Монстром буду я

Какая безвыходная ситуация, она смотрит на меня, я на нее. И сама ситуация комичная, как будто встретились два любовника в шкафу, прячась от мужа. Натянуто улыбнулась, не зная, что делать. Дверь-то вот она, совсем рядом, осталось лишь руку протянуть, но эта сомнительная девица уже заметила меня. Вон как глазками сверлит, наверняка тоже не знает, что со мной делать. Если поднимем шум, обе пострадаем от главнокомандующего, не думаю, что этот мужик будет разбираться, кто, зачем и с кем пришел в его покои. Вот же попала: один лишний звук и нам обеим конец.

Может, по-братски, верней по-сестрински договоримся? Я же не буду против, если она убьет главнокомандующего, наоборот, двумя руками «за»! Хотя у нее, конечно, вряд ли получится, но кого это заботит? Он ее прибьет или она его, я в любом случае в плюсе! Смерть захватчикам и всякое такое…

Тыкаю в ее сторону пальцем, выразительно строя гримасы, и показываю в сторону спальни, мол, иди, убивай его с миром. Затем показываю на себя и, перебирая в воздухе двумя пальцами, изображаю что-то из серии «я пойду» в сторону двери и мешать тебе не буду. Длинная пауза после моего вопросительного кивка затянулась. Затем сомнительная баба достала из-за пазухи своего странного одеяния что-то сомнительно похожее на нож. Лезвие загнуто, напоминает молодой месяц, ручка тоже загнутой формы – наверняка держать неудобно, так и порезаться можно. А где же хваленая женская солидарность?

Она сделала шаг ко мне, и плачевность ситуации заставила меня действовать. Из оружия под рукой лишь свернутые в трубочку планы, так что смело даю ей по башке ими. Казалось бы, бумага, а кинжал в ней застрял! Дернула рулон на себя, кинжал с громким звуком упал на пол. Мы застыли, смотря друг на друга, а затем подозрительная баба с испугом повернулась в сторону спальни. В этот момент я дернула на себя дверь и выбежала в коридор. Вспомнив, что живу не в пещере, захлопнула за собой дверь так громко, насколько это вообще возможно. Если звук падения кинжала он мог не услышать, то этот грохот проигнорировать не должен. На губах играет злорадная улыбка, но она исчезает, когда осознаю, что стою в луже крови. Она их зарезала, этих стражников. Глотки вспороты, у одного отрублена кисть руки, валяется рядом. Меня аж немного передернуло от такой картины.

Ручку двери за моей спиной дернули, но я ее крепко держу со своей стороны. Дверь дернули ещё раз, с такой силой, что, если бы не таскала по осени мешки с картошкой – никогда бы ее не смогла удержать. Она точно баба? Тощая такая, а вон сколько силы, когда приспичило! Стоять под дверью было глупо, но перспектива того, что меня могут вспороть кинжалом так же, как этих бедолаг, не оставляет выбора. Ещё раз дернулась дверь, а затем я услышала шипение и звук упавшей мебели. Ну, все, главнокомандующий обнаружил свою припозднившуюся гостю, а мне пора делать ноги. Дернулась в сторону и, отпустив дверь, поскользнулась, с громким криком шлёпнувшись в лужу крови. Хоть бы ковер постелили, сволочи! Подскочила, чуть не выпрыгнув из платья и пачкая украденные планы в крови. Дверь в покои главнокомандующего внезапно открылась, когда я уже была на полпути к лестнице. Не удержалась и оглянулась, когда за звуком ударившей об стену двери последовал непонятно чей, но смахивающий на бабский оглушительный визг. Кто ж так орет-то? Сам главнокомандующий или этот вопль подозрительной бабе принадлежит? Картина передо мной предстала эпическая: сомнительная красавица распласталась в крови ею же убитых, а главнокомандующий застыл на пороге, в одних штанах.

Неужто этот идиот снова наступил на те же грабли? Тощая курица барахталась в крови, пытаясь встать, а главнокомандующий стоит себе равнодушно и ничего не делает. Она же так убежит! Мужик, да что ты тупишь-то? Убей ее! Смотри, как обнаглела, твоих людей зарезала, а ты как последний…

– Да убей ее уже, идиот! – эта фраза вырвалась сама по себе, и, осознав, что произнесла её вслух, решила ретироваться куда подальше.

Сверкая пятками, побежала по лестнице до нижнего этажа, где и увидела удивительную картину: все охранявшие нас, то ли монстров от нас стражники валяются на полу. Сначала решила, что обнаглевшая доска и их перерезала, но потом заметила, как некоторые из них двигаются и храпят. Здесь и гадать не стоит, что мои бабушки постарались. Сами бабки нашлись на кухне, в полном боевом обмундировании со сковородками, скалками и кастрюлями наперевес. 

– Деточка, это что – кровь? – судорожно схватилась за сердце баба Люба.

– Цела, деточка? – закопошились остальные бабки, окружив меня.

– Времени нет объяснять, нужно срочно уходить. Чем вы их так усыпили? – спросила, снимая с себя грязное платье и надевая рубашку с нижними штанами, а сверху приготовленную стариками кожаную броню.

– Сон-травой, в поле деды нарвали, пока сено лошадям собирали, – ответила баба Галя, на скорую руку заплетая мне косу и завязывая ее красной лентой.

– Все готово? – спросила, закончив одеваться.

– Да, но, дочка, ты уверена, что оно того стоит? Все-таки убивать беззащитных…

– Какие они беззащитные? Это не женщины и дети – это воины! Они в любом случае убьют нас, почему мы должны их жалеть? Хватит болтать, выдвигаемся!

Пускай и говорила я весьма воинственно, но руки дрожали, когда староста отдал мне факел перед входом в катакомбы. Старики смотрели на меня с испугом, им никогда не доводилось принимать подобных решений, как и мне. Бросила факел без сожалений в разлитое масло, и пропитанные им тряпки загорелись. О том, что дедушки и бабушки пожалели сереньких и оставили двери в замке не запертыми – знаю, но им об этом не говорю. Не дело это старикам забирать жизнь у тех, кто и не пожил совсем. Пускай пожар не заберет их жизней, большинство уже начали просыпаться, пока мы по катакомбам и подвалам двигались, зато отвлекает.

– Береги себя, дочка, – сказал старейшина, вручив мне впервые настоящий меч.

На глаза навернулись слёзы, но я улыбнулась, пообещала, что мы ещё встретимся, и их родные к ним вернутся. Мы разделились у речки, далеко от замка. Дедушки и бабушки ушли в лес, в самую чащу, а я осталась возле русла реки.