее доберёмся: до моей тётки Иеронимы с её любовником, которые сейчас во Флоренции и чувствуют себя безнаказанными, или до моего мужа, который чувствует то же самое, но находится далеко отсюда?
Монах на минуту замешкался.
- Вот, сам подумай, родной… - я приблизилась к Игнасио сзади и положила свои ладони ему на плечи, принявшись делать ему лёгкий массаж. – Сейчас самое главное отомстить моей тётке Иерониме с Марино, потом разыскать мужа моей покойной матери и убить его. Далее следует Пьер де Бревай, отец моих родителей. Он от меня тоже сострадания не дождётся, – я стала массировать монаху плечи чуть сильнее, заметив, что ему это пришлось по душе. – И, конечно же, Карл Смелый, которому мой муж служит…
- Кто ещё в твоём списке, мне интересно? – поразился Игнасио.
- Это все, - я нежно поцеловала Игнасио в губы, потом несильно прикусила мочку его уха. – А потом я аннулирую свой брак с Филиппом де Селонже, а ты отречёшься от своего сана…
- Допустим, - Игнасио вдруг резко развернулся и прижал меня к себе, касаясь губами шеи и ключиц. – Но что, если твой благоверный не захочет расторжения брака?
Я рассмеялась полудетским и наивным, но в то же время и коварным, смехом, обнажив зубки.
- У меня для таких случаев всегда под рукой яды… - я прыгнула прямо на руки Игнасио и обняла его за шею.
- И ты не побоишься взять столько грехов на душу? Пойдёшь на то, что станешь мужеубийцей? – ужаснулся монах.
Всё равно где-то в глубине его души сохранились ростки боязни греха…
В ответ на это я лишь хихикнула.
- Chi lo sa (кто знает? - ит.)? Нет, не боюсь… Любимый, мне уже поздно блюсти нравственность. Поздно бояться грешить, когда ты и так оступилась…
- Что ты хочешь сказать этим, Фьора?
- А ты думаешь, это не грех, Игнасио? – спросила я с хорошо разыгранной горечью. – Скажи, грешно ли, будучи замужней женщиной, любить священнослужителя?
На лице Игнасио появилось выражение угрюмой задумчивости.
- И ты не боишься всеобщего осуждения, если план пойдёт прахом?
- Если я ради тебя не побоялась совершить прелюбодеяние в своих мыслях и сердце, то побоюсь ли я мнения кучки убогих обывателей? Я люблю тебя… - прижимаюсь к мужчине ещё сильнее. - Ignacio ... Il mio amore, mio caro (Игнасио... Любовь моя, мой дорогой-ит.)... Il mio futuro marito, il padre dei miei figli (Мой будущий муж, отец моих детей-ит.) ... – шептала я страстно ему на ухо, с придыханием.
- Так сильно меня любишь? – спросил мужчина, ставя меня на ноги и поглаживая мои волосы.
- Sì! Ti amo con tutto il cuore, beatamente, Ignacio!( Да! Я люблю тебя всей душой, до умопомрачения, Игнасио! - ит.) – как будто в страстном порыве, я схватила его за руку и припала к ней губами.
- Фьора, ты что делаешь? – огорошенный таким вниманием, Игнасио отнял свою руку у меня. – Ты безумна… Что ты делаешь?
- Игнасио… - я нежно прикоснулась губами к его длинным пальцам.
- Фьора…
- Это ведь из-за тебя я стала безумной…
Я поджала губы и покачала головой. Со стороны похоже на то, что я подавляю в себе желание плакать.
- Фьора… - прошептал Игнасио, гладя мою руку.
- И ты мне веришь? – вдруг резко спросила я его.
- Ты о чём? – не понял монах.
- Мне нельзя верить… - обронила я уклончиво.
- Почему?
- Я же флорентийка, Игнасио… - шептала я, прижимаясь к нему всем телом. – Лучше не верь мне… Я специально буду тебя обольщать, чтобы ты мне верил…
Этот приём всегда срабатывает. Когда ты говоришь человеку не делать чего-то, он обязательно захочет это сделать! Это всё равно, что тебе скажут: «Не думай о розовой собаке. Я запрещаю тебе думать об этой розовой собаке…» Человек сразу же начнёт делать то, что его просили не делать! Он будет пытаться представить себе эту розовую собаку!