Монстром буду я

Пора заканчивать общаться с серенькими монстрами. Кстати об этом, рука вроде бы на месте, пальцы проверяю, тоже целы. Это он меня так напугать решил? А я ведь на самом деле поверила, до сих пор дрожу всем телом. Или это страх из-за видения? В голову закралась странная мысль, что видения как-то связаны с сереньким и нашей, так сказать, свадьбой.

А собственно где мой, прости Спаситель, муж? Похоже, я нахожусь все на той же поляне с поваленным деревом. Совсем рядом мирно потрескивает костер, но никакого серенького поблизости не наблюдается. Однако, зная этого монстра монстров, могу предположить, что он где-то рядом. Кажется, я даже слышу его злобное шипение. Вот только откуда?

Ох, как все болит! Косточки мои бедные! Ну что за изверг! Как так можно с женщиной, с женой, по его мнению, поступать?! Все тело ноет. Раны от его кольчуги болят! Да ещё я безумна зла! Как он мог так о моей готовке высказаться, мерзкий завоеватель! Судя по тому, что и щеки болят, в этот раз монстр проверял, не придуривалась ли я.

По раздавшемуся совсем близко шипению, догадалась: он где-то за деревом и от всей души кроет меня матом, и языка знать не нужно, одной интонации достаточно, чтобы это понять. Если встану, он может отрезать мне пальцы или руку, как и обещал.

Прикинусь спящей, возможно, конечно, захочет снова это проверить, и мне опять достанется. Но и бежать тоже не вариант, он так легко нашёл меня в тот раз, да и прибить его ещё охота.

Натужно вздыхаю, понимая всю скверную сущность своего бытия. Меня услышали, ибо захрустели ветки, и монстр монстров внезапно появился из-за дерева, нависнув надо мной. Визг ужаса вырвался сам собой, пока не поняла, что его волосы щекочут мне лицо. Надо же, он не в шлеме, понимаю причину этого, когда замечаю большой розовый синяк на его подбородке. Его черные глазки смотрят на меня с прищуром. Вот-вот меня разорвёт, а я не могу оторвать взгляд от синяка в форме сердечка на его подбородке. Как он таким-то получился? Да ещё реально розовый, самый, что ни на есть. Честно, я пыталась сдержать смех, пока он не зашипел что-то неразборчивое, но явно матерное. Прекращаю смеяться сама, пока мне не помогли, и быстро делаю серьёзное выражение лица.

– Твою мать, на кой так пугать?! – наехала на него, пока не пришёл в себя после моего смеха.

– Ты, – протянул он с недовольством, словно может видеть меня насквозь.

– Я, – немного неуместно улыбаюсь, пока пальцы нащупывали рядом ветку из костра.

– Я же сказал тебе не прикасаться ко мне, – обрушился он на меня с упреками, растягивая шипящие звуки в словах.

Сдаётся мне, что он чуточку зол из-за синяка, это хорошо, ибо я тоже ещё зла.

– А я и не прикасалась, я била тебя, – нагло улыбаюсь и, пока он не ожидает, бью его по голове горящей веткой.

Длинные патлы вспыхивают, но быстро гаснут, а металлическая перчатка сжимает мое горло. Почему я вытянула такую короткую ветку?! Он не душит меня, не сдавливает клешню, но от каждого моего движения на шее появляется порез, который жжет как огонь.

– Раз уж ты такая… глупая, – улыбается краем рта, – я объясню тебе, почему ты не должна меня трогать.

Вот надо было что-то заподозрить по этой страшной улыбке, но я как-то не успела. Прохладные губы прижались к моим, слегка приоткрытым от удивления, и мерзость, что вместо языка у него, ворвалась в рот. В этот раз рвотных позывов не было, ибо сразу за поцелуем последовало видение.

Вокруг много тел, тысячи и тысячи, все поле укрыто ими. В воздухе витает смрад гниения и пота, во рту привкус крови. Все чего-то ждут, они стоят сзади, целая армия сереньких. Поднимаю вверх меч, огромный, длинный, меч монстра монстров. Толпа за мной кричит «ВПЕРЕД», но мы не движемся. Наступает тьма, она заслоняет солнце и накрывает армию противника, еле заметную вдали, на другом конце бескрайнего поля.

На много километров вокруг ни одного дерева, как будто мы в степи. Под ногами хрустят чужие кости, пока иду вперед, вальяжно таща меч за собой. Армии сближаются, всадники обгоняют меня, первыми начиная бой. Уже вижу вражеских всадников, в серо-голубой амуниции с топорами наперевес. Кажется, это оборудование Ледвиги, цвета их флага. Поднимаю меч, чувствую что-то странное, отдаленно похожее на голод. Замахиваюсь и разрубаю сразу двоих: и лошадь, и всадника. Животное ржет, кричит в предсмертной агонии. Но этот звук исчезает в тысяче других звуков, что резко ударяют по ушам с началом боя. Поднимаю меч, чтобы добить и лошадь, и всадника, и мельком смотрю на него. Шлем упал с его головы, узкие глаза, бледное миловидное лицо, выходец из Ледвиги. Он пытается зажать рану руками, но уже слишком поздно, кишки обратно не соберешь. Эта картина не вызывает во мне никаких чувств, мне все равно. Один удар, и голова всадника покатилась по лежащим вповалку мёртвым телам, а я иду дальше, наступая на останки воинов Антанты и Ледвиги, словно на падаль под ногами.

Меня отпускают, видение исчезает, зато собственные чувства возвращаются. Отталкиваю от себя монстра и еле успеваю подняться на четвереньки, прежде чем желудок меня подводит. Перед глазами упорно стоит картина с подростком из Ледвиги и целой горы трупов. Рвотные позывы не прекращаются, даже когда в желудке ничего не остается. Меня обдает углями, когда монстр тушит ногой костер.

Поднимаю на него глаза, все ещё стоя на четвереньках, но не вижу его лица. Он снова в шлеме.

– Теперь-то поняла, что тебе лучше меня слушаться, – зловеще прогрохотало из-под шлема, и от звуков этого голоса по всему телу расползлись ледяные мурашки.

Хочу что-то сказать, спросить, что это вообще было, но меня хватает лишь на единственное, полное ненависти слово: «Монстр…». Вероятно, его неофициальное имя ему не нравилось, ибо он громко приказал мне встать, при этом угрожающе сжимая рукоять меча.

– Вперед, – повторил он, когда все же заставила себя подняться.

Как же мне плохо, все тело ломит, жжет и болит, не говоря уже о тошноте и усталости. Помимо воли возникает желание, чтобы все это уже закончилось. Красные щели смотрят на меня с прищуром, потому что я не двигаюсь, а упрямо стою в нескольких шагах от него. И что он сделает мне за неповиновение? Опять пригрозит отрезать конечность или перестанет издеваться и убьет, наконец?