Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 30

- Да, – ответили из-за двери и мы вошли.

Кабинет лейтенанта Дархо был так же лишен всего, что можно было бы назвать лишним. Стол два стула. Шкаф с бумагами и тумба у стола. Огарок свечи, наклеенный просто на столешницу. Стопки бумаг, чернильница и перо. И идеальная чистота. Просто идеальная. Даже в нашем доме с более чем тридцатью горничными в штате, не бывало никогда такой чистоты.

И вот за столом сидел мужчина, возрастом приблизительно, как и мой отец, с темными с заметной проседью, волосами, могучими плечами, и такими же руками, без двух пальцев на правой и трех на - левой.

Юноша, который меня сопровождал, встал, натянувшись как струна.

- К вам посетитель. Кельвар Сальхэ. Желает поступить в ряды кадетов, – четко сказал страж и я невольно напрягся.

- Свободен, - буркнул лейтенант и парень, судя по всему тоже кадет, ушел.

Я остался стоять, не сводя глаз с лейтенанта. Разбитая челюсть ныла, а во рту не пропадал привкус крови. Но меня больше волновало то, что мне предстоит сейчас.

- Принят, – сказал лейтенант Дархо, не поднимая на меня взгляда и продолжая читать какую-то бумагу.

У меня даже дыхание перехватило. Не совсем понимая, правда ли это я переспросил:

- Простите, что?

И тогда он все же оторвался от своих записей и взглянул на меня.

- Что не понятно?

- Все понятно, – сказал я почему-то, так ничего и не поняв толком.





- Через два кабинета направо тебе объяснят все подробней. А сейчас пошел вон, – рявкнул он и я, кажется, понял, почему будущих кадетов так встречают. Просто чтобы не попадать в этот кабинет и не встречаться с начальством.

Мне и правда рассказали все. Что право посетить город у нас раз в месяц. Жить мы будем здесь все время обучения, и это обязательное условие. Чему я был несказанно рад. Кадетам полагается стипендия и питание. И даже то, что уйти мы можем в любое время. Это как раз было не понятно. Зачем поступать если не хочешь учиться? Хотя если бы знал, что меня ждет, то наверное не удивлялся бы.

А ждали меня казармы на более чем полсотни первого курса кадетов, из которых к концу года осталось едва больше половины. Изнуряющие тренировки с четырех часов утра, от которых ныли все мышцы. Лекции по математике, истории, стратегии, тактике, географии, политологии, культуре, при том всех смежных государств. Техника рукопашного боя, боя на мечах, стрельба из лука и арбалета. И многое другое. Иногда нас поднимали по тревоге ночью, и мы бегали или отрабатывали удары.

После трех недель этого издевательства, я впервые думал уйти. Но вспомнил, что уходить мне некуда и, сцепив зубы, с еще большим рвением продолжал учебу.

А уже через месяц из практики вернулся второй курс. А вместе с ним и Сати.

- Кельвар? Как же я рада тебя видеть, – сказала она после общего построения.

Я тоже был рад. О чем и сказал тогда ей.

- Это сначала тяжело. Потом привыкнешь.

Тогда я не поверил в то, что к такому можно привыкнуть. Но уже через несколько месяцев, понял, что уже не так болят мышцы, что даже ночью просыпаешься. Уже не так сложно записывать за тараторящим лектором. Все меньше синяков остается после тренировок и все легче преодолевать препятствия на площадке. Я привыкал. Действительно привыкал.

Но стоило немного расслабиться, как нас нагружали еже больше.

Сати ни разу не жаловалась. Хотя в те редкие часы, когда нам позволяли отдохнуть, мы редко разговаривали об учебе. Она рассказывала о семье, родителях, братьях, которые уже закончил учебу и сестрах, что уже выскочили замуж и с каждым годом все больше увеличивают и так не малочисленное семейство. А я все больше отмалчивался, а на ее вопросы о семье отвечал нехотя и односложно. И вскоре она оставила любые попытки меня разговорить. Но несмотря ни на что, я ждал этих посиделок. Мне нравилось даже просто сидеть с ней рядом. Вдыхать запах пряного тэрхи и мятных леденцов. Нравилось, как она отбрасывает волосы, как выгибается подставляя солнечным лучам шею и лицо. Как натягивается на груди черная кадетская куртка. И мне все больше хотелось обладать ею. Как женщиной. А с другой стороны не хотелось терять, возможно, единственного друга. И я отгонял от себя эти мысли. И пусть в академии не пресекались отношения между кадетами. Не хотелось быть у всех на языке. Хватало и того, что на меня и так поглядывали косо, а Сати вообще пришлось доказывать свое право учиться здесь силой и ловкостью еще на первом курсе.

К тому же она была тем единственным человеком, который общался со мной просто потому что хотел. А не по делу. Все же здесь знали кто я. И кто мои родители.