Монстром буду я

Мои размышления прервал поток воздуха. Почувствовала его раньше, чем смогла понять, что это было. Воздушная волна ударила над головой и частично в ухо, дезориентировал меня. Однако реакция или страх заставили стремительно броситься вперед, сквозь кусты и бежать, куда глаза глядят. Сзади послышался жуткий треск, а затем по спине и голове ударила ветка, прижав к земле. Но даже после этого, несмотря на боль, поползла, выбираясь из-под ветки, которая на самом деле оказалась деревом. Он одним ударом срубил дерево, под которым я пряталась, чуть не убив меня дважды за раз: при ударе, и когда дерево начало падать.

– Ты же говорил, что не можешь меня убить?! – кричу в истерике, еле находя силы, дабы отползти.

Жуткий силуэт на фоне чёрного неба, на котором и звёзд не видно, одинокая луна за его спиной освещает зловеще сверкающие латы. Жуткая картина, как будто иллюстрация, нарисованная к страшной сказке, жаль, что для меня не найдется Ферера на белом коне, который спасет меня от неминуемой смерти. Я сама себе принц, а принцам негоже на земле перед врагом валяться. Стиснув зубы, поднимаюсь на ноги, пока он, все ещё не говоря и слова, стоит возле ствола. Молчанием, что ли, решил меня напугать? Поздравляю, у него получилось. Отступаю назад медленно, не спуская с него взгляда. В ушах так громко бьется сердце, что не сразу понимаю, что он что-то сказал. Только сделав ещё несколько осторожных шагов назад, отчетливо слышу: «Три пальца».

Меня пригвоздил к земле, пока судорожно припоминаю его слова. По коже уже не мурашки, а майские жуки ползают, так страшно. Нет, уж нет! Теперь точно пора валить! Хватаю ртом воздух и, развернувшись, хочу убежать снова, но далеко не получается. Меня резко останавливает жуткая боль, когда эта тварь за волосы схватила, да так рванула на себя, словно пытаясь вырвать половину. Кричу, хватаясь за голову и волосы, чтобы хоть немного ослабить боль. Такое чувство, что с меня скальп живьем снимают.

– Отпусти, отпусти, сволочь! – ору я, пытаясь ударить его ногой и вырываться.

Используя мои волосы, как поводок, он заставил пойти назад, к нему, буквально как собаку. Кажется, я теперь понимаю, почему все мужчины в армии волосы на голове коротко бреют.

– Думаю, одной руки будет достаточно, чтобы ты поняла: меня надо слушаться с первого раза! – он схватил своей клешней левую руку и дернул ее вверх.

Волосы снова упали на плечи, но теперь куда больше меня волнует конечность. Выкручиваюсь, стараясь встать хотя бы лицом к монстру, а не как до этого – спиной, почти беззащитной. Дергаю руку, но это бесполезно, лишь явственно ощущаю, как царапая до крови кожу чешуйками на броне. Даже не видя его страшного лица, точно уверена: он сейчас насмехается надо мной.

Как вообще в таком положении можно рубить кому-то руку?! Держа меня левой почти возле себя и замахиваясь такой огромной хренью, словно собираясь разрубить меня на две половинки? Как так можно?! Быстро бросаюсь, точнее говоря, запрыгиваю на него с визгом, пытаясь не обращать внимания, что чешуйки режут одежду и броню. Кричу, потому что больно и страшно, и от того, что не могу вырвать руку или как-то помешать ему ее отрезать. В этом неравном бою, почти вишу на нём, совсем как детеныш обезьянки, и не додумалась ни до чего лучшего, как снова попытаться содрать с него шлем. Поняв, что я хочу сделать, серенький, шипя ругательства на своем языке, воткнул меч в землю, чтобы попытаться отодрать меня от себя. У него, конечно же, это получилось, причем без особых усилий. Меня вздернули за левую руку, так, что касаюсь земли лишь носками сапог.

– Нет, нет, нет! Пожалуйста, нет! – завизжала, когда он поднял вторую руку, замахиваясь мечом. – Не делай этого!

– Почему это? – изуродованный шлемом голос не скрывает насмешки. – Я же тебя предупреждал. У тебя есть какая-то причина, почему я не должен тебя наказывать?

– Потому что мне будет больно, – отвечаю сразу же самое очевидное.

– Хм, – неоднозначно хмыкнул он вместо ответа, а затем снова взялся за рукоять меча. Вот тогда я поняла, что пора умолять и меня от страха слегка занесло.

– Не убивайте меня, у меня семья, дети! Как они без меня жить-то будут? Я ведь хорошая, трудолюбивая! Пощадите, а? Не виновата я, вы сами за мной пришли! Откуда же мне было знать, что вы настолько тупой, что во второй раз на ту же самую утку поведетесь?

Понимаю, что в какой-то момент ляпнула больше, чем следовало, но не понимаю в какой именно. То ли когда тупым назвала, то ли когда признала, что была свидетелем его конфуза с той серой бабой? Или вообще это было раньше? В любом случае сказанного не вернешь, и горящие красным огнем щели как-то нехорошо сощурились, подсказывая, что умолять у меня не получается.

– Может, тебе правую отрезать? – предложил этот гад, резко отпуская левую руку и хватая за правую. – В принципе, разницы никакой, зачем тебе правая рука? Писать ты точно не умеешь, а готовишь все равно ужасно.

Никто и никогда не хаял мою готовку, этот монстр монстров совсем границ не понимает, если отважился произнести подобную глупость. Причем уже второй раз! Если в первый раз у меня было задание, цель, то теперь меня ничего не останавливает. Раз уж посягнул на святое для меня, так и получи соответственно!

Вместо того чтобы вырвать правую руку, сжимаю его клешню, ещё больше разрезая чешуйками и так порезанную руку, и используя ее как опору. Моя правая нога проходится по его колену, не причиняя боль, а используя для толчка, чтобы  левой заехать по шлему сапогом. Шлем слетает, монстр хватает меня двумя руками, я вижу его полное злобы лицо и, не имея возможности ударить рукой, ударяю единственным, чем остается – лбом в его подбородок. Перед глазами все кружится, не чувствую ничего кроме боли, а затем эти чувства исчезают.

Перед глазами мелькают видения, но так быстро, что я не могу в них разобраться. Поле боя, усеянное трупами, руки в крови, такой красной и теплой, что я ощущаю ее даже когда прихожу в себя. Судорожно глотаю воздух ртом и по накрывшей меня волне боли понимаю, что это не сон.