Страница 104 из 107
Кто бывал во Владивостоке, должен помнить, какие там улицы: вверх-вниз, вверх-вниз. Горбы у перекормленного верблюда и то более пологие. Я спрашивал местных жителей, как они ходят по этим горам? На что они отвечали: вверх идти тяжело, зато вниз легко. Поживешь здесь полгода, перестаешь понимать, как люди по ровному месту ходить могут. Вот эти кучугуры и довели мою романтичную девушку до крайней степени романтизма.
– А давай, – предложила она, когда мы забрались на самый верх особо крутой улицы, – сбежим, взявшись за руки, вниз. Это будет, как полет двух журавлей.
И этот глупый лейтенант тоном Романа из известного фильма «Роман и Франческа» ответил:
– Давай!
Вы никогда не бегали пьяненьким под гору в развевающейся шинели? И не пробуйте. Вначале вы еще как-то контролируете ситуацию, но, приближаясь к подножию, ваши ноги начинают мелькать с такой частотой, что станковый пулемет позавидует. И тут стоит чуть оступиться – и все. Это досадное происшествие и произошло со мной. Попал под ногу камешек или нога сама в ямку, какую попала, но я, взмыв на высоту не менее двух метров, вошел в крутое пике и приземлился на самую выдающуюся часть лица. Тормозной путь, прочерченный на асфальте моим обликом, был не хуже, чем у «Жигулей», управляемых лихим водителем. Я и выматериться толком не успел, как на мою, распростертую на асфальте сущность, десятитонной бомбой упала моя недотрога.
Я мог полностью ощутить всю прелесть ее ранее недоступного тела. Но мне это почему-то и в голову не пришло. Выплюнув песок и мелкие камешки, набившиеся при торможении мне в рот, я довольно грубо прикрикнул на, придавившую меня к земле, Катюшу:
– Слезай!
Но она принялась стонать и плакать, что ушибла колено и порвала чулки. А теперь у нее нет таких чулок, и в чем она завтра пойдет искать работу, неизвестно. На мою шинель было страшно смотреть. А уж, какое у меня было лицо, и говорить нечего! Если бы жестокие апачи накинув мне на шею лассо, волочили бы меня по прериям не один десяток миль, то и тогда я бы выглядел приличнее.
Делать нечего. Я выполз из-под Катерины, подал ей руку и, как облезлый кот Базилио и хромая лиса Алиса, мы заковыляли назад в общежитие.
Саша не поднял даже голову, чтобы посмотреть, кто пришел. Он держал над ведром за головы двух студенток, которые, не желая за столом уступать Катерине, теперь издавали звуки известного тембра и характера. Он весело смеялся и приговаривал:
– Вот, будете знать, как с летчиками пить.
Когда он глянул на меня, то от смеха чуть не упустил девчонок в ведро.
Хорошо, что было темно, когда мы возвращались в заводскую гостиницу.
Геннадий Петрович только глянул на мое лицо и прошептал:
– Мамочки мои! Что комэск скажет.
Мы благополучно прилетели домой, сдали ракету. На другой день на построении комэск так на меня посмотрел, что задрожал стоявший рядом мой друг.
– Как же ты пойдешь на банкет с такой рожей? – спросил Виктор. – Осталось всего пять дней. Оно же не заживет.
– А вот спорим, заживет?
И действительно, пораженная асфальтовой болезнью область каждый день уменьшалась. И за полчаса до банкета я оторвал последний участок корки и сияющий, как портрет Дориана Грея, вошел в банкетный зал.
А Лена действительно приехала на каникулы в гарнизон. Неделю я скрывался от нее, так как слышал от друзей, что она меня ищет с какой–то бумажкой в руках. Я поставил на камень спичечный коробок и отошел на сто пятьдесят шагов. Шагов, а не метров! Коробок исчез из поля зрения. Вот проделайте такой эксперимент, и если вы увидите на этом расстоянии коробок, то вы беркут, а не человек. Нормальный человек не может на таком расстоянии увидеть спичечный коробок даже анфас. Я уже не говорю со стороны ребра.
Я все же встретился с ней и, чувствуя, что мои капиталы уменьшатся на триста-четыреста рублей, предложил пойти поискать мелкашку.
– А разве у тебя нет своей?
– Откуда? Я тогда стрелял из винтовки физорга. Но он перевелся, и где взять другую, ума не приложу.
tеще неделю побегала в поисках оружия, но так как она ничего не нашла, а я известные мне хранилища оружия не выдавал, считать теоретически наш спор проигранным я отказался. Согласились на ничью, выпили бутылку шампанского, нацеловались и объявили, что победили дружба и любовь.
Кошка загуляла
Жила в нашем гарнизоне морской авиации семья одна – Людмила и Толя. Анатолий – рослый, симпатичный капитан. На него все официантки в летной столовой заглядывались. И Людмила – чуть ниже среднего роста, фигурка ладненькая, ножки стройные, бутылочками. Глазки всегда долу, ни на кого не глянет. Не красавица, но мужики ее издалека замечали.
Двухкомнатную квартиру им быстро дали. Может, просто повезло, а может, причина, какая была. С квартирами туго было и с одним ребенком только однокомнатные давали. Катюша-пятиклассница Анатолию неродная дочка была. В те времена, если офицер брал жену с ребенком, квартиру им вне очереди давали. Правда, очередь у нас в полку понятие относительное. Я сам секретарем квартирной комиссии полка состоял. Комиссия – это так, для видимости. Как командир решит, так оно и будет. Иногда я ему подсказывать пытался, кому квартиру раньше других дать. Он, бывало, на меня глянет тигром, чтобы помалкивал, пока не спросят, но иногда прислушивался.