Страница 80 из 89
Слышала я, что в некоторых столичных трактирах грязнее, чем в помойной яме, но не особенно-то верила. Зря, конечно.
Милое местечко, в которое мы завернули с площади, назвать «грязным» у меня язык бы не повернулся. О, это уже была не просто грязь, это была целая эпоха, застывшая в жире и копоти на стенах, покрывшая столы и лавки налетом в палец толщиной, едким дымом повисшая в воздухе и липко чавкающая под ногами.
— Очаровательно, не правда ли, мой господин? — проворковала я, осторожно опускаясь на краешек скамьи, с которой только что рухнул на пол потный коротышка в трещащем по швам мундире Императорской кавалерии. Потом я осторожно принюхалась к оставшейся на столе кружке и тихо добавила: — Как думаешь, кувшина вина хватит, чтобы они решили, будто мы здесь надолго? Боюсь даже представить, какие закуски готовят на здешней кухне.
— Возьмем сразу два, так надежнее будет, — решил мой спутник и оглушительно свистнул, подзывая служанку.
Свистеть ему пришлось еще трижды, прежде чем растрепанная рябая девица соизволила покинуть колени бородача со знаком Гильдии ткачей на вороте и подплыть к нам, томно покачивая бедрами.
— Скажи-ка мне, красавица, не найдется ли в этом славном месте свободной комнаты, где скромный парень вроде меня мог бы немного отдохнуть и вкусить простых жизненных радостей? — осведомился мой спутник, словно бы невзначай вертя в длинных пальцах новенький серебряный кругляш.
— Господин такой шутник! В канун Перехода и за тюфяк на чердаке золотом платят, — кокетливо хихикнула служанка, а потом склонилась ближе, будто бы случайно прижимаясь грудью к плечу моего спутника, и зашептала горячо: — Есть одно местечко над конюшней, там чисто и клопов почти нет… для себя придержать хотела, но если господин пожелает…
— Мой господин привык довольствоваться малым, — скромно потупилась я, заодно поглубже спрятав лицо в тени капюшона.
— Да-да, нам и конюшня сгодится, — радостно подхватил мой «хозяин», ловким щелчком отправляя монетку прямо в щедро распахнутый вырез блузы, — И принеси нам пару кувшинчиков вина, милая. Какое же веселье без этого славного напитка?
— Как пожелаете, господин, — томно выдохнула девица и унеслась прочь, на ходу затягивая пояс своей неприлично короткой юбки.
— Золотой за ночлег, как же! В этих стенах, небось, и серебра никогда не видели, — проворчала я, доставая из-под плаща бутылку с отравой и отпивая хороший глоток.
— И давно ты цены узнавала? — невесело усмехнулся мой «господин», — Столица скоро по швам затрещит, а народ все прибывает. Скоро трактирщики начнут камни заднего двора за золото сдавать.
— И когда прикажут закрыть ворота, будет уже слишком поздно, — вырвалось у меня. Я охнула и поскорее зажала рот ладонью.
— Если что-то знаешь, то говори, — подозрительно сощурился мой спутник, и вдруг бесцеремонно ухватил меня за запястье, отводя мою руку от лица, и спросил резко, требовательно: — С чего бы кому-то закрывать ворота?
— С того, что праздники пройдут, а люди никуда не денутся и запасы еды в столице не бесконечны, — выпалила я, сама того не желая.
— Зачем им оставаться? — удивился этот не в меру любопытный господин.
Я открыла было рот, чтобы выболтать все, что знаю о творящихся за пределами столицы безобразиях, но желание откровенничать уже прошло, и вместо этого я сказала:
— Незачем, конечно. Нашел кого слушать, в самом деле! Я от этой отравы скоро договорюсь до того, что снег теплый и кони по небу летают.
Он покосился недоверчиво, но расспрашивать дальше не стал. И на том спасибо.
— В той чаше горечь слез слилась со сладостью обмана, — продекламировала я, принюхавшись к принесенному служанкой «вину». Больше всего оно напоминало воду, которой отмывали от котла безнадежно пригоревшую кашу.
— И лишь безумец осушить ее рискнет, — легко подхватил мой спутник и тут же подозрительно прищурился. — Так, говоришь, ты простая деревенская девушка?
— А пес разберет, кто я теперь, — с готовностью откликнулась я, готовая говорить о чем угодно, только бы не о гибнущем мире. — Родилась на дорогах, от старшей ветви, да еще и последней в роду матери, так что ремесло даже выбирать не пришлось. Оно у меня полжизни сожрало, а вторая половина в болотах утопла. Вот баллад знаю много, это да. Как, думаешь, нас натаскивают путь запоминать? Да просто зубрим все, что под руку подвернется, пока само получаться не начнет.
— О вас всякое болтают, — скучающе обронил мой собеседник, но глаза его отчего-то заблестели азартно, как у мальчишки на первой охоте. — Якобы, заблудиться проводник не может, потому что нюхом чует, где какая сторона света и не теряет направление, даже если ему мешок на голову нацепить. Врут, ясное дело.
— Может и врут, может и нет, — в тон ему протянула я, а потом ухмыльнулась и небрежно ткнула пальцем в сторону двери, — а только сад, в котором мы прятались, вон там, всего в квартале отсюда. Мы, пока в повозке катались, три раза мимо него проехали. Я даже подумывала спросить, чем тебе так приглянулось это унылое место.
— Отличное место, между прочим. Спрятать можно хоть конный отряд, — немного обиженно заявил этот любитель запущенных садов и вдруг весь подобрался, как звероящер перед прыжком. — Хватай свою отраву, сейчас начнется веселье. Самое время, а то наш соглядатай уже воркует со здешней красоткой.
— И скажу! Пущай все знают, что Сверре Дикий не боится жаб, вроде тебя! — взревел какой-то толстяк, вскакивая на ноги и с грохотом переворачивая стол.