Страница 78 из 107
Вой доносится снова – я слышу цоканье собачьих когтей по бетонированному полу погреба… Задушенная мною дворовая собака – оказывается, я повредил ей шею, и голова болтается на боку – радостно кидается ко мне, волоча заднюю ногу – почему я не удивляюсь? Собачьи глаза озорно блестят в полумраке – машинально провожу ладонью по её морде и стряхиваю с пальцев слюну.
Животное отстраняется от меня, пытается понюхать гнилую абрикосовую массу, которая вдруг оживает и обволакивает собаку, словно коконом…
Собравшись с силой, бью кулаком снизу вверх в тяжёлую крышку надо мною – та вдруг легко подаётся.
В комнате за время моего отсутствия произошли некоторые изменения: вся немногочисленная мебель сдвинута в угол, на полу стоит подсвечник из ноги козы, причём кто-то заменил в нём свечу с обычной парафиновой на какую-то странную восковую. Я присаживаюсь на корточки, охая от боли в подвёрнутой ноге, и вижу, что в воске самодельной свечи отчётливо видны мёртвые мухи – она наполовину состоит из мух…
Ты подвешена за руки к потолку, плоть с твоих ног, с икр уже кем-то объедена. Ты, странно… ты лишь беззвучно разеваешь рот, потому что не можешь кричать… из твоего рта мне под ноги начинают сыпаться зубы, следом шлёпается язык. Я страшусь поднять голову, чтобы увидеть, что же с тобою происходит – но моё любопытство вознаграждается помимо моей воли – твоя кожа с мокрым хлопком падает у моих ног.
Всё же поднимаю глаза – навстречу моему взгляду с потолка, взявшись из ниоткуда, спускается ещё одна петля – для меня, я так понимаю. Кто-то толкает в спину, прямо к этой петле… я трясу головой, прогоняя морок, и отчётливо слышу, как толкавший отступает – слышен сзади грохот шагов, как будто он обут в сапоги, что грохочут, словно копыта.
Не оглядываясь, распахиваю дверь, ведущую на веранду, но вместо дверного проёма передо мною огромная собачья пасть, источающая зловоние. Шарахаюсь назад, щёку задевает свисающая с потолка петля – и я на миг ойкаю, потому что она оставляет влажный след на щеке. Вытираю и обнюхиваю ладонь – пахнет кровью и абрикосами. Дверь сама собой закрывается и вновь распахивается… ничего сверхъестественного – открытая дверь и свет луны, пробивающийся в окна веранды.
Выхожу на крыльцо, и меня передёргивает: все деревья во дворе увешаны собачьими трупами, покачивающимися от лёгкого ночного ветра. Обернувшись, вижу в глубине дома, как твоя петля лопается, и ты шлёпаешься на пол, пытаешься подняться на полусъеденных ногах…
***
…Я просыпаюсь от того, что ты играешь со мной – я с охотой, ещё полусонный, отвечаю на твои ласки… какой у нас тут запах, нам нужно помыться сегодня же! Ты оказываешься сверху. В комнате, я вижу сквозь полуприкрытые веки, становится темнее, потому что твоё тело в позе «всадницы» на мне словно закрывает лучи весеннего солнца, бьющие в окно.
Всё кончается быстро.
«Ну и ерунда же мне снилась – бормочу, прикрыв глаза. – Дом твой действительно…»
Вместо ответа мохнатая когтистая лапа гладит меня по щеке, царапая, и я, ойкая от боли и морщась от запаха псины, окончательно просыпаюсь – чтобы увидеть голову той самой несчастной собаки, которую я вчера задушил, на твоих плечах.
Алексей Холодный
Чекист
Из сна вырвал телефон: он каждое утро истерит. Ещё не открыл глаза, а кажется, что шею змеёй обвил провод.
Осматриваюсь: всё по-старому. Сирена воет по ту сторону туго натянутой плёнки – ширмы. За ней – кабинет. Накинул гимнастёрку, вышел. Кое-как добрёл до стола, поднял трубку.
– Да, вводите.
Снаружи слышится возня. Смотрю в окно, пока один. Утро, раннее, ещё темно. В стекле отражается Мефистофель: тонкая бородка, крючок-нос – на таком хоть вешайся.
Из угла смотрит Хозяйка комнаты. Познакомились с ней, когда впервые спустил курок. Сидит на кресле-качалке. Одета в чёрное кружево, лицо скрывает вуаль. В костлявых пальцах – спицы: что-то вяжет.
Клацнула ручка. Дверь открыл голем: высокая масса в фуражке. Делает всё, что прикажу. Прорычал утробно:
– Группа седьмой категории.
– Этих в первую очередь.
В кабинет загнали десятерых. Каждый, кто попадает сюда, делится надвое ещё у порога. Душа отходит Хозяйке: только я её вижу. А тело, пустой кожаный мешок, – мне.
Команда, выстрел – минус один. Команда, выстрел… тот, что последний, до своей очереди погибает девять раз. Вон он, косоглазый – лежит трупом. Смотрит на нас с ней. В последний раз они все её видят. Но это длится недолго.
«Да, Мадам. Это ваш завтрак».
Кивает: довольна, но не удовлетворена.
– Уберите и давайте следующих.