Страница 18 из 33
Всех нас поражают порой странные, необъяснимые никакими теориями вероятностей случайности, которые происходят в нашей жизни. Невидимые ниточки судеб тянутся своими извилистыми путями и вдруг сходятся в одном узле, оставляя потрясение или недоумение, заставляя сомневаться в простоте мира.
Старше Светы на пару курсов учился Жора. Он сам смеялся: «Ну какой из меня Георгий, к чертям собачачьим?» Он был длинный, какой-то вечно взъерошенный, лохматый и ослепительно рыжий.
Жора был талантлив. Талант его был особый, журналистский: он постоянно был в гуще событий, он, казалось, чувствовал, когда и где что-нибудь должно случиться, и уже был там как раз к началу. Он знал обо всём происходящем в городе и знаком был буквально со всеми. Плюс к этому, он умел говорить и убеждать. Уже на первом курсе он прославился на весь факультет, и сомневаться в его блестящем будущем не приходилось.
Со Светой он познакомился как-то случайно. По большому счёту, в общаге сложно избежать знакомств, тем более – симпатичным девчонкам и живчикам вроде Жоры. Он даже пытался за ней поухаживать, но как человек совсем неглупый быстро оставил это занятие. Они остались если не друзьями, то хорошими знакомыми, тем более, что были почти земляками – он был с Барнаула, а это от Новосиба – рукой подать.
Как-то раз Света заглянула к парням в комнату – забрать диск с музыкой и случайно зацепилась взглядом за короткое словечко «Тунь» на верхнем листе в стопке, лежащей на столе. Это было название речки, на которой погиб Никита. Света взяла листки в руки.
Это была запись интервью с каким-то, судя по всему, уголовником. Речь шла о воровской чести, и он рассказывал: мол, вот как раз был случай: после побега, шли они берегом этой самой Туни и забрели в ущелье. А там – тупик. А тут выносит прямо на них перевёрнутый плот и парня на нём. Тот их увидел, ну и нечего было терять, решили разузнать у него дорогу… и всё такое. А потом хотели уже пристукнуть его там, да Генерал пообещал его отпустить, – так и отпустили…
«…Ты вот смекай: нас трое при стволах, и он – один. И совсем лишний. Ему назначено просто было там остаться. Только по любому, слово воровское – закон, хотя бы может и спалил он нас… Отпустили его…»
Странное чувство охватило Свету. Уверенность в том, что это не просто совпадение, появилась сама собой, но что-то никак не вязалось… Тут было что-то ещё.
– Жора! Что это?
– Так, курсовую пишу, очерк.
– А… что за… это кто? Ну, рассказывает?
– Да на ноябрьские, домой ездил, а там как раз суд громкий шёл – зэки сбежали, неделю бегали, при этом кучу людей поубивали… Вот судили их… А я напросился на интервью, даже на два… С зэками. Типа – практика. Разрешили. Интересно вообще-то.
– Слушай, а подробнее там всё ты не знаешь?
– …?
– Тут… дело такое. Мне очень надо.
– Так ты в курсе? – Света покачала головой. Жора замялся. – Там, понимаешь, совсем нехорошая история была, как оказалось. Я до суда брал интервью и потом, после приговора. Им же вышку дали обоим. Зэк этот… Не верится, как может измениться человек! Ну ладно. Он сначала-то не углублялся, а второй раз… Вообще-то у меня же запись есть, с диктофона. Хочешь – послушай. А что тебе это так… Знакомый кто, что ли?
– Я потом расскажу, может, – Света улыбнулась ему, взяла кассету. – Спасибо.
***
Побег был жестокий. Убиты четверо охранников, потом совершенно посторонний дед – бандитам нужна была машина. Потом молодая женщина, которую они сбили, пролетая по городку на «жигулях» деда.
Потом они неделю шли по тайге, сами толком не зная куда. В одном из охотничьих зимовий убили старика алтайца, забрали ружьё, продукты; шли дальше. Наткнувшись на реку, решили идти вдоль берега. Места были глухие, они шли, уже почти не опасаясь и не прячась, когда на реке вдруг показался плот с восемью туристами-сплавщиками на нём. Притаившись за камнями, бандиты проводили катамаран глазами. Главарь беглецов, Генерал, прошипел:
– Может, не одни они, притаимся, подождём.
Через некоторое время показался второй плот, поменьше. Трое сидящих на нём спортсменов отчаянно гребли к дальнему берегу, но на водопаде плот перевернулся, и его вынесло в маленькую заводь как раз напротив того места, где прятались бандиты. Прятались – громко сказано: на узкой полоске берега спрятаться было практически невозможно.
Ребята, сплавщики, попытались перевернуть плот, скользя по камням, стоя по пояс в потоке, и в этот момент один из них заметил Коху.
Коха был настоящим психопатом, на зоне даже паханы старались с ним не связываться, чтоб не получить заточку в бок из-за какого-нибудь пустяка. В тот момент, когда парень-турист посмотрел удивлённо на Коху, тот, не задумываясь, поднял ружьё и всадил из обоих стволов прямо в растерянное лицо.
В рёве бушующей воды выстрелы прозвучали как-то негромко. Парень упал на камни, раскинув руки. К нему бросился второй, но раздался ещё один выстрел, и тот рухнул в воду. Генерал опустил ПМ и направился к берегу. Коха в это время лихорадочно перезаряжал ружьё и визгливо выл: «Попалили, суки, попалили…» Он поднял было двустволку вновь, но Генерал выбил её у него из рук. Коха, уже совсем невменяемый, мгновенно развернулся и бросился на Генерала, выхватив из сапога здоровенный нож, настоящую саблю, какими режут масло в магазинах. «Завалю, падла ё…» – он захлебнулся, напоровшись на короткий, сделанный в упор выстрел.